Всё вокруг шевелилось, тёрлось, пульсировало. Казалось, Полина с головой ушла в трясину, кишащую червеобразными существами, в их живую рыхлую массу.
Это всё темнота, Пол. Это темнота. Протяни руку и пойми, что никого нет.
Она заставила себя поднять левую руку, и кто-то тут же прикоснулся к ней ладонью, сухой, покрытой жесткими волосами. Сильные пальцы переплелись с её пальцами, раздвинув их до боли.
Полина вскрикнула.
Кричи, Пол. Пока ты не закричишь, я тебя не вытащу.
Конечно, нет – она хотела вскрикнуть, гортанно и мощно, расцарапав горло. Пусть бы крик вырвался из тела и рассеял вязкую страшную темноту, словно светозвуковая бомба. Но она молчала. Незримый голос копился в ней, раздувался, наливался силой и никак не мог найти дорогу наружу, а она наполнялась и наполнялась им, как кожаный мешок, готовый лопнуть и уже расходящийся по швам.
От чудовищной силы, родившейся внутри – в утробе, костях, крови – её затрясло, заколотило. Яму заполнил запах гниющей плоти, до омерзения сладкий и навязчивый.
Полина запрокинула голову и открыла рот, распахнув крику дверь, приглашая голос выйти в темноту и освободить её. Слёзы заливали лицо и, кажется, текли отовсюду: из глаз, носа, ушей, даже из пор кожи.
Полина истекала слезами.
А может… кровью?
И пока это происходило, в голове возникала странная мысль. Она не пришла из ниоткуда, мысль жила внутри Полины уже давно, с самого её рождения. Мысль огромная, всепоглощающая. Она отвоевала себе место в голове.
«Ненавижу, – повторяла мысль. – Ненавижу его. Я ненавижу его. Как он мог поступить так со мной? Как он мог?..».
Мысль кричала всё громче, завывала, шипела, хохотала.
Пластмассовый корпус диктофона в правой руке Полины с каждой секундой вибрировал ощутимее и сильнее. На плёнке записывалось всё, что происходило вокруг, и Полина подумала о том, что, даже если ей суждено умереть здесь, в этой адской яме, когда-нибудь кто-то всё равно найдёт её диктофон и прослушает кассету. Она так надеялась на это, очень надеялась и…
…неожиданно настил хрустнул и сдвинулся.
Появилась та самая – благословенная – полоска света, о которой Полина мечтала целую вечность назад. Луч фонаря резанул пыльное пространство. Полина оглядела яму и не увидела тех страшных рук, что ей померещились. Но сама яма преобразилась. Вместо глинистых стен предстали кирпичные, монументальные, серые, округлые, как в колодце.
Под ногами лежала пирамидка из веток, ловушка для сатаны.
Тебе всё привиделось, Пол. Дура! Дура, глупая трусиха. Трусиха. Ты провалилась в заброшенный колодец.
Она взглянула наверх, протянула руки. В полоске света мелькнула тень, появилось лицо.
– Ты свободна, Пол, – уловила Полина чей-то голос, далёкий, утробный, рокочущий, словно к ней обращались из другого мира, и даже не удивилась тому, что по-настоящему услышала его, этот голос. Она его услышала, хотя была глухой.
Вот только это был не Костя.
Он так и не вернулся.
Глава 1. Омытый слезами
Сентябрь, наши дни
Если ехать по федеральной трассе М10 на Северо-Запад, минуя Тверь и не доезжая Торжка, притормозить у одной из заправочных станций сети «ЭнергоПолюс» и за билбордом «Мотель «У Петра» свернуть налево, в сторону многочисленных приволжских речушек и частично судоходной Тверцы, преодолеть километров пятьдесят вполне приличной асфальтированной дороги и ещё километров пятнадцать плохой асфальтированной дороги, можно добраться до того места, которое ряд непризнанных учёных именовали бы «геопатогенной зоной».
Впрочем, никто и никогда не исследовал её. Никто не предполагал, что она там есть.
И если бы речь шла, скажем, о местечке с названием Долина мёртвых или Чёртовы ворота, или там пропадали бы люди, находили трупы животных, окоченевших птиц или выброшенную на берег рыбу, тогда другое дело.
В окрестностях Леногорска, промышленного города с населением сто девяносто восемь тысяч человек, ничего такого не случалось. И только редкий, без преувеличения уникальный, человек смог бы почувствовать, что въезжает в зону потустороннего шума. Область помех, вызванных тем явлением, которое не имеет обоснованного научного объяснения.
С виду обычный город, где живут обычные люди, далёкие от мыслей о сверхъестественном.
Но в тот вечер, седьмого сентября, где-то в четверть одиннадцатого, Стас Платов впервые подумал о смерти совсем иначе. Нет, он думал о ней и раньше – естественно, что все люди время от времени размышляют о смерти, чужой или своей. Но тогда Стас ощутил её присутствие так явно, будто она стояла за спиной и ждала оплаты по кредитным счетам. Он представил себя в её власти, уже мёртвым, прямо на рабочем месте.
– Эй, вы здесь? Молодой человек.
Стас не услышал (услышал, конечно, но был слишком озадачен).
Он разглядывал правую ладонь, горячую и влажную, в мелких багровых пятнах. Наверняка, если прихлопнуть с полсотни комаров с разбухшими от крови тельцами, то выйдет такая же картина: тёмно-красные неаккуратные кляксы, растёкшиеся по папиллярным линиям.
– Молодой человек, вы пропустите меня или нет?
Стас заставил себя оторвать взгляд от ладони.
Посмотрел в лицо женщины, худой и высокой, с идеально ровным каре, будто из-под лазерного резака, и неприятным голосом, то натужно высоким, то понижающимся. Она нервничала и жестикулировала с тем показным раздражением, какое свойственно любителям играть на публику.
Женщина протянула Стасу свой билет. Блестящие розовые ногти, заострённые, как кинжалы, казалось, вот-вот воткнутся ему в глотку, если он задержит их хозяйку ещё хоть на секунду.
– Добрый вечер. Ваш билет, пожалуйста. – Стас изобразил на лице рекламную улыбку, широкую и зубастую. Взял билет, оторвал контрольный талон и отдал билет обратно. Он надеялся, что кровь с его ладони не попала на листок или, не дай бог, на кожу посетительницы, иначе она устроит такую истерику, что Стас вылетит с работы в первую же смену. – «Кино-Остров» желает вам приятного просмотра, – добавил он с примирительной интонацией.
– Понаберут с улицы, кого попало. – Женщина глянула на него так выразительно, словно занесла его промах в хронику своей бесконечной памяти для более детального изучения и выноса приговора.
Стас продолжал тянуть улыбку – ответной любезности не последовало. Да он её и не ждал.
Сейчас он хотел лишь одного: чтобы этот паршивый вечер быстрее закончился. Его преданная любовь к кинотеатру «Кино-Остров», расположенному на первом этаже торгово-развлекательного комплекса «Рэд Молл» в самом центре Леногорска, продлилась ровно до того момента, пока он не начал там работать.
Теперь он числился билетным контролёром, в нагрузку взял на себя ещё и обязанности уволившегося на днях уборщика и, по правде, боялся даже представить ту жуткую картину, когда он, облачённый в дурацкий синий жилет с бейджем, белую рубашку, тёмные брюки и с бабочкой на шее столкнётся с однокурсниками, бывшими одноклассниками или соседями.
Понятно, что он никому ничего не должен и волен работать, где хочет. Но его дурная репутация, от которой он методично избавлялся последние четыре года, могла вернуться по щелчку пальцев какого-нибудь зловредного знакомого. Как возвращается камень, подброшенный над головой: не успел убежать – получи в темечко.
Если б не нужда в деньгах, он бы сейчас проходил маршрут на скалодроме в «Фантастик Рок» или изучал очередное дело из библиотечных архивов МВД, а не вынашивал планы задержаться в «Кино-Острове» на ближайшие месяцы, вплоть до зимней сессии. Устроиться на другую работу, связанную с его прямой вузовской специальностью, возможности тоже пока не представилось, хотя ему, третьекурснику с высокой успеваемостью, без пяти минут юристу по уголовно-правовым отношениям, прочили блестящую карьеру в областной прокуратуре.
Но по факту его сегодняшняя трудовая роль выглядела немного иначе: билетным контролёром в маленьком провинциальном кинотеатре.
Справившись, наконец, с очередью в зал «Д» и убедившись, что зрители покорно просмотрели рекламные ролики и увлеклись фильмом «Отомстить грешному городу», Стас снова занялся своей правой ладонью.
Ни порезов, ни ссадин на руке он не обнаружил. Кровь подсохла и затёрлась. Странно, но в том, что ладонь измазана именно в крови, он даже не сомневался. Пятна имели характерный бурый цвет. Стас поднёс ладонь к носу, принюхался, но уловил лишь запах типографской краски с билетов.
– Оль! – позвал он, обращаясь к рыженькой девушке за барной стойкой кафе, что располагалось в широком холле кинотеатра. Ольга Щетинина работала не только барменом, но и официантом, и как раз была свободна. – Оль, подмени меня на пять минут. Мне отойти надо.
Девушка метнула в него быстрый взгляд и кивнула.
Она походила на неутомимого, а потому энергетически скупого робота: ни одного лишнего телодвижения – только предельно выверенная мускульная необходимость. В широком кармане её фартука всегда имелись запасные карандаши и блокноты, упаковки бумажных салфеток «Снегурочка» и зубочисток «Грифонс», горсть фирменных шоколадок «Кино-Остров» в жёлтой обёртке, резиновые перчатки и вафельное полотенце. Когда она куда-то шла, то выполняла ещё с десяток задач по дороге.
– Если бы я носилась за каждой вещью специально, у меня бы ноги отвалились, – говорила Ольга, и Стас не сомневался: в хозяйственном плане на неё можно было положиться.
Он быстрым шагом, почти бегом, отправился в мужскую уборную в самом конце коридора. Плотно закрыв за собой дверь и убедившись, что в туалете пусто, Стас подошёл к одной из раковин.
Сначала долго на неё смотрел, потом медленно и аккуратно, будто к тротиловой шашке, прикоснулся к холодной ручке смесителя, тут же ощутив, как внутри, в сосудах, артериях и самых тонких капиллярах, поднимается волна дрожи: в кровь проникла первая порция адреналина.
Стас отлично знал, что последует дальше.
Если включить воду и постоять у крана несколько минут, то, кроме острых мурашек, на коже выступит пот, мышцы напрягутся, готовые к побегу, лицо побледнеет, кровь прильёт к конечностям, и те затрясутся, а потом, минут через пятнадцать-двадцать, наступит апатия, захочется есть и спать.
Он отошёл от раковины, так и не включив воду.
Вместо этого вынул из кармана упаковку влажных салфеток «Аурум», но пока тёр руки, щурился и издалека разглядывал себя в зеркале, всё равно никак не мог избавиться от навязчивого ощущения тревоги. К горлу подкатила горечь, на языке появился кислый привкус алюминия.
Вокруг было слишком много воды. Больше, чем он способен вытерпеть, не делая над собой усилий.
На необъяснимом уровне Стас ловил её шум, слышал, как она булькает, журчит, несётся по тоннелям труб, наполняет бачки унитазов, ощущал влажное марево, исходившее от ещё не высохших раковин.
Он ненавидел воду. Он её боялся. И не мог ответить наверняка, с чего это началось, – оно просто было, с самого детства. Кто бы знал, как тяжело ему давались простые вещи: мытьё рук, поход в душ, прогулка по набережной. И если существовал ад, то для Стаса он имел конкретное воплощение, – во всём, где царствовала вода.
Ведь вместе с ней приходили голоса.
Про себя Стас называл их слуховыми фантомами, намеренно избегая слова «галлюцинации» – было в нём что-то необратимое и медицинское, намекающее, что пора бы обратиться к психотерапевту. Порой голоса смеялись, порой шептали, но никогда не пытались быть услышанными, они жили своей жизнью, как интершум в кино. А вода, словно проводник, позволяла им появляться.
Стас никому не рассказывал о проблеме: ни родственникам, ни друзьям, ни своей девушке. И если б ему дали возможность забрать часть информации из головы матери, он сделал бы и это, чтобы ни одна живая душа не знала о его ненормальности. Он, как мог, справлялся с недугом сам, точнее, избегал его причины – воды – этим и спасался.
Стас сделал короткий вдох и медленно выдохнул, выталкивая воздух диафрагмой. Повторил ещё раз, считая про себя: «Раз, два – вдох; раз, два, три, четыре – выдох». Эта техника дыхания всегда выручала его в моменты тревоги.
Сердце снова уместилось в груди, успокоилось, перестав колотиться, как взбесившийся барабан. Стас выкинул розовую от крови салфетку в мусорный бак, скользнул взглядом по зеркалу…
И пульс участился.
В зеркальном отражении Стас увидел, как из швов между голубыми плитками кафеля сочатся набухшие, неестественно крупные капли, тёмные, почти чёрные, текут вниз, оставляя ровные следы до самого пола.
Пространство туалета охватил гул, по стенам пробежала длительная вибрация, и отовсюду, со всех сторон сразу, донесся хор грубых голосов, словно сотни шаманов собрались вместе, чтобы исполнить горловое пение.
Звук оборвался резко, ударила тишина.
Стас прикрыл глаза и глубоко вздохнул. Сегодняшний гул не походил на его обычные слуховые фантомы. Это был уже не интершум или помехи, а самое настоящее соло, полнокровное и единоличное.
Он обернулся, мельком оглядел кафельные плиты – конечно же, чистые – и поспешил покинуть мужской туалет. Вылетел оттуда, будто получил пинка, и пока шёл по коридору до рабочего места, давил в себе желание запереться в ближайшей подсобке и переждать приступ смутного ужаса, вжавшись в угол.
Пугало его и то, что до сегодняшнего дня настолько живых и красочных фантомов, связанных с водой, у него не возникало. Ему частенько снились кошмары, это правда. В них он тонул, прыгал в воду, давился ею, захлёбывался, барахтался в яме с грязной жижей, но чтобы так ярко проецировать боязнь воды на реальность – такое с ним случилось впервые.
– Ты лицо тоже мыл? – Ольга, дожидавшаяся Стаса у входа в кинозал, нахмурилась. В её глазах мелькнуло недоумение, а через пару секунд, – подозрение.
Стас провёл ладонью по лбу и понял, что вспотел, как бегун марафона. Он бы мог легко объяснить Ольге, что покрылся потом не просто так, что с детства боится воды, и один её вид вызывает в нём смертельный испуг, но вместо оправданий выдавил скупые слова благодарности:
– Спасибо, что подменила.
Лучше уж прослыть потным кретином, чем терпеть насмешки, обнародовав настолько нелепый диагноз. Бояться воды – как испытывать аллергию на воздух – абсурднее болезни не придумаешь.
Он кашлянул в кулак и примостился у входа в зал «Д», подперев стену плечом. До конца сеанса оставалось сто девять минут, и можно было расслабиться. Стас увлёкся просмотром детских конструкторов в интернет-магазине «Умка» (в подарок младшему брату выбирал), но тут снова заметил на ладони кровь.
Кровь на той же самой ладони.
– Вот дерьмо, – ругнулся он.
Уже собрался вынуть салфетки, как услышал, что его начищенная до агатового блеска туфля тихо хлюпнула. Посмотрел вниз, на пол, и с хриплым выдохом прижался к стене, будто намеревался её протаранить. Из пальцев выскользнул телефон и плюхнулся экраном в воду, что заливала всё вокруг.
Всё вокруг.
Стас шумно втянул носом воздух и прикрыл глаза, в мыслях сочиняя спасительную молитву:
«Это не вода. Тебе показалось. Тебе сегодня, вообще, много чего кажется. Открой глаза и убедись, что ничего этого нет… или… трубу прорвало. Да, точно, могло прорвать трубу, и нужно просто вызвать техперсонал». – Все эти фразы пронеслись в голове за секунду.
И пока мозг искал хоть какое-то объяснение происходящему, туфли Стаса наполнялись водой, тяжелели, носки внутри них намокали, ступни охватывал холод.
«Это не вода, не вода. – Стас понимал, что занимается самообманом: конечно же, это вода, и она заливает пол, но продолжал уговаривать себя. – Тебе показалось, просто показалось, показалось, показалось…».
– О-оль, – негромко позвал он, так и не открыв глаз, а даже плотнее зажмурившись. – Оля, ты это видишь?
В ответ он услышал дробные удары капель о водную гладь, где-то совсем близко. От коленей к животу прокатилась волна оцепенения.
Стаса бросило в жар, и он крикнул уже громче: