– Если мы не знаем мотива, это не значит, что его нет, – возразил полковник.
– Хорошо, – продолжал Кротов, – если есть какой-то скрытый мотив, внезапно «нарисовавшийся» за три дня, прошедшие с момента покупки путёвки, зачем ему так странно врезаться? Ну свернул бы за десять метров до столба – и сразу на тот свет. И потом, если мотив был, его поведение хоть как-то должно было измениться, а жена отмечает, что всё утро подполковник вёл себя как всегда, ни малейшего изменения в поведении она не заметила, по крайней мере за двадцать минут до его гибели.
– А если мотив появился именно за эти двадцать минут, с момента выхода его из дома до гибели? – продолжал полковник. – Незнание мотива женой тоже не означает, что его не было. Надо допросить сына, родственников, может, они что-то знают.
– Конечно, – ответил Андрей, – всех опросим, всё выясним. Только чутьё мне подсказывает, что это ничего не даст.
– А с чем мне идти к руководству? Сказать, что у нас нет ни одной версии? – возмущался полковник. – Вы что думаете? – обратился он к экспертам.
Те молчали, пожимая плечами.
– Есть одна версия, – оживлённо сказал Кротов.
– Так, – с энтузиазмом в голосе произнёс полковник.
– Если мы исключаем несчастный случай и самоубийство, остаётся убийство, – продолжал майор.
– Но в авто никого не было. За рулём находился Овчинников, – заметил Осипович.
– Да, но машина ехала прямолинейно, не снижая скорости до самого объекта столкновения. Если представить, что вся система управления автомобиля была заблокирована, то есть в какой-то момент он вошёл в ступор и не срабатывали педали, коробка передач, ручной тормоз и руль. Машина ехала с неизменной скоростью, и, что бы Овчинников ни делал, она не реагировала, а продолжала движение. Понятно, что сама она так повести себя не могла, но, может, её кто-то переделал, влез в компьютер машины, переделал управление, а в нужный момент по сигналу ввёл машину в ступор? Бедный подполковник что бы ни делал, машина слепо неслась к цели. А с перепугу у него подпрыгнуло давление и лопнули сосуды в глазах.
– А что… нормальная версия, – воодушевлённо сказал полковник. Вы что думаете? – обратился он к экспертам.
– Теоретически возможно, но на практике такого я не встречал, – возразил Иваныч.
– Когда будет готова экспертиза по машине? – строго спросил Осипович у эксперта.
– По машине… не ранее завтрашнего вечера, надо привлекать специалистов сервиса «Ниссана», – перестраховывался Иваныч.
– Завтра к обеду экспертиза по машине должна лежать у меня на столе, привлекайте кого хотите. Особое внимание обратите на любые сторонние механизмы и компьютер этого «Кашкая». На данный момент это самая вразумительная версия. Я к руководству, а ты, Андрей, поезжай во Фрунзенское РУВД, там, как я тебе уже говорил, возбуждено дело по факту гибели друга Овчинникова, прокурора Партизанского района Мурашко, который бросился под поезд в метро на станции «Фрунзенская» через час с хвостиком после гибели начальника криминальной милиции Фрунзенского района. Они были друзьями.
– Откуда такая информация? – поинтересовался Кротов.
– Из службы собственной безопасности позвонили, – ответил Осипович, – во Фрунзенском районе сейчас сотрудники опрашивают начальника РУВД и подчинённых Овчинникова. Все материалы и протоколы допросов они тебе предоставят, вы работаете в одной группе по общему уголовному делу. Кстати, городская прокуратура тоже на ушах стоит: самоубийство прокурора в центре города! Такого на моей памяти в Минске ещё не было. Заодно и посмотришь дело о гибели Мурашко, возможно, будет что-то общее.
– Ну и на десерт, – продолжал полковник, – заедешь в Октябрьское РУВД, там дело о гибели судьи Ленинского района Гусакова, который утром выпал из окна лестничной клетки на улице Воронянского. Это ещё одна жертва из погибшей сегодня троицы. Тоже информация ССБ.
Осипович встал из-за стола.
– Все свободны, о любой значимой информации мне немедленно докладывать по телефону, – громко сказал полковник.
– Да… неожиданный поворот, – выходя из кабинета начальника, сказал майор Кротов.
Иваныч, соглашаясь, кивал головой.
– Какое-то кровавое утро, – сказал Волобуев, почёсывая затылок.
Глава 2
Синдикат киллеров
Оставшись без обеда, Андрей поехал во Фрунзенское РУВД. Он надеялся застать там сотрудников собственной безопасности МВД, чтобы лично выяснить, откуда у них такая оперативная информация о дружбе трёх погибших. «Возможно, – думал Кротов, – они проводили по убитым какие-то оперативные мероприятия, грубо говоря, вели разработку по какому-нибудь АОД. Может, вместе взятку брали за решение вопроса?»
«А что?.. – майор продолжал выстраивать цепочку. – Криминальная милиция „замыливает“ какое-то преступление, прокуратура прикрывает, а суд выносит оправдательный приговор. Правда, – думал Андрей, – здесь будет один серьёзный нюанс. Ведь районы-то у всех разные: милиция – во Фрунзенском, прокурор – в Партизанском, а судья – в Ленинском. Сложно решить вопрос по определённому делу, надо вовлекать в тему дополнительных людей».
К тому же Овчинникова он знал лично: это был классный опер, и вряд ли он бы подписался на какую-нибудь авантюру со взяткой.
«Хотя всё бывает: и жук свистит, и бык летает, – продолжал думать Кротов, подъезжая к Фрунзенскому РУВД, – ясно одно: если они были под колпаком ССБ, у тех есть все данные об их перемещениях, телефонных разговорах, встречах с возможными фигурантами и т. д… Эта информация может очень сильно продвинуть все три расследования. Только вот вряд ли они поделятся такой информацией, им выгоднее самим раскрыть преступления, записав себе в актив серьёзное дело».
Зайдя в РУВД, Кротов представился дежурному и спросил, не уехали ли министерские. Дежурный ответил:
– Они в двенадцатом кабинете.
Майор быстрым шагом направился в двенадцатый кабинет, инстинктивно пытаясь успеть, чтобы застать всех на месте. Войдя в кабинет, он увидел собирающихся уходить сотрудников службы собственной безопасности МВД. Он знал их в лицо. Это были майор Дмитрий Волохов и капитан Антон Сакович. Их отчеств Кротов не знал. Они, конечно же, тоже знали Кротова в лицо.
– Здравствуйте, господа эсэсбэшники, – торжественно произнёс Кротов.
– Здравствуй, Андрей, мы тебя давно ждём, вот уже уходить собирались, – сказал Волохов, старший в этой компании.
– Да, – сбавил обороты Кротов, – мы, возможно, будем работать вместе по Овчинникову.
– Знаем, – ответил капитан Сакович, – уже допросили почти всех его подчинённых и непосредственного руководителя, начальника РУВД полковника Ковалевича, —протягивал протоколы допросов коллега.
– И что? Есть что-то? – бегло перелистывая протоколы, спросил Кротов.
– Не был. Не замечен. Не участвовал, – громко, с паузой, отчеканил капитан. – Протоколы ничего не дадут, подполковник характеризуется всеми только с положительной стороны: компетентный, справедливый, неподкупный, – продолжал Сакович.
– А вы? – неожиданно спросил Кротов, глядя прямо в глаза Волохову.
Он хотел взять этих бойцов «на пушку», якобы про колпак он всё знает, чтобы вынудить тех хоть немного поделиться информацией, которая бы прояснила это запутанное дело. Ведь времени обмениваться любезностями, письмами и запросами с их службой просто не было, да и недолюбливал Андрей их сотрудников. А кому приятно, когда есть люди, цель которых – найти, мягко говоря, недочёты в твоей работе. Но относился он к ним с уважением, понимая, что без них тоже никак нельзя. Вот Кротов и пошёл на них лобовой кавалерийской атакой:
– Вы характеризуете его со всех этих сторон? – и, не давая ответить на свой же вопрос, продолжал: – Я знаю, что Овчинников у вас в разработке, а Мурашко и Гусаков проходят как его сообщники по вашему оперативному делу. У меня есть стопроцентная информация, что его слушало ваше ведомство, – не унимался Андрей. И видя, что уже начинает перегибать палку, как бы в подтверждение своих слов привёл довод:
– Иначе как бы ваше руководство так оперативно нашло связь между гибелью этих трёх влиятельных людей, да ещё и сообщило моему руководству, что они были друзьями?
Волохов заулыбался, Сакович непонимающими глазами смотрел то на Кротова, то на своего коллегу, пытаясь сделать вид, что он в курсе, хотя Андрею сразу стало ясно, что этот не при делах.
– Ясно, майор, – улыбаясь, продолжал Волохов, – значит, ты решил, что мы его «вели». Уверяю тебя, – словами заботливого отца продолжал Дмитрий, – всё гораздо прозаичнее, чем ты решил. Мы с Антохой, – кивая на Саковича, рапортовал Волохов, – утром по заданию своего руководства приехали сюда, чтобы допросить сотрудников РУВД по факту гибели начальника их криминальной милиции. А тут все бегают, суетятся, половину оперов из розыска отправляют на станцию метро «Фрунзенская» по факту гибели прокурора. Там даже станцию перекрыли. В дежурке нам сказали, что этот прокурор был другом Овчинникова, об этом в РУВД все знают, никаких секретов тут нет. А через полчаса после начала допроса сотрудников к нам зашёл дежурный и показал сводку по городу, где чётко было написано, что судья Гусаков выпал из окна шестого этажа, по факту чего и возбуждено «октябрятами» уголовное дело. Так вот, этот же дежурный нам и сказал, что судья был их общим другом, что они вместе ездили на рыбалку, так как все заядлые рыбаки. Вылови тут любого опера, и он тебе, не стесняясь, расскажет, с кем его начальник ездит на рыбалку. Никакого секрета здесь нет. Мы сразу же позвонили своему руководству и сообщили всё это. И уже наши начальники «под знаком таинственности», как это нередко бывает, скорее всего, сообщили вашим. Вот и пошли слухи о какой-то разработке. Кстати, в протоколах допросов сотрудников РУВД связь трёх погибших отражена.
– Да, всё именно так… – теперь уже уверенно кивал головой Сакович.
– Расслабься, Кротов, – продолжил Волохов, – никакого АОД у нас на Овчинникова нет и не было. Если бы было, нас бы не сюда послали рутинной писаниной заниматься, а мы бы уже убийц брали.
«Поют они, конечно, складно, – подумал Кротов, – но дело по разработке могли и „заныкать“ куда-нибудь подальше, особенно если в нём была информация о том, что может произойти убийство фигурантов, а они эту информацию проворонили, и фигуранты погибли. Вот то, что я взял их на „пушку“ и у меня никакой информации по возможной разработке нет, похоже, этот опытный лис Волохов понял».
– Ладно… – неудовлетворённо произнёс Кротов, – протоколы вы мне оставляете?
– Мы передадим их вам через канцелярию, – уходя, ответил Волохов.
Кротов вышел вслед за ними и в коридоре спросил у пробегающего мимо опера:
– Кто у вас занимается гибелью прокурора на «Фрунзенской»?
– Капитан Маевский из семнадцатого кабинета, – ответил тот.
Кротов, не теряя времени, направился туда. Зайдя в кабинет, он поздоровался и спросил капитана Маевского.
– Это я, – ответил самый старший из трёх присутствующих в кабинете.
Визуально его Кротов знал, но лично знаком не был.
– Майор Кротов, – представился Андрей, – можно просто Андрей, мне надо ознакомиться с материалами дела о гибели прокурора Мурашко, вам должны были звонить из министерства.
– Да, конечно, – ответил Маевский, – мне сообщили, – и, протянув руку, представился: – Владимир.
Поздоровавшись с остальными операми, Степаном и Виталием, Андрей сразу перешёл к делу:
– Экспертиза уже есть?
– Полной экспертизы по вскрытию трупа пока нет, есть заключение по анализу крови, – протягивая бумажку, говорил Маевский, – ничего, ни алкоголя, ни наркотиков, ни сильнодействующих медпрепаратов не найдено.
– А видео с камер метро сняли? – интересовался Андрей.
– Конечно, вот уже третий раз просматриваем, – показывая на компьютер Степана, ответил Владимир.
– Посмотрим вместе, – предложил Кротов.
– Хорошо, – ответили опера, усаживаясь за компьютер с записью.
Смотрели внимательно, буквально покадрово, особенно сам момент гибели. Вот прокурор стоит спокойно на платформе, примерно на её середине, вокруг хватает людей. Но видно, что его никто не толкает, находящиеся рядом могли, конечно, на него воздействовать словесно, но не физически. На записи это чётко прослеживается. Вот приближается поезд, а прокурор как ни в чём не бывало начинает движение, будто заходит в вагон, хотя состав только подъезжает. Прокурор ступает в неподошедший вагон, падает вниз, и тут же его «накрывает» поезд. Шансов выжить ноль.
– Типичное самоубийство, – сказал Виталик, вглядываясь в экран.
– Не совсем, – парировал Андрей, – смотри, Мурашко начинает движение, делает шаг, второй, третий, – тыча в экран пальцем, продолжал Кротов, – и вот пошёл четвёртый шаг, именно шаг, как будто дальше есть поверхность, а её там уже нет… Если бы он готовился к самоубийству, он бы прыгнул в яму перед поездом, а он хотел зайти в вагон.
– Значит, это нетипичное самоубийство, – процедил Виталий.
– Очень умно… – посмотрел на него Андрей.
– На камере чётко видно, что глаза у него открыты, он понимает, куда идёт, – оправдывался опер, – может, он видел поезд, а поверхность платформы не заметил, вот и оступился.
– Кстати, по поводу глаз, – вмешался в спор Маевский, – вот протокол осмотра трупа, я сам его составлял. Так вот, белки у него были красные, как у варёного рака или вампира, словно лопнули все глазные сосуды.
Кротова от этой фразы передёрнуло. Он медленно повернул голову в сторону Маевского, потянулся за протоколом, взял его, стал буквально вчитываться в эту бумагу.
– Что? – почти хором спросили опера.
Через небольшую паузу Андрей ответил:
– У вашего начальника Овчинникова тоже глаза были как у вампира, я сам осматривал его.
– Вот это поворот! – выдавил из себя Маевский.
– Получается, – задумчиво продолжал Кротов, – это именно убийства, и убийства, связанные между собой. Только Овчинников был на машине, а Мурашко воспользовался метро.
– Получается… – повторил третий опер Степан.
– А почему прокурор был не на машине? Что он делал в метро? – вдруг оживился Андрей, подумав, что автомобиль могли намерено испортить. Это была бы зацепка.
Виталий парировал:
– Всё у него есть: и личная, и служебная машина, просто ему от прокуратуры Партизанского района гораздо проще и быстрее до городской добираться на метро, одна ветка, с метро «Тракторный завод» до «Фрунзенской» 15 минут. А на машине полчаса минимум, да и то если не будет пробок. Мы говорили с прокурорскими, он всегда так ездил, это его типичный маршрут.
– И что теперь? – с оживлением спросил Маевский, – эти дела надо объединять, получается, вы у нас это дело заберёте?
– Думаю, да, – взвешивая всё, ответил Кротов, – для объединения дел есть два очень серьёзных довода: близкое знакомство погибших и нетипично красные глаза, ну и способ убийства или гибели: они как бы добровольно пошли на смерть и приняли её. Скорее всего, этого будет достаточно для объединения.
– Вот и хорошо, – выдохнул Маевский, – забирайте тогда дело сейчас.
– Нет, – ответил Кротов, – я дело забирать не буду, и решение об объединении дел принимаю не я, доложу руководству.
Он медленно изучал дело:
– И родственников успели допросить, и сослуживцев, – восхищаясь, говорил Кротов.
– А то! Мы же работаем, – как бы хвалясь, отвечал Маевский, – только это ничего не дало, всё как обычно, у него был самый типичный день, зацепок ноль. И домочадцы, и сослуживцы никаких изменений в поведении прокурора не заметили.
– Ладно, мне пора, – посмотрев на мобильник, сказал Андрей, – совсем поздно, а мне ещё в Октябрьское ехать, посмотреть материалы о гибели судьи Гусакова надо. Может, хоть там всё проще окажется.
– Удачи тебе, – опять почти дружно сказали опера.
Оставив дело, Кротов вышел из кабинета, направился к выходу из РУВД, но по дороге всё же зашёл в местную дежурку и уточнил, поднимался ли дежурный со сводкой в двенадцатый кабинет и рассказывал ли им о знакомстве трёх погибших. В дежурке всё это подтвердили.