– Даааа… – провыла я, – с полгода…
В такую дичь смогла бы поверить только самая настоящая дура, но ведь недаром говорят, что если хочешь, чтобы тебе поверили, лги самым наглым и неправдоподобным образом. Как говорится, пипл схавал.
Фишка была в том, что ещё полгода назад моё чудо меня совсем не знало. С кем он тогда упражнялся на своём сексодроме – понятия не имею. Но я решила идти ва-банк.
– А-а-а-а… – снова стала запинаться трубка, – а что сказали врачи? Он хоть помнит от кого заразился?
– Не могу и не хочу знать, – резко ответила я, – его в полицию таскали, велели указать все сексуальные контакты за целый предшествующий предполагаемому заражению год. И заставили сдать дополнительные анализы: вдруг это и не гонорея вовсе, а сифилис так мутировал или СПИД вообще…
– Ой, мамочки… – теперь пришла уже очередь блеять дамочке.
– Да Вы не волнуйтесь – он с полгодика полежит и к вам вернётся, а пока всех, кто со Стёпочкой романы крутил, будут обзванивать и по одному вызывать на обследование в диспансер.
-Я-я-я-я…я-я-я-я… с ним не спала…
– Естественно – ты с ним трахалась, голубушка, – вот и прогуляешься к врачам…
– Но я совершенно здорова!! – уже почти визжала девица на том конце провода.
– Раз здорова – пару неделек подержат, проверят и отпустят, чего переживаешь-то?
– Я его убьюююю… – зарыдала несостоявшаяся светская львица и отключилась.
Сказать, что муж хохотал – это ничего не сказать. Он всхлипывал, из его огромных василькового цвета глаз лились слёзы. Он тихо сполз по дверце стола на пол, словно растаявшее мороженое… Тело его содрогалось в конвульсиях.
Я не могла всё это видеть и слышать, и наконец-то дала волю так долго мною сдерживаемому смеху…
Прозрение.
Когда я допила свой кофе и докурила уже третью сигарету, я обнаружила себя истерически хохочущей над своей собственной фантазией…
Я словно видела себя со стороны, как видела бы соседку… Мне стало жутко. Но от осознания своей ненормальности я не перестала смеяться… Дикий хохот, овладевший мною, не хотел сжалиться, оставить меня… Я начала задыхаться… Руки, как рассерженные змеи, тянулись к моему горлу, чтобы наконец-то прекратить моё болезненное и, как мне показалось на тот момент, никчёмное существование…
Меня спас неожиданный проблеск сознания. В голове грянул чей-то мощный бас: «Заткнись!!». От нового стресса я не только замолчала. Я окаменела. Не могла двинуть ни руками, ни ногами…
Наконец я немного пришла в себя и смогла разогнуть пальцы правой руки, всё ещё державшие последний, третий окурок и опустить его в пепельницу. Медлить было уже опасно. Я взяла трубку и набрала телефон МЧС. Когда на том конце ответили, я, стараясь говорить как можно увереннее, попросила прислать за мной психиатрическую «Скорую».
Но диспетчер долго не соглашалась, ссылаясь на мой адекватный разговор. Не помогло то, что я уже со слезами в голосе описала всё свои приключения последних дней, включая только что прекратившуюся таким нетривиальным способом истерику. Чиновница от медицины, даже выслушав мою исповедь, всё ещё сомневалась. Тогда я резко изменившемся голосом, почти дискантом, лязгая челюстями, как плохо смонтированный киборг, отчеканила:
– Они приближаются! Они приближаются! Они уже рядом!
– Кто приближается? Кто рядом? – заинтересовались на посту.
– Они рядом. Они. Это – они. Они уже совсем рядом.
– Вы одна дома? – спросила меня недоверчивая дама.
– Нет, они уже рядом, – не задумываясь ни на минуту, солгала я.
– Кто-то откроет бригаде дверь, когда они к Вам приедут?
– Они открыли дверь. дверь уже открыта, – снова солгала я, но решила и впрямь её открыть на всякий случай.
– Ждите. К Вам выезжает бригада. Вы меня слышите?
– Да, мы ждём бригаду.
Я положила трубку и пошла открыть дверь заранее на тот случай, если мой разум снова решит улететь погулять…
Прибытие помощи.
В ожидании приезда «Скорой» я позвонила на работу и предупредила, что меня некоторое время там не будет. Более подробно сообщу позже, как только смогу. Отзвонилась своим, попросив их не волноваться, если в ответ на их звонки я не буду отвечать: я не знала, можно ли будет с собой пронести телефон. На всякий случай приготовила взять два. Один решила припрятать.
Наконец-то в домофон позвонили. Я подошла к двери (как я сразу-то не подумала, что ведь и дверь парадного нужно будет открыть?). Но Бог миловал – открыла. Встретила гостей в коридоре. Вошли уже немолодой врач и с ним фельдшер, по возрасту годящийся мне в сыновья.
– Нууссс, и где у нас здесь больная? на кого смирительную рубашку будем надевать?– тоном, каким общаются с маленькими детьми, спросил у меня прибывший эскулап.
Словно в квартире кроме меня как минимум ещё кто-то был.
– Я больная. Но связывать меня не нужно – я не дерусь, не кусаюсь, и вообще…убегать от вас не собираюсь, – слегка агрессивно -вызывающим тоном ответила я.
– На учёте у психиатра стояли раньше?
– Нет, не стояла… Может быть, и зря…
– Почему Вы так решили? По-Вашему, лучше быть психбольной, чем адекватным здоровым человеком? – слегка недоумевая полюбопытствовал фельдшер.
– Потому что тогда я бы не докатилась до такого состояния, – горестно вздохнула я.
– Не факт, не факт… Но в оптимистическом варианте – да. Чем раньше пролечишься, тем раньше станешь здоровой, – вполне серьёзно изрёк врач.
– И что же так напугало сию прелестную леди, что она настойчиво просится в нашу юдоль скорби?
– продолжал общение доктор.
– Попытка шагнуть с крыши 16-ти этажного домика.
– А кто же Вас от неё отговорил?
– Я сама вовремя очнулась.
– То есть как это? – уже по-настоящему удивился дяденька в белом халате.
– Как лунатики, наверное, просыпаются… Вдруг вздрогнула и увидела себя на крыше… И мало того, что просто на крыше, а возле самой её кромки… Как мне удалось не покачнуться и не рухнуть вниз – не понимаю до сих пор…
– Так уже всё позади же… Вы вполне вменяема…
– Нет! Нет! И нет!! – я ещё испытывала такое же желание… а после… мне очень хотелось пройти между горящих фар едущих мне навстречу автомобилей… Я не знаю насколько меня так хватит… Пожааааалуйстааа… – уже хнычущим голосом заскулила я, – заберите меня с собой… мне страаашнооо…
– Но Вам же нужно ещё собраться… – неуверенно протянул бодрячок фельдшер.
– У меня уже всё собрано. Вон сумка стоит. Я на всякий случай её на второй день после несостоявшегося полёта собрала, – уже своим обычным бодрым голосом успокоила я мужчин.
– Ну что, Василь Михалыч, – обратился врач к помощнику, – заберём на казённые харчи добровольца?
– Ну раз дама так настаивает…
– Вы своих-то предупредите, позвоните, – это уже он мне.
– Уже поставила в известность. Даже на работе за свой счёт взяла заочно месяц. За месяц-то, думаю. меня подлечат??
– Ну всё предусмотрела… надеемся… но гарантию дать не могу… решать будет главврач больницы, – честно предупредил меня доктор.
– Раз всё собрано и все оповещены – тогда в дорогу, нечего время зря терять, – подал команду старший.
Я попила на дорожку водички, взяла сумку, пропустила вперёд мужчин и закрыла дверь на все замки. Один ключ взяла с собой, а второй спрятала под порог – там нишка небольшая под левым стояком дверной коробки оставалась. Вот я её и использовала в качестве тайника для ключей. Мои уже знали: если там лежат ключи, меня в городе нет.
Прибытие в Чистилище.
«Скорая» стояла возле самого выхода на проезжую часть напротив подъезда. Фельдшер прошёл внутрь, подал мне руку. Последним загрузился врач, предварительно отзвонившись перед машиной на подстанцию и выкурив с наслаждением пару сигарет кряду.
Я потом всё время лечения жалела, что не стала курить вместе с ним…
Наконец все были в сборе, и мы тронулись. То есть – наша машина при помощи пожилого водителя поехала. Куда мы ехали, я могла лишь догадываться: забранные толстой металлической решёткой окна были занавешены плотными шторами, которые плотно закрывали стёкла…
Мы не включали мигалку – я не представляла угрозу для себя и общества, торопиться было особо некуда: спецбригаду вызывают не так часто, как обычную «Скорую» … И то – слава Богу: значит, не так уж много наших сограждан сходят с ума…
Остановившись несколько раз на светофорах, мы наконец-то прибыли на место. Резко взвизгнув тормозами, фургон остановился. Было слышно, как за машиной лязгнули стальные въездные ворота в высоченных, метра под три высотой, каменных стенах. Шофёр вышел из кабины и открыл нашу дверь. Теперь первым спрыгнул на асфальт подъездной площадки врач и подал мне руку, которую не разжал, когда я спустилась к нему. Хватка была нежной, но цепкой, словно у робота, на длань которого надели плюшевую перчатку.
Последним вышел фельдшер, который обошёл нас и пошёл вперёд по дорожке, ведущей к металлической двери с надписью полуметровыми буквами «ПРИЁМНЫЙ ПОКОЙ» Какой-то весельчак с чёрным чувством юмора начертал на стене выше этой надписи свою: «Добро пожаловать в Чистилище!». Она красным контуром проглядывала сквозь грязно- охровую краску стены.
Само здание больницы не вселяло радужных надежд и не добавляло весёлых мыслей: грязно – серого цвета с охровыми подпалинами, словно у старого больного дворового кота… Окна, все как одно, забранные решётками с обеих сторон стёкол… почти все – ещё старые, деревянные, которые невозможно открыть, чтобы проветрить помещение…
Штукатурка на стенах шелушилась и отваливалась кусками на землю. Не дай Бог, кто окажется на пути этого падающего листочка безумия – мало не покажется…
Я вопросительно посмотрела на доктора, молча указав свободной рукой на частично замазанное зловещее приветствие.
– Да это один из хронов умудрился оставить по себе вечную память. И как могли не заметить, чем он занимался здесь несколько дней подряд – не ясно.
– А что, больных выпускают гулять без надзора? – радостно удивилась я.
– Не всех и не всегда, – охладил мой пыл мой конвоир.
«У-у-у-у…» – проскулила я про себя. Но тут же себе закрыла рот: «Сама сюда напросилась. И вообще, это – не навечно» …
Тяжело вздохнув, я пошла со своими спутниками дальше.
Входная дверь поддалась, хоть и с зубовным скрежетом, но довольно легко. Через маленький тамбур, едва вмещавший одного человека за раз, находились вторые двери. Тоже металлические, и точно такие же визжащие. Я тогда подумала, скривившись от этой какофонии: «Неужто нельзя их чем-нибудь смазать?». И лишь попав на отделение, узнала, что скрип этот не устраняют преднамеренно: если охранник друг задремлет, а какой-нибудь особо шустрый постоялец этих чертогов попытается ускользнуть на волю, они выдадут беглеца своим скрипом.
После двойных металлических стражей мы попали в небольшой, примерно 5 на 2 метров холл с рядами металлических стульев, привинченных к бетонному полу огромными болтами. Справа от этих сидений располагался собственно сам Приёмный покой, войдя в который, я распрощалась с доставившими меня членами психиатрической «Скорой».
У меня забрали всё, что коим-либо образом напоминало удавку: пояс от халата, вытащили длинный шнурок из нижней кулиски спортивной куртки. Мне сказали, чтобы я переоделась в то, что я привезла с собой из одежды и сдала то, в чём прибыла на хранение в больничный гардероб.
За телефон и сигареты сказали, что это в ведомости старшей медсестры отделения, куда меня сейчас сопроводит санитарочка – далеко не мелкая по размерам тётечка ближе к пожилому, чем к молодому возрасту.
В стене, противоположной к двери, была встроена кабинка вахтёра с окнами из пуленепробиваемого стекла и «вертушка», которую этот самый вахтёр открывал-закрывал, нажимая на заветную педаль в полу.
Левая относительно входа стена поглотила маленькое окошко для приёма передачек для особо тяжёлых пациентов, которые либо не могли ходить, либо которых не выпускали из-за их буйного поведения.
Под присмотром нового конвоира я отправилась через вертушку вначале по длинному узкому и какому-то смрадному коридору, а затем – по начавшим рассыпаться бетонным ступеням лестничного пролёта на третий этаж.
На лестничной площадке третьего этажа нас встретила ещё одна бронированная стена с узкой металлической дверью, по центру которой был врезан глазок. Сбоку находилась кнопка обычного электрического звонка. Нянечка трижды нажала на неё: два коротких и один длинный звонок. «Ого, похоже, их обязывают заучивать морзянку», – усмехнулась я про себя.
Нам открыли дверь, и проглотившее меня, ставшим на время родным, 13-е женское отделение, начало медленно со смаком переваривать свою новую жертву в моём лице.
Едва я успела перешагнуть порог этой обители печали, как за мной лязгнули вначале сама дверь, а спустя секунду – замки и засовы. Я не выдержала и, повернувшись к сопровождавшей меня санитарке, вымолвила:
– Как в тюрьме…
– Гораздо хуже и страшнее, – возразила мне проходящее мимо меня существо в полинявшем халате и раздолбанных шлёпках на босых ногах предположительно женского пола. Хотя стрижка скорее всего соответствовала мужским стандартам красоты.
– Почему? – на полном автомате поинтересовалась я.
– Тамбовцева, проходи к старшей медсестре. После пообщаешься с Мавкой – время у вас будет предостаточно, – бесцеремонно оборвала меня нянька, повернув при этом за плечи лицом к посту медсестры и слегка подтолкнув меня вперёд.