Да, Мила беспринципная и страшно эгоистичная стерва: если она не может иметь детей, пусть и другие женщины забудут о деторождении и радуются жизни, упиваясь восторгом от собственного совершенства, достигаемого пластическими операциями, всевозможными диетами и голоданием. А так как совершенству нет предела, то нет конца и женскому стремлению быть красивыми, богатыми и знаменитыми, и у прекрасных дам высшего света, постоянно занимающихся собственными персонами, не остается времени даже подумать еще о ком-то, кроме как о себе, любимых.
Да здравствует совершенство во всех его проявлениях! Слава силиконовым губам и имплантам в груди, которой никогда не кормить дитя, так как ему нет места в этом красивом искусственном мире. «Не мне – значит, никому!» – думала мстительно Мила.
Зависть – вот главная движущая сила. Без нее человек ничего не добьется в своей жизни. Мила насквозь пропиталась этим чувством, поэтому искренне верила, что всеми без исключения людьми движет и управляет зависть. А если нет, то должна управлять.
Поэтому все телепрограммы Милы Миланской созданы для рекламы и пропаганды образа жизни элиты высшего света с великолепием домов, роскошных яхт и эксклюзивных автомобилей, а также собственной идеальной красоты их владельцев. По правде сказать, эти сказочные богатства не имели бы никакого значения и жизнь их обладателей оставалась бы пустой и никчемной, если бы им никто не завидовал. Если бы они не завидовали друг другу. Если бы они не завидовали самим себе. Так да здравствует зависть во всех ее проявлениях!
После долгих лет упорной борьбы со своим капризным и не желающим оплодотворяться телом Мила уже с ужасом думала о ребенке. Она представляла его себе непременно орущим днем и ночью и требующим к себе внимания, которое она способна уделять только себе. А потому – никаких детей! Она сама у себя дитя, самое прекрасное, самое чудесное, самое преданное и самое неповторимое. Мила так к себе привыкла и так себя полюбила, что изменять себе не собирается.
«Да здравствую я! – с пафосом думала она, и все угрызения совести, все тревоги меркли перед этим утверждением. – «Sui amans sine rivali» – «Любящий себя не имеет соперника».
И напрасно дядюшка так беспокоится о наследниках. Даже когда умирает самый одинокий на свете человек, всегда, откуда ни возьмись, тут же, словно черти из преисподней, появляются какие-то дальние родственники, которые устраивают бесконечные бои, многолетние судебные тяжбы за наследство. И в конечном счете все наследство идет прахом.
Так зачем переживать и беспокоиться о том, что будет? Живи и радуйся здесь и сейчас белому свету, собственной красоте и богатству, известности и славе. Если тебе, конечно, позволит твоя зависть.
Но и с ней очень даже можно договориться. Зависть всегда подскажет, как ее удовлетворить, чтобы не портила тебе жизнь. Для этого нужно только сделать какую-нибудь гадость тому, кому ты завидуешь. И твоя зависть успокоится, будет некоторое время сидеть тихо и не беспокоить. Пока снова не поднимет голову. Но ты ведь уже знаешь, что нужно делать?
Так что все хорошо, прекрасная маркиза высшего света, все просто замечательно! А раз завидуешь сама, дай возможность позавидовать и другим.
Вот Мила и старается. Она совсем не считает себя жадной, поэтому щедро делится чувством зависти со всяким желающим. А желающих хоть отбавляй. Ее телепередачи имеют самые высокие рейтинги, глянцевые журналы раскупаются, как горячие пирожки, а желтая пресса приносит очень приличные доходы. Заработать можно на чем угодно, было бы желание. А у Милы оно есть, и не одно.
– Пеленки, распашонки – не хочу, – прервала молчание Мила, вдыхая прохладу вечернего воздуха и искренне радуясь своей прекрасной свободной жизни.
– Людмилочка, душечка, ну какие пеленки в наше-то время! – возмутился дядюшка. – Сейчас для детей придумали много всяких изобретений, лишь бы освободить мамочек от лишних хлопот. И нянек у тебя будет видимо-невидимо.
– Это я образно. Ты думаешь, мне легко дается такая фигура? Да я только посмотрю на тортик, и уже толстею.
– Какая фигура, деточка! Раскрой пошире глазки-то, посмотри на себя внимательно: Кощеиха бессмертная.
– Вот ты сам и ответил на свой вопрос. Именно – «бессмертная», а значит – всех переживу.
– С тобой спорить…
– Вот и не спорь.
– Так что же делать прикажешь, с непутевой-то?
– Любить меня!
– Ты прекрасно знаешь, что никто тебя не любит больше, чем я.
– Вот и хорошо. Тогда перестань меня мучить.
Дядюшка почему-то считает, что Мила предвзято относится к мужчинам, презрительно и уничижительно, даже ненавидит их. Но ведь это же совсем не так.
Когда ей хочется нравиться, она становится милой и ласковой, очаровательно улыбается, говорит нежно-чувственным голосом и готова кружить головы налево и направо. Мила же не виновата, что очередной избранник ей быстро надоедает, становится скучным. В нем обязательно находятся некие слабости, изъяны – как умственные, так и физические, – которые так и хочется поковырять, осознанно причиняя новоявленной жертве боль и обиду.
Да, это было и есть. Но она же просто проверяет их, представителей так называемого сильного пола, на прочность. Вернее, на вшивость – так будет более точно. И правильно делает. Потому что пока ни одна особь этой проверки не прошла.
А в кого влюбляться-то? Времена изменились, и теперь считается дурным тоном и неизменной простоватостью, если у мужчины отсутствует педикюр и маникюр, прическа не от модного стилиста и совсем не надлежащего оттенка волосы, если он не элегантен, не изящен, да и одет как-то банально, короче, похож на мужика. Некоторые даже пол не прочь поменять, лишь бы выглядеть нежнее, изысканнее, грациознее и красивее.
Нет, подобные голубоватые личности точно не в ее вкусе. А других на горизонте пока нет. Разве что в сновидениях.
Мила взяла дядюшку под руку и склонила голову к его плечу.
– Ты напрасно переживаешь. Вот встречу мужчину, похожего на тебя, сразу же выйду за него замуж. А пока такие настоящие, как ты, мне в моей жизни не встретились.
– Балаболка, – грустно вздохнул дядюшка, собираясь вновь вернуться к разговору о ребенке, ведь без наследника его жизнь все равно что коту под хвост.
Глава 3
Пойдем, я покажу тебя розам
Миланский Руслан Романович во всем любил размах – в мыслях, работе, отдыхе. И чем бы ни занимался, всегда делал это с удовольствием. Он предпочитал жить в собственном доме, но свой прежний ему казался чрезвычайно малым. А потому, как только настали благоприятные времена, совсем недорого выкупил у местных властей пустующие земли недалеко от столицы с давно разрушенным имением какого-то очень знатного царского вельможи.
По найденным в архивах чертежам выстроил великолепную, рубленную в русском стиле усадьбу с многочисленными службами, а также домовую церковь. Купил дорогую, эксклюзивную антикварную мебель, развесил на стенах великолепные картины художников с мировой известностью и зажил в свое удовольствие.
А чтобы простор, свежий воздух и сказочно райские условия жизни не вскружили голову и не выбили из колеи, ежедневно и упорно трудился, выращивая на своих полях картофель, морковь, свеклу и капусту, а в садах – яблоки, груши, сливы, вишню и черешню, то есть все, что здесь лучше всего росло. Часть урожая продавал по довольно разумным ценам для овощей и фруктов, выращенных на экологически чистых землях и не содержащих химикатов, так как считал, что всякому труду есть своя цена, и если продавать урожай слишком дешево – значит, совсем не ценить свой труд. А если ты сам его не ценишь, никто, как правило, ценить не будет.
И вообще, отдавать что-то кому-то даром – только развращать, оказывая тем самым медвежью услугу, так как каждый кусочек, который ты кладешь в рот, должен быть заработан, иначе он встанет поперек горла.
Единственным, не подходившим под все эти разумные доводы, было три детских дома, которые находились под его опекой, а потому он строго следил за расходованием денежных средств, выделяемых им регулярно, а также за использованием отправляемых туда продуктов. У него также было довольно приличное стадо коров, овец и коз, целебное молоко и сыр которых он также поставлял в детские дома. А еще пасека, птичник, собственное охотничье хозяйство и небольшая конюшня на пять великолепнейших эталонных арабских племенных скакунов элитных кровей.
Отдыхал Руслан Романович тоже с размахом: конный спорт, псовая или соколиная охота, катание на яхте, зимой – на тройке и снегоходе.
Каждое утро в имении начиналось традиционно. Стол простой, без затей: яйца от собственных кур, сливочное масло и молоко от собственных коров и коз, овощи и фрукты с собственных полей и садов, мед из собственных ульев. А также неизменная наливочка, опять-таки собственного производства.
– Ешь просто – доживешь лет до ста, а то и больше, – изрек дядюшка, наливая себе черносмородиновой настойки.
– А не рановато будет? – усмехнулась Мила, усаживаясь за стол.
– «Vinum lac senum», моя девочка, – глубокомысленно произнес дядюшка, опрокинув рюмку, и аппетитно захрустел огурчиком. – «Вино – молоко для стариков». Оно им так же необходимо, как молоко детям.
– А мне можно?
– В старушки решила записаться? А не рановато будет?
– Я только за компанию.
– Обойдешься. У тебя и так кровь горячая. К тому же скоро Семен приедет.
– Зачем? Ты себя плохо чувствуешь? Или просто в – гости?
– Нет. Пусть тебя осмотрит, лишним не будет. Что-то не нравишься ты мне в последнее время. Так что с утра спаивать тебя я не намерен. Терпи до вечера, голуба моя.
– Уж и не знаю, как теперь дотерплю, – съязвила Мила и задумалась. – Дядюшка, а можно дядя Сема приедет не сегодня, а завтра? Что-то мне сейчас совсем не хочется ни с кем общаться.
– Хорошо. Позвоню, чтобы приезжал завтра.
После завтрака отправились в розарий – предмет особой любви и гордости дядюшки. Больше сотни лучших сортов ослепительно прекрасных роз, привезенных со всех концов земли, украшали эту удивительную страну цветочных грез. Казалось, розы соперничают между собой богатством цветовых переливов, роскошью нежных, как шелк, лепестков, обилием тяжелых махровых соцветий и сладкой упоительностью медовых, яблочных, анисовых ароматов. Розы – это любовь. Любовь, которая приходит внезапно и остается в сердце на всю жизнь.
Сколько Мила ни оказывалась в этом сказочном волшебстве, все происходило как в первый раз. Потрясающе бешеное цветение, кружащий голову притягательный сладкий аромат влекли к себе, очаровывая и потрясая до глубины души. Она могла часами бродить среди роз, вдыхая волшебные запахи, прикасаясь к нежно-бархатистым лепесткам блаженства, и слушать бесконечные истории дядюшки о своих любимицах.
Больше всего ее притягивали желтые розы, поэтому дядюшка концентрировал внимание именно на них. Он подходил к каждому кусту и, рассказывая, давал Миле возможность полюбоваться цветами и насладиться их ароматом. Мила, как завороженная, шла следом, восхищаясь изобилием солнечных цветов и тая от удовольствия.
– Здесь у меня англичанки. Грэхэм Томас – огромные золотисто-желтые бутоны, они раскрываются постепенно и на каждой стадии цветения становятся все прекраснее. А какой запах!.. А вот Голден Селебрэйшн – просто гигантские, шаровидные медно-желтые цветки на элегантно-поникающих ветвях. Насладись: пряно-фруктовый аромат… А вот обрати внимание – Тизинг Джорджиа – исключительные цветки, кремово-белые по краям и золотисто-желтые в центре, с тонами меда, сливок и лимона.
Дядюшка говорил увлеченно, минуя благоухающие кусты нежно-розовых и винно-красных оттенков и заостряя внимание исключительно на желтых.
– Эти розы поставляются Датскому королевскому двору. Сортам почти сто тридцать лет. Чэмборд – элегантные махровые цветки загадочного лунно-желтого оттенка, очень обильное цветение и удивительно нежный запах… А вот Дюкэ оф Эдинбург – дворцовая роза, яркие, золотистые, солнечно-желтые лепестки, контрастирующие с темно-зеленой листвой… Дальше – канадки. Дж. Пи. Коннелл – изысканный лунно-желтый оттенок лепестков. Выдерживает морозы до минус сорока градусов, представляешь?! – Дядюшка восторженно взглянул на Милу.
– Потрясающе! – Она поддержала их привычную игру. – Кто бы мог подумать!
– А здесь – немочки. – Он перешел к другой группе цветов. – Как же я их обожаю! Вот Беролина – крупные нежно-желтые цветки, великолепный, густой чайный запах… Кюпферкенигин – медно-желтая королева, лепестки совсем не блекнут ни от солнца, ни от дождя.
– Вот и моя любимица.
– Царица шедевров – Мадам Мейланд. Нарядный золотисто-кремовый бутон с насыщенно-розовой каймой, источающий легкий пьянящий аромат. Непревзойденная красавица с многочисленными титулами: «Королева выставки», «Золотая роза», «Любимая роза мира», «Лучшая желтая роза», награжденная золотыми медалями во многих странах.
«Ах, как она хороша! – думала Мила, вдыхая аромат золотого цветка. – Обо всем на свете можно забыть».
Дядюшка внимательно посмотрел на Милу.
– Скажи, Людмилочка, ты себя хорошо чувствуешь? – спросил он озабоченно.
– Великолепно… Но почему-то кружится голова. – Только теперь она почувствовала легкое недомогание.
– Вот и я о том же. Вдруг заметил за собой очень странную особенность. Раньше, когда любовался природой или чем-то потрясающе величественно прекрасным особенно долго и увлеченно, у меня тоже начинала кружиться голова. Потом понял, что именно это идолопоклонство – преклонение перед красотой, изобилием и богатством – забирает все мои силы и негативно отражается на здоровье. Теперь, когда вижу что-то прекрасное, я думаю о любви к Богу, который создал все эти удивительные творения природы, и чувствую себя великолепно.
Дядюшка пытливо оглядывал племянницу, надеясь, что та сама захочет продолжить разговор на духовные темы, иначе это будет покушение на ее свободу. Но Мила промолчала. Значит, еще не готова.
– А потому давай-ка мы с тобой на время прервем нашу сказочно-розовую экскурсию и немного отвлечемся. Объедем поля, посмотрим, как там и что растет.
И они отправились проверять владения. Заглянули и в конюшню, где Мила приласкала своего любимца Принца, серого в яблоках скакуна. Его роскошная серебристая грива уложена налево, так как конюх Николай уже заботливо подготовил его к верховой езде. Принц, застоявшийся в деннике, нетерпеливо бьет копытом, давая понять, как же ему хочется на волю.
– Прости, дорогой, не сейчас, – уговаривает его Мила, гладя по голове и угощая сахаром. – Очень скоро мы с тобой непременно встретимся, хорошо?
После ухода Милы Принц долго смотрит ей вслед, затем склоняет голову на плечо конюха Николая, а в глазах такая тоска, что тот не выдерживает:
– И за что ты ее так любишь? Эту гадину удавить мало…
Вернулись обратно только к обеду, усталые и довольные: все росло, размножалось, приумножалось, цвело и процветало, а потому приносило не только моральное, но и физическое удовлетворение. Ну и прибыль, конечно.
После бассейна Мила спустилась в столовую к накрытому столу: любимый дядюшкин борщ, для Милы – суп из черники, а также шампиньоны жареные, форель, сваренная в вине, говяжья грудинка под соусом и компот из свежих фруктов.
– Это что на тебе надето, скажи на милость? – спросил дядюшка, удивленно разглядывая Милу.
– А что такое? – Мила уселась за стол. – Ты что-то имеешь против удобных широких шорт и майки-алкоголички? Это сейчас очень модный стиль – «а-ля унисекс».
– Понятно. Алкоголичка, значит, – недовольно прищурился дядюшка. – Так вот, ты сейчас же пойдешь и снимешь одежду алкоголика и наденешь на себя что-нибудь приличное. Иначе я тебя за стол в таком вульгарном виде не пущу.
– Хорошо-хорошо, – не стала спорить Мила. – Я переоденусь, если уж тебя это так коробит.
Она поднялась к себе и надела первое, что подвернулось под руку, – свободный легкий сарафан на узких бретельках цвета морской волны.
«Какой он стал капризный, однако», – думала Мила, больше удивленная, чем обиженная, дядиным возмущением.
Она сбежала вниз, дядюшка окинул критическим взглядом новый наряд и удовлетворенно хмыкнул:
– Ну вот, совсем другое дело. Что может быть сексуальнее простого русского сарафана?
– Тебе так важно, чтобы я выглядела сексуально?
– Мне важно, чтобы ты не выглядела как алкоголик.