– Привет, лейтенант! – сказала Даниэла и потянулась к Мирославу, чтобы поцеловать его. Однако Стоянович мягко отстранил ее и хмуро пробурчал:
– Привет, доктор! Сейчас я закончу и подойду!
Доктор Миллер рассеянно кивнула и странно посмотрела на Мирослава. «Вот опять этот взгляд», – отметил про себя лейтенант.
Даниэла вернулась в гостиную и присев на кожаный диван открыла в своем планшете почту. Миллер выглядела озадаченной и немного взволнованной. Когда Стоянович зашел к ней, Даниэла внимательно рассматривала два файла, судя по всему это были какие-то анализы, которые девушка пыталась сравнить.
– Ничего не понимаю, здесь значения, как и в моей таблице, – прошептала Миллер, не видя стоящего за спиной Мирослава.
– Что случилось? – тихо спросил Стоянович.
Доктор Миллер вздрогнула и быстро свернула экран. Вновь рассеянно улыбнувшись, она ответила:
– Да нет, ничего не случилось, просто какая-то путаница с анализами…
– Понятно, – сказал Мирослав и многозначительно кашлянул.
Затем молодой человек помолчал немного и, глядя на озадаченную Даниэлу, неуверенно добавил:
– Мне поговорить с тобой надо.
– Что-то случилось? – спросила теперь уже Даниэла, и взгляд ее стал слегка встревоженным.
– Нет! Не волнуйся! – ответил Стоянович. – То есть, да, случилось…. Вернее, я тебя как раз и хотел спросить, случилось или нет…
Даниэла, еще больше встревоженная, вопросительно посмотрела на Мира, который растерянно начал:
– Ты-ы-ы…. Вернее, я-а-а…. Короче, мне-э-э…
– Что, чёрт возьми, произошло?! Говори уже, а то у меня давление поднялось! – рявкнула в конце концов Даниэла.
– В общем, не знаю, как спросить, и правильно ли ты меня поймешь, – пробормотал Мирослав и опять замялся.
– Я теряю терпение, Стоянович! – зловеще прошипела доктор Миллер.
– А ладно! Ты что-то можешь чувствовать к мужчине? – выпалил Мирослав наконец.
– Что? – не поняла Даниэла.
– Ну, ты любила когда-нибудь мужчину?.. или женщину? – спросил Стоянович.
Тревога сменилась на лице Даниэлы крайним удивлением.
– А почему ты спрашиваешь? – начала было она.
Однако Мирослав быстро прервал ее:
– Просто ответь!
– Я не задумывалась об этом, – произнесла девушка. – Раньше не было поводов об этом размышлять. Все мои романы развивались одинаково: я с кем-нибудь случайно знакомилась. Чаще всего на работе, потом мы начинали встречаться, потом мне или ему это надоедало, так как мы оба были слишком заняты насущными проблемами. В моей жизни не было места сантиментам. Наверное, я разучилась чувствовать что-то глубокое и настоящее, как это ни печально. Я стараюсь не уделять внимания этой стороне вопроса. И самое интересное, что ни один из моих мужчин никогда до тебя не спрашивал меня ни о чем подобном. Так почему тебя это волнует?
Даниэла внимательно смотрела на Мирослава, и во взгляде ее читалось явное напряжение. Однако, ничего не замечая, Мирослав облегченно вздохнул, и как ни в чем не бывало сказал:
– Я просто подумал, что у тебя ко мне какие-то особенные чувства. Ты какая-то грустная в последние дни, как будто бы ты расстроена чем-то. Или мне показалось?
Доктор Миллер немного замялась, отведя в сторону глаза, однако поспешила уверить Мирослава в обратном:
– Нет, к тебе это не имеет никакого отношения, я просто кое-что странное обнаружила в анализах на соответствие, это касается моей работы в области бесплодия, ничего особенного, короче.
– Ну, тогда ладно, хорошо, что я ошибся! Я очень рад, что ты относишься к нашим встречам так же, как и я. Ты мне безумно нравишься, но к чему-то серьезному я однозначно не готов. Но ведь это и не нужно, нам ведь и так очень хорошо вместе, правда? Прямо камень с души упал! Что ты там говорила про бесплодие? Я могу как-то помочь тебе, ну, там найти что-то?
– Нет, что ты, спасибо, я сама разберусь, уверена, это какое-то недоразумение, – ответила Миллер.
– Тогда пойдем скорее на кухню, я там кое-что приготовил для тебя, – с этими словами Стоянович наклонился к девушке и чмокнул ее в лоб.
Лицо Даниэлы стало вдруг на мгновение печальным, но она быстро справилась с собой и, улыбнувшись, сказала:
– Конечно, пойдем, я очень проголодалась, только сначала я приму душ.
Мирослав спустился на первый уровень квартиры и прошел на кухню, а Даниэла решила принять душ наверху, в гостевой ванной. Девушка разделась и отключила вмонтированный под кожу iBody, затем зашла в кабину, и на нее автоматически полилась вода.
Доктор Миллер была очень расстроена, хотя сама еще не до конца понимала почему. Вопрос, который задал ей Мирослав, вызвал в ее душе крайне противоречивые чувства. Даниэла действительно никогда не пыталась как-то анализировать свои прежние отношения с мужчинами. Ей было легко и весело с ее предыдущими партнерами, они к ней хорошо относились, она приятно проводила время в их компании. Но Даниэла только теперь поняла, что она абсолютно ничего к ним не чувствовала. Они вместе куда-то ходили, смеялись, шутили, занимались сексом, ни о чем друг друга не спрашивали и не нагружали друг друга своими проблемами. Конечно, никакой душевной близости в этих отношениях не было, разве что дружеская привязанность, помноженная на физическое влечение. Такие отношения легко прекращались, и это устраивало и Даниэлу, и всех ее прежних любовников.
Почти все бывшие бойфренды упоминали о том, что ничего серьезного не хотят, что им просто хорошо вместе, и как прекрасно, что в современном мире ничего не нужно усложнять чувствами. Даниэлу подобные рассуждения никогда не обижали, и, в целом, она придерживалась такого же мнения – главное взаимная симпатия, простота и непринужденность, свобода закончить эти отношения так же легко, как они начались. Однако сегодня, когда Мирослав вдруг задал ей свой вопрос, девушку словно осенило, что он абсолютно прав – на этот раз все иначе, и она давно уже относится к Стояновичу не так, как ко всем мужчинам, которые были у нее до этого. И хотя вопрос лейтенанта прозвучал неожиданно, ей хватило доли секунды, чтобы наконец сознаться себе в том, что, как бы ни называлось это чувство, она его к Мирославу испытывает. Потрясенная и даже расстроенная этим открытием, она не захотела признаться в этом самому Стояновичу. Его реакция на ее ответ еще больше убедила Даниэлу в правильности такого решения. «Незачем этим его грузить СЕЙЧАС, – думала Даниэла, – мне надо сначала самой в этом разобраться. Какая-то чертовщина с анализами. Ах, еще это письмо из Департамента, как же всё это некстати!».
Сегодня днем, уже после того, как Мирослав уехал, Даниэла получила письмо от заместителя председателя Межконтинентального Департамента Сохранения Здоровья, отвечающего за репродуктивную политику Земли. В нем говорилось, что генетической пробе лейтенанта Стояновича присвоена высшая категория и его биоматериал необходимо совместить с биоматериалом женщины с такими же показателями по здоровью. Одного взгляда на номер выбранного МДСЗ женского биоматериала доктору Миллер хватило, чтобы понять, что это её собственные яйцеклетки, замороженные десять лет назад. Впрочем, в тот момент этот факт Даниэлу даже не удивил, ведь ее показатели по теперешним меркам были одними из самых высоких. А судя по тому, что ее выбрали из сотни женщин с высшей категорией генетической пробы, она являлась донором САМЫХ здоровых яйцеклеток по сравнению со всеми имеющимися в хранилище. Именно такие яйцеклетки могли выбрать для оплодотворения спермой самого здорового мужчины из ныне живущих. Так долго сталкиваясь с различными видами патологий, доктор Миллер уже при первичном осмотре Стояновича осознала, что пациента настолько здорового она еще не видела. Полтора месяца наблюдений и сравнений с уже имеющимся в хранилище биоматериалом подтвердили тот факт, что гены Мирослава наименее подвержены патологическим изменениям. И выбор его в качестве биологического отца по программе репродукции был лишь вопросом времени.
На протяжении последнего столетия у всех жителей Земли при достижении ими 16-летнего возраста принудительно забирали биоматериал для дальнейшего хранения и исследования. Сперму и яйцеклетки замораживали, затем тщательно исследовали их на предмет патологических отклонений и присваивали им «категорию здоровья». Параллельно проводились регулярные медицинские осмотры носителя генофонда, и если до достижения им возраста 25-27 лет его заболевание не начинало резко прогрессировать, его привлекали к репродуктивной программе. В рамках программы «Беллерофонт» их исследовали на совместимость и наиболее подходящие друг другу скрещивали. В случае, если экстракорпоральное оплодотворение проходило успешно, эмбрионы подсаживали женщине-донору для дальнейшего вынашивания.
Многолетние попытки сохранить беременность в искусственной камере, имитирующей женский организм, также не привели ни к какому результату. Затем для вынашивания стали использовать суррогатных матерей. Но чем сильнее в последние два столетия ухудшалось здоровье землян, тем чаще суррогатные беременности прерывались, и со временем стало возможным делать подсадки только самим женщинам-донорам. Только организм той женщины, чьи яйцеклетки использовались для искусственного оплодотворения, не отторгал полученные эмбрионы.
В случае удачной подсадки сохранить такую беременность было все равно крайне сложно. Женщинам-донорам заблаговременно начинали вводить специальные препараты, затем они всю беременность наблюдались в клинике, и даже если не было видимой угрозы плодам, ей ежедневно вводили лекарства, дабы избежать выкидыша. Состояние женщины осложнялось еще и тем, что такие беременности почти всегда бывали многоплодными. Количество плодов доходило иногда до шести или даже восьми. Естественно, беременные не могли ни ходить, ни даже сидеть, они почти всё время лежали на спине с поднятыми вверх ногами, а животы их обматывали специальной пленкой, чтобы не треснула кожа.
Несмотря на всё это, все до единой женщины Земли мечтали, чтобы выбор МДСЗ пал на них. Никто никогда не жаловался, не думал о боли и прочих неудобствах. Выбранные женщины были неимоверно счастливы, что им предоставляется шанс хотя бы попытаться произвести на свет потомство. Ведь пройдя через множество страданий и лишений, эти счастливицы, пусть и с некоторыми оговорками, но становились матерями.
Даниэлу вопрос репродукции волновал с самого детства. Девушка много занималась проблемами естественного зачатия в университете, и параллельно с факультетом врачебного дела посещала лекции Питера Йоханссона – одного из последних специалистов в области естественного зачатия у людей. Со временем доктор Миллер написала несколько работ по этой проблеме, а после окончания интернатуры даже открыла научно-исследовательскую лабораторию при Центре Репродукции. Возглавить ее, Даниэла попросила профессора Йоханссона, и он с радостью дал свое согласие, однако, поработать вместе они почти не успели, так как спустя всего два месяца после открытия лаборатории Питер скончался от острой почечной недостаточности. Доктор Миллер, прекрасно понимая, что область медицины, которая так ее волновала, считалась, мягко говоря, неперспективной, не теряя времени, открыла фонд памяти профессора Йоханссона.
Благодаря имени и связям Питера, девушке удалось заручиться поддержкой некоторых крупных ученых, и МДСЗ разрешил Даниэле и впредь заниматься своими теоретическими разработками. В естественное размножение, впрочем, по прошествии двухсот лет уже давно никто не верил, и потому все относились к работе доктора Миллер крайне скептически. За долгие годы искусственное оплодотворение стало считаться единственно возможным вариантом продолжения рода, другие способы даже перестали рассматриваться и все научные знания из этой сферы постепенно стали забываться, так как молодых докторов, желающих заниматься тем, чего давно нет в природе, не находилось. Доктору Миллер было на это решительно наплевать – ей просто были интересны научные исследования в этом вопросе – пусть даже и чисто теоретические.
Сегодня утром Даниэла, прочитав письмо из МДСЗ, касающееся Мирослава, сразу зашла и на свою личную страницу. Там она, как и ожидала, также обнаружила письмо от МДСЗ, в котором говорилось, что ее яйцеклетки выбраны для искусственного оплодотворения их спермой донора. К письму прилагались анализы на совместимость, которые обязательно проводились в таком случае. Открыв свой собственный анализ крови, доктор Миллер сразу поняла, что в него закралась какая-то ошибка. В ходе своих исследований Даниэла регулярно делала анализы своей собственной крови. Значения, указанные в файле МДСЗ в корне не соответствовали значениям, которые она выявила сама, хотя даты забора крови случайно совпали. При этом расхождение было столь велико, что списать его на различие реагентов и оборудования было нельзя. Решив, что она сама ошиблась, доктор Миллер решила сделать анализ заново. Однако, странные цифры с этой минуты никак не выходили у Даниэлы из головы.
Мирославу пока ничего не сообщалось, так как собственно сам он был нужен только в заключительной фазе процедуры для подписания определенных бумаг, что по сути являлось чистой формальностью, так как никому и в голову не приходило подвергать сомнению приказы МДСЗ. В письме говорилось, что Мирославу будет сообщено обо всем после его возвращения. Это означало, что в случае удачного проведения ЭКО, Даниэле уже через 3 месяца будут подсажены полученные эмбрионы.
Поразмыслив немного, Даниэла решила сверить данные и из анализа лейтенанта Стояновича. К своему удивлению, она также обнаружила полнейшее несоответствие. Совершенно запутавшись, доктор Миллер решила, что все-таки что-то не в порядке с ее реагентами. Предположить, что ошиблись в лаборатории самого Министерства Здравоохранения, Даниэла и в мыслях не могла. Затем Миллер написала письмо доктору Шульцу и попросила его прислать ей на почту новые таблицы с референсными значениями. «Возможно, я что-то путаю», – подумала девушка.
Перестав перебирать возможные версии несоответствия анализов, Даниэла немного успокоилась. С этого самого момента, необыкновенная радость вдруг наполнила сердце девушки. Работа в области медицины научила доктора Миллер относиться ко всему хладнокровно и отстраненно, однако сегодня Даниэла не могла сдержать чувств. Она рассеянно улыбалась все утро, тем самым усугубив и без того небезосновательные подозрения Мирослава. Миллер не слушала, что бубнил робот по поводу перерасхода каких-то там медицинских препаратов. Она забыла вовремя отправить очередной отчет в Центральное Военно-Космическое Управление. Даниэла не стала обедать и, впервые за столько лет, не поехала после основной работы в свою лабораторию. Быстро накинув плащ, девушка чуть не вышла на улицу без респиратора. Все мысли Миллер были о том, что, если все пройдет успешно, уже через год, она станет матерью. А ведь она уже давно перестала об этом мечтать. Даниэла представляла, как увидит своих крошечных близнецов, как сможет заботиться о них, воспитывать и любить их. Она думала о том, как изменится и обретет наконец новый смысл ее жизнь, радовалась мысли, что наконец-то её удушающее одиночество отступит.
Однако больше всего ее будоражила новость о том, что теперь они с Мирославом будут навсегда связаны самыми прочными на свете узами – общими детьми. Столько лет мечтая о материнстве, Даниэла сама теперь не могла понять, чему она больше рада: тому что её выбрали для воспроизведения потомства или тому, что донором станет Мирослав. «Какой кошмар! – подумала Даниэла, вылезая из душа, – Он узнает всё через месяц, когда вернется с космодрома!». Девушка посмотрела на себя в зеркало и задумчиво улыбнулась.
Глава 3.
В понедельник утром Мирослав простился с Даниэлой и отправился на военный аэродром. На аэродроме его и остальных космонавтов, направленных, на ежегодные военные сборы на космодром, уже ждал самолет. Через 40 минут военные космонавты приземлились на аэродроме нового плавучего космодрома Equatorial launch, который построили около 10 лет назад. Новый космодром представлял собой гигантскую океанскую платформу, базирующуюся вблизи экватора. Запуски, производимые с экватора, позволяли выводить спутники на орбиту с наименьшими энергетическими затратами, именно поэтому строительство таких платформ стало широко распространено уже в начале XXII века.
Мирослав ни разу не был здесь, и настроение у него было приподнятое. Все вокруг казалось ему новым и интересным, новые люди, новые тренажеры, новые задания, – всё это будоражило его воображение.
После обеда космонавтам дали 2 часа отдыха, предварительно сообщив, где будет проходить вечерний сбор. Мирослав поспал в самолете, поэтому, бросив вещи, он решил потратить время отдыха на осмотр окрестностей.