Беллерофонт - Артемьева Ольга


Часть

I

.

Глава 1.

Сигнал будильника монотонно повторялся. Лейтенант Стоянович открыл глаза и посмотрел на тыльную сторону своей ладони. Маленький вмонтированный дисплей iBody мигал зеленым светом, показывая время: 6:00. Мирослав сжал руку в кулак, и будильник выключился. Сразу после этого на циферблате высветились красные цифры и электронный голос сказал: «Сахар в крови повышен, вам будет автоматически введена рекомендуемая доза продлённого инсулина». Мирослав посидел несколько минут на кровати, а затем стал собираться.

Лейтенант быстро оделся, взял респиратор и вышел на улицу. Было еще темно, и, поскольку последние лет 150 ночное освещение в Москве из экономии не включали, молодой человек шел практически наугад. Ночью в городе было легче дышать, чем днем. Во-первых, действовало ограничение на использование личного транспорта. Во-вторых, в темное время суток было намного прохладнее, иногда столбик термометра опускался даже до плюс 17 градусов по Цельсию. «Сегодня как-то особенно свежо, – подумал Стоянович, – и дымом почти не пахнет, видно ветер поменялся».

Молодой человек сел в свой аэромобиль и полетел в сторону области. Мирославу было 24 года, в прошлом году он окончил Высшие курсы военно-космической подготовки, и вот уже полгода, как он работал в Центральном Военно-Космическом Управлении. Помимо основной работы, военным космонавтам было предписано раз в неделю посещать специальный тренировочный центр, расположенный на той же территории. Сегодня был как раз такой день. Мирослав должен был явиться в ЦВКУ к 6.30 утра, так как кроме тренировки должна была состояться еще и медкомиссия, которую военные космонавты, как и все жители Земли, проходили раз в месяц.

Мирослав поздоровался с приятелями космонавтами, стоящими в очереди. Настроение у всех было приподнятое, ребята радовались перемене ветра и обсуждали главную новость сегодняшнего дня.

– Эй, Мир, ты слышал, что доктор Гроссман отправлен на пенсию? – спросил Мирослава его бывший однокурсник и лучший друг Дэвид.

– Нет, а что с ним случилось, ему же всего 37 лет? Мне казалось, у него была неразвивающаяся форма патологии.

– Так-то оно так, да только Межконтинентальная Комиссия посчитала, что даже частично глухой человек не может работать врачом в ЦВКУ. И они предложили ему перевестись в любую другую медчасть на выбор, а он очень оскорбился и отправился на пенсию.

– Как жаль, – сказал Мир. – Он был хороший доктор, хоть и мало понимал в моей болезни.

– Не переживай, друг, теперь нами займется доктор Миллер, – сказал другой приятель Мирослава Максим, при этом загадочно улыбнувшись.

– Кто он? Я его знаю? – спросил Стоянович, нахмурившись.

Дэвид с улыбкой ответил:

– Новый врач у нас теперь – женщина. И я ставлю ящик пива, что на этот раз тебе понадобится не больше недели.

Мирослав удивленно поднял брови и хотел было возмутиться, но в этот момент дверь кабинета распахнулась, из него выглянула робот-медсестра и сказала: «Следующий по списку лейтенант Стоянович!». Мирослав улыбнулся зашушукавшимся ребятам и, сделав серьезное лицо, зашел в кабинет.

В кабинете за столом сидела молодая очень смуглая женщина. На вид ей было не больше 30 лет, а так как все современные жители Земли в той или иной мере были наделены азиатскими чертами, определить ее возраст было довольно трудно. Её прямые, черные как уголь волосы были собраны в пучок, глаза были почти черного цвета. Мирослав не без удовольствия отметил про себя, что женщина очень красива и необычна.

– Лейтенант Военно-Космических Войск Объединенного Правительства Земли Мирослав Стоянович, 2204 года рождения, прибыл для прохождения медицинского обследования, код патологии 286-597! – отрапортовал Мирослав.

– Вольно, лейтенант, оставьте этот официоз, вы не на параде – строго сказала доктор Миллер, и голос ее также показался Мирославу очень приятным. – Меня зовут Даниэла Миллер, я новый врач вашего Центра. Сейчас я задам вам вопросы, касающиеся вашего анамнеза. Готовы?

– Готов, доктор Миллер! – Мирослав невольно улыбнулся, и ему на долю секунды показалось, что доктор еле заметно улыбнулась ему в ответ.

– Итак, начнем. Повторите код вашей патологии.

– 286-597.

– Степень?

– Легкая.

– Пользуетесь какой помпой?

– RX-513, внедренной в iBody.

– Переливания крови делали?

– Нет.

– Процент вашего слуха?

– 86%.

– Зрение?

– Минус 3 – левый глаз, минус 2 – правый.

– Последняя коррекция зрения когда у вас была?

– В прошлом году.

– Как часто корректируете?

– Дважды в год.

– Зубные протезы когда поставили?

– В 2213 году.

– Сколько раз меняли их?

– Два раза, в 2220 и 2227 годах.

Доктор Миллер зачитала еще пару десятков обычных для медкомиссии вопросов, на которые Мирославу так много раз приходилось отвечать. Когда список закончился, доктор повернула голову к Мирославу и спросила:

– Какие еще отклонения у вас есть?

– Все общие отклонения, плюс отклонения, соответствующие патологии.

– Что-то еще?

–Ничего.

Сделав какие-то пометки в компьютере, доктор Миллер попросила Мирослава лечь на кушетку, и стала присоединять к нему различные датчики. Закончив измерения, Даниэла взяла у лейтенанта кровь из вены и поместила колбу в маленькую камеру. Затем доктор велела Мирославу встать на специальную беговую дорожку, и, закрепив провода, сняла показания с датчиков в динамике. После этой процедуры последовала еще одна: на Мирослава надели специальную маску и поместили в специальный бокс, в котором также находились всевозможные датчики, измерившие его давление, пульс и другие показатели в условиях невесомости.

Сняв все показатели, доктор Миллер села за компьютер и, попросив лейтенанта подождать, принялась обрабатывать данные. На гигантском экране отражались разноцветные диаграммы, графики и таблицы.

Мирослав посмотрел на доктора и подумал, что Даниэла определенно ему нравится. Лейтенант Стоянович всегда обращал внимание на привлекательных женщин, а они почти всегда отвечали ему взаимностью. У Мирослава было много ярких романов, но никогда не было серьезных отношений. Да и само понятие «отношения» за последние сто лет сильно трансформировалось. Раньше люди на Земле встречались, общались, между ними возникали взаимные чувства, потом они женились, заводили детей путем естественного зачатия. В век патологий естественное зачатие давно уже было невозможно. Организмы мужчин и женщин перестали функционировать нормально, и помимо специфических патологий, у населения Земли давно атрофировалась репродуктивная система. Люди могли заниматься сексом, но не могли посредством этого секса размножаться. Вопрос воспроизведения потомства решался при помощи экстракорпорального оплодотворения яйцеклеток более-менее здоровых женщин донорской спермой.

При таком подходе к репродукции необходимость заводить семью постепенно отпала. Будущие родители чаще всего даже не были между собой знакомы. Подбор производился по медицинским показаниям: задача стояла просто – взять двух максимально здоровых особей и сделать из генов не до конца разбитого болезнями человека.

Так было и с родителями Мирослава. У его отца был сахарный диабет в очень легкой форме, у мамы был порок сердца. По нынешним временам – почти здоровые люди, на которых не мог не обратить внимания Межконтинентальный Департамент Сохранения Здоровья. Родителей Стояновича никто не спрашивал о том, хотят ли они заводить общих детей: их просто поставили перед фактом, как и всех остальных жителей Земли, лишенных права выбирать, от кого они хотят заводить детей.

Тем временем, Доктор Миллер закончила свои вычисления и отвела глаза от гигантского экрана с таблицами и радиограммами. Она с удивлением смотрела на Мирослава.

– Это поразительно! – после некоторой паузы сказала она. – У вас нереальные для нашего времени показатели!

– Я знаю, – ответил Мирослав. – Врачи часто говорят мне это.

– И патология у вас легкая, – воскликнула Миллер и улыбнулась.

– Да, многие позавидовали бы, как вы считаете, доктор?

Улыбка соскользнула с лица девушки, и она вдруг стала очень серьезно ответила:

– Нет, Мирослав, я так не считаю….

– Почему же?

– Я думаю, что люди давно уже разучились завидовать друг другу. Ведь всем нам давно одинаково. Понимаете?

– Не совсем…

– Всем одинаково хорошо и одинаково плохо. Хорошо, когда болезнь отступает, плохо – когда обостряется. Все одинаково каждый день преодолевают своё недомогание, одинаково борются с недугом. Все одинаково поглощены собой и своим здоровьем, которое стало единственной ценностью в современной жизни. И очень трудно сказать, кому хуже, пациенту больному сахарным диабетом, которому ампутировали обе ноги, или же человеку, например, от рождения слепому. Вы и сами прекрасно знаете, что сегодня ваша форма патологии может быть легкой, а завтра она может необъяснимо резко начать прогрессировать. Поэтому я бы не стала на вашем месте хвастаться тем, что так хрупко, и что на самом деле от вас не зависит.

Мирослав виновато посмотрел на доктора и, готовый сквозь землю провалиться от стыда, проговорил:

– Простите, доктор Миллер, я как всегда ляпнул, не подумав. А ведь мне, действительно, просто повезло: из четырех прижившихся эмбрионов только я один дожил до 24 лет…. Один эмбрион перестал развиваться в середине срока, моя сестра умерла в раннем детстве, а брат скончался 3 года назад от лейкоза…. Слишком дорогая цена за один более-менее здоровый организм!

– Я знаю, лейтенант Стоянович, я изучала ваш профайл. И должна вам сказать, история болезни вас и вашей семьи очень заинтересовала меня. Вот что… Сразу перейду к делу. Ознакомившись с вашим анамнезом, я пришла к выводу, что нам необходимо сделать более тщательную диспансеризацию, с целью изучить уникальные особенности вашего организма. Вы знаете, что я, помимо всего прочего, занимаюсь еще и изучением проблем человеческой репродукции? Вы слышали что-то о программе «Беллерофонт»?

– О проблемах человеческой репродукции я, конечно, наслышан, а вот о программе почти ничего не знаю, меня как-то раньше эта тема не особо интересовала, – ответил Мирослав, с любопытством глядя на девушку.

Доктор Миллер пояснила:

– Не буду вдаваться в подробности, но, как известно, вся наша репродуктивная программа базируется на скрещивании здоровых генов доноров, за счет предимплантационной диагностики мы стараемся смодулировать более-менее здоровый организм, насколько вообще это возможно в современных реалиях. Нас интересуют люди с законсервированными патологиями. Вы и сами должны понимать, что ваши данные просто не могут не стать предметом пристального исследования. Согласием вашего руководства я заручусь. На обследование вас будут отпускать в рабочие часы.

– От моего личного желания, как я понимаю, мало что зависит, я всю жизнь сдаю какие-то тесты и анализы, как, впрочем, и все остальные люди, надо полагать, – ответил Мирослав.

– Приезжайте сюда прямо завтра, к восьми утра. Ничего с утра не ешьте, я буду брать у вас кровь. Да, и еще. Называйте меня Даниэлой, надеюсь, что наше сотрудничество станет долгим и плодотворным.

С этими словами Даниэла протянула Мирославу руку. Лейтенант пожал крошечную ладошку доктора и уже собирался было выйти из кабинета, как вдруг обернулся и сказал:

– Даниэла! Простите, я знаю, это конфиденциальная информация, и я пойму, если вы не станете отвечать, но раз уж мы с вами будем вместе работать…. Скажите, а какова ваша патология?

– Ничего необычного, Мирослав. У меня, как и у вас, сахарный диабет.

Глава 2.

Вот уже два с половиной месяца Мирослав утром каждого буднего дня приезжал в Центр Подготовки. Доктор Миллер брала у него какие-то анализы, проводила различные исследования, изучала особенности его организма. Затем они прощались, и Мирослав уезжал на работу. А вечером он приезжал домой, а Даниэла уже ждала его там: чуть более месяца назад деловые отношения Мирослава с Даниэлой переросли в близкие. Вернее сказать, они стали близки физически. Лейтенант Стоянович не предавал этому роману значения большего, чем всем предыдущим своим отношениям. Безусловно, Мирославу нравилось проводить время с Даниэлой. И дело было не только в сексе, но и в простом общении. Доктор Миллер была интересным собеседником, ее легкий нрав и оптимизм делали общение с Даниэлой приятным, непринужденным и не претендующим на что-то более серьезное.

Обычно лейтенант Стоянович оставался с женщиной ровно до тех пор, пока она ему не надоедала. Пока ему было легко и весело, он не задумывался об определении статуса своих отношений. Само понятие «любовь» давно устарело и в современном Мирославу языке, который представлял собой некую смесь английского и китайского, это слово встречалось разве что в романах позапрошлого столетия. Нет, люди не забыли о том, что такое чувство есть, и возможно некоторым счастливчикам даже довелось эту «любовь» испытать в той или иной мере. Но большинству современников Мирослава на протяжении всей своей большей частью очень короткой жизни не представлялось шанса даже задуматься о своих чувствах. Слишком тяжело большинству жителей Земли давался каждый новый прожитый день. Смыслом существования людей стала битва с собственными болезнями.

Лейтенант Стоянович никогда не интересовался внутренним миром женщин, с которыми он встречался на том или ином этапе своей жизни. В общем-то, ему было на это наплевать. Однако в последнее время Мирослав стал замечать, что Даниэла ведет себя как-то странно. Понаблюдав за ней несколько дней, Стоянович с удивлением предположил, что девушка начала испытывать к нему чувства, непохожие на те, которые питали к нему его прежние подруги.

Улыбка, которой Миллер встречала его каждое утро, несла в себе какой-то особенный, ни на что не похожий заряд энергии. Когда Мирослав встречался с девушкой глазами, ему казалось, что он физически чувствует волну тепла, которая с ног до головы обжигала его. Даже физическая близость с Даниэлой отличалась от его прежних сексуальных опытов с женщинами. Можно было называть это как угодно, но постепенно Мирославу стало совершенно очевидно, что Миллер относится к нему как-то особенно. И, чем больше Стоянович думал об этом, тем яснее он понимал, что сам он ничего подобного к Даниэле не испытывает.

Это открытие очень неприятно поразило и даже раздражило Мирослава. Каждый раз теперь после общения с Миллер он изводил себя размышлениями на тему любви: «Какой ужас! Неужели я не в состоянии ничего почувствовать? Она совершенно точно что-то испытывает ко мне. Она очень красива, умна, образованна, у нее прекрасное чувство юмора, а меня все это совершенно не трогает! Нет, конечно, Даниэла мне нравится, мне с ней хорошо и приятно, но это совсем не то. Значит ли это, что я просто не способен любить, если даже ТАКАЯ женщина не вызывает во мне никакого отклика?».

После нескольких недель бесконечных раздумий Мирослав решил откровенно поговорить с Даниэлой. В тот день девушка после работы, как всегда, приехала к Стояновичу домой. За последние два столетия население Земли сократилось в десять раз, и даже в самых крупных городах проживало совсем немного людей, поэтому проблем с жильем абсолютно никто на планете не испытывал. Мирослав жил один в огромной трехуровневой квартире недалеко от центра города. Даниэла тоже жила в центре Москвы в просторной квартире, но вместе с ней жила ее умирающая мама, поэтому встречаться удобнее было у Стояновича.

Москва оставалась одним из немногих городов, в которых экологическая обстановка оставалась более-менее приемлемой для обитания. При этом город за двести лет превратился из самой морозной столицы – в самую не жаркую. Большинство других крупных мегаполисов из-за глобального потепления и загрязнения людям пришлось покинуть.

Припарковав свой аэромобиль, Миллер подошла к подъезду и прислонила ладонь к монитору на двери. Дверь плавно открылась. Девушка на лифте поднялась на нужный этаж, приложила руку к ручке двери и после завершения идентификации зашла в квартиру. Даниэла сняла респиратор, затем разделась и прошла в гостиную. Мирослава в ней не оказалось, и девушка поднялась на второй уровень, на котором располагался довольно просторный тренажерный зал, где Стоянович занимался каждый вечер. Увидев молодого человека, Даниэла улыбнулась той самой улыбкой, которая заставляла так сильно переживать Мирослава в последние дни.

Дальше