Однако именно сейчас Жене было спокойнее все же без Кати. Она всегда привлекала к себе внимание, во-первых, своим внешним видом, во-вторых, громким голосом, шумом при каждом движении, прорывающимся постоянно недовольством по поводу плохого обслуживания или разных других мелочей, когда она, стесненная в средствах, пыталась сыграть уверенную в себе состоятельную тетку. Чаще всего это вызывало смех у Жени, но иногда ее все-таки приходилось сдерживать, просить вести себя поприличнее и тише.
Нет, все-таки она правильно сделала, что оставила детей у Татьяны, а не у Кати. Да и вообще, в данной ситуации она нашла в себе силы не растеряться и все взять под свой контроль. Конечно, без телефона она чувствовала себя некомфортно, потому что в нем, помимо возможности связи, было сосредоточие разных милых развлечений – игрушек, музыки, информации. Мысли ее часто возвращались к телефону, особенно когда она видела, как буквально все, словно сговорившись, не выпускают их из рук. Кто-то разговаривает, кто-то в наушниках, опутанный проводками, слушает музыку или, может, аудиокнигу, кто-то играет в игры. Надо заставить себя не думать об этом и просто постараться уснуть, чтобы время до утреннего рейса пролетело быстрее.
Она расположилась в зале ожидания на твердом и очень неудобном сиденье, расслабилась и закрыла глаза. Появляющиеся мысли, тревожные и наводящие тоску, она мысленно отрезала большими, рожденными ее воображением, ножницами. Щелк – и она не станет думать о том, на что намекнул ей следователь Седов: о том, что Володю отравили. У него и без того болело сердце, хотя он старался как можно меньше говорить об этом. Гнала она от себя и версию о наследниках Залетаева, которые вместо того, чтобы прийти и поговорить, хотя бы попытаться договориться о своей доле в наследстве, решили действовать таким вот криминальным образом – стрелять в детей. Щелк – и не надо думать о том, что они нашли Борисовых с детьми…
Она все же уснула, а когда проснулась, пошла в туалет и умылась, причесалась, подкрасила губы и постаралась взглянуть на себя как бы со стороны. На кого она похожа? Худая, бледная, с сиреневыми кругами под глазами, волосы, хоть и чистые, но какие-то неприбранные, торчат в разные стороны. Женя достала резинку и собрала их на затылке в свободный узел. Затем, пользуясь тем, что в туалете, кроме нее, никого не было, положила несколько розовых пятен помадой на щеках и растерла ладонями. Румянец – вот что преобразило ее, сделало цвет лица здоровым. Вышла, вернулась на свое место, достала фотографию варненского отеля и принялась изучать ее. Это была не обычная фотография, а своеобразный коллаж из четырех снимков. На первом был снят крупным планом цветной витраж на круглом, похожем на иллюминатор, окне, с изображением не то ангела в белых одеяниях, не то клоуна. На втором – узкая мрачная лестница, ведущая наверх, с массивными полированными перилами шоколадного цвета. На третьем – небольшой садик или дворик, большею частью скрытый зеленым полотняным навесом, под которым стоял большой стол, накрытый к завтраку: чашки с кофе, корзинка с булочками, вазочка с розами. Часть дворика заставлена многочисленными горшками с геранями и фиалками. Снимок очень уютный, но сделанный в пасмурный день. И, наконец, четвертый снимок изображал большую уютную комнату с горящим камином и заставленную разными ящиками с бутылками, коробками со сложенными клетчатыми пледами, столом, на котором в живописном беспорядке можно было разглядеть книги, журналы, сигареты и пепельницу, пустые чашки, хрустальный фужер, мятые купюры евро… Словно картинка из квеста – найди предмет.
Ночь она провела в аэропорту; измаялась, глаза словно высохли от бессонницы, рот тоже пересох. Окончательно придя в себя примерно за два часа до рейса, Женя купила холодной минеральной воды и напилась. Затем заглянула в ресторан, где вечером ужинала, расположилась за столиком и заказала себе кофе и круассан. Странное ощущение легкости появилось именно тогда, когда она сделала несколько первых глотков кофе. Может, она сбросила вес от переживаний, а может, она просто стала другой, у нее изменился химический состав крови. Она стала легче, подвижнее, свободнее. Ее тело словно готовилось к чему-то новому. Может, каким-то испытаниям, связанным с физическими нагрузками? Может, там, в неизвестной ей Варне, предстоит много ходить?
Варна… Еще немного, и она приземлится в аэропорту, оторвется от прежней, ставшей такой сложной жизни и полной грудью вдохнет морского воздуха!
6
Володя был прав, когда сказал, что в Варне все знают русский. Это началось с таксиста, веселого шустрого парня, который привез ее из аэропорта в самый центр и который всю дорогу болтал по-русски с приятным акцентом, и продолжилось в кафе на бульваре, ведущем к морю.
День оказался погожий, солнечный, нежный. Выбирая место, где можно было бы выпить чашку кофе и позавтракать, Женя медленно прогуливалась от гостиницы «Черное море» до спуска к Приморскому парку», пытаясь осознать, что она уже не в Москве, а в Болгарии, и что все эти по-утреннему одетые в светлые и легкие одежды люди, расположившиеся за столиками многочисленных кафе – иностранцы. Да, проходя мимо людей, она слышала русскую речь. Русских действительно было много. Женщины в возрасте шли к морю, держа за руку внуков, парочки, обнявшись, говорили о чем-то по-русски, но вот, к примеру, компания светловолосых старичков в сопровождении худосочных блондинок преклонного возраста были явно либо англичанами, либо представителями скандинавских стран. Все пили кофе, курили. На летней террасе большой, в два этажа, кондитерской «Эндорфино» пили кофе и курили толстые коричневые сигары мужчины лет за шестьдесят. Пять человек. Явно друзья. Они почти и не разговаривали, а просто наслаждались утром, солнцем, сонно наблюдали за проходящими мимо кафе людьми, никак ничего не комментируя. Несколько рыжих симпатичных крупных дворняг с желтыми чипами в ушах, явно из одного помета, расселись и улеглись рядом с кафе на аккуратных зеленых островках газонной травы в надежде, что кто-нибудь бросит им кусок мягкой булки или колбасы.
Выбирая кафе для утреннего кофе, Женя, дойдя до круглой площадки перед самым спуском к морю, рядом с отелем «Одесос», развернулась и двинулась в обратную сторону, решив пройти подальше мимо перекрестка рядом с отелем «Черное море», который она считала пока что своим основным ориентиром. Пройдя еще один квартал, она обратила внимание на то, что на этой улице, являющейся как бы визуальным продолжением бульвара, туристов значительно меньше. Вот маленькая хрупкая женщина, кутающаяся в теплую кофту, несмотря на теплое утро, прижав к груди пакет с хлебом, открыла свободной рукой тяжелую дверь красивого старинного особняка и скрылась за ней. Болгарка. Живет в самом центре. Сейчас она сварит себе кофе и позавтракает в одиночестве. Трудно было объяснить, почему Женя решила, что женщина живет одна. Вероятно, было что-то в ее лице, в той особой сосредоточенности или даже печали, что навело Женю именно на эти мысли.
Молодежь была одета ярко, нелепо, в драные джинсы и разрисованные яркие футболки. Практически все курили, смеялись, многие шли с плеерами, слушая музыку.
Женя вернулась на бульвар, вошла в тень деревьев, любуясь высаженными повсюду цветами, и, надышавшись этой утренней морской Варной, выбрала итальянское кафе с террасой под полосатым полотняным тентом, села за стеклянный столик в удобное плетеное кресло и как-то сразу пожалела о том, что сто лет тому назад, задолго до встречи с Залетаевым, бросила курить.
Здесь все располагало к тому, чтобы вернуться к этой приятной привычке. Кофе и сигареты. Кажется, она даже встречала такое название фильма. Что ж, это как война и мир, как воздух и вода, соль и сахар. Это классика. Это кайф.
Официантка в длинном синем фирменном фартуке задержалась возле ее столика, улыбнулась ей.
– Мне кофе, если можно, с молоком.
– Да, хорошо, – ответила девушка, успев проявить свой акцент даже в одной фразе.
Примостив рюкзачок на соседнее кресло, Женя окончательно расслабилась и стала поджидать свой кофе. Мысли ее лениво кружились вокруг основной цели, ради которой она сюда и приехала. Пойти туда, не знаю куда, и найти то, не знаю, что – отель, названия которого она не запомнила, не говоря уже об адресе.
Позади нее за столиком сидела худенькая девушка в больших солнцезащитных очках, которые закрывали чуть ли не все ее лицо. Она тоже пила кофе, но только без молока. Рядом с блюдцем ветерок играл с обрывками бумажек из-под коричневого сахара. В большой прозрачной пепельнице дымилась тонкая сигарета «Карелия», ее конец нависал над горкой смятых окурков, которые девушка уже успела выкурить за это утро. Девушку звали Мика, она неделю назад потеряла работу официантки в кафе, и вот теперь каждое утро отправлялась на поиски новой. У нее были слабые пальцы рук, поврежденные ревматоидным артритом, и потому она часто роняла подносы, за что ее то и дело увольняли. Но она любила свою работу, ей нравилось подавать кофе и еду туристам, да и вообще, она и жизни не мыслила себе нигде, кроме этого приморского бульвара. Здесь она работала всю свою сознательную жизнь, и посудомойкой, и уборщицей, а потом и официанткой. Она была хороша собой, ее маленькое смуглое лицо с большими миндалевидными глазами черного цвета обрамляла роскошная кудрявая шевелюра темных блестящих волос.
Она сразу заметила эту русскую девушку в голубых джинсах и куртке, расположившуюся в двух шагах от нее и заказавшую кофе с молоком. Девушка не курила, хотя зачем-то несколько раз покрутила чистую пепельницу в руках. Может, сигарет не успела купить. Вот если бы она повернулась и спросила у Мики сигаретку, она сразу бы ее угостила. Да еще и зажигалку подарила, у нее в каждом кармане по паре зажигалок на любой вкус.
То, что произошло в следующие доли секунды, Мика еще долго не забудет. Какой-то высокий парень с рыжими волосами, в коричневых вельветовых джинсах и зеленой водолазке протиснулся между плетеными креслицами, скрыв на мгновение от Мики русскую девушку, и в следующую минуту его зеленая водолазка уже мелькнула в соседнем кафе (должно быть, он протиснулся между ящиками с розовыми петуниями, отделявшими территорию одного кафе от другого). Прямо на глазах обалдевшей и онемевшей от неожиданности Мики он, находясь всего в нескольких шагах от русской, в соседнем кафе, вытряхнул из ее коричневого, натуральной кожи, рюкзачка все содержимое, забрал кошелек и какие-то карточки, остальное (какие-то женские мелочи типа бумажных носовых платков, помады) сунул обратно в рюкзак и швырнул под столик. И исчез. Просто испарился. Мика, перепрыгнув через цветник, кинулась, чтобы подобрать хотя бы рюкзак, а потом, выбежав из кафе, оглянулась, надеясь увидеть зеленую водолазку или огненную шевелюру вора. Бесполезно. Его нигде не было. Он за одну минуту ограбил девушку. Мика вернулась за свой столик, достала из кармана джинсов сложенный в несколько раз пакет, который прихватила с собой чтобы купить хлеба, и сунула туда рюкзак. Не хватало еще, чтобы «рускиня», обнаружив пропажу, обвинила ее, Мику, в воровстве. Мика уже не чувствовала вкуса своего остывшего кофе, все ее внимание теперь было сосредоточено на девушке, которая, щурясь от солнца и ничего не подозревая, все подливала и подливала в свой кофе молоко из маленького белого кувшинчика. Бедняжка. Что-то сейчас будет. Конечно, лишиться денег в чужом городе – это катастрофа. Но не для таких, как эта русская. Она явно богачка. И хотя в ушах у нее скромные сережки, все равно, весь ее вид, даже простые с виду джинсы и майка с курткой, выдают в ней девушку состоятельную. Мика за долгие годы работы в кафе и ресторанах научилась различать богатых и тех, кто такими хочет казаться. У богатых особый взгляд, движения, разговор. Они более уверенные в себе, спокойные. Не суетливые, и глаза не бегают.
– Ой… Мой рюкзак…
Вот оно, началось представление! Мика готова была сама признаться себе в том, что совершила преступление, не закричав, ничего не предприняв, чтобы помешать вору скрыться. Просто она так четко успела представить себе весь расклад после того, как она закричит, мол, ловите его, он украл рюкзак, что смысла поднимать шум не увидела. Успеть схватить его она сама не смогла бы. Две официантки в это время находились внутри кафе и уж точно ничего бы не сделали. В этой части террасы и людей-то, кроме Мики и русской девушки, не было. Полицейских здесь она вообще не видела. И что? Вот поэтому она рванула за ним сама, чтобы хотя бы забрать рюкзак. Он опытный вор, смог либо проворно смешаться с прохожими, либо нырнул внутрь соседнего кафе и выбежал через кухню.
– Девушка, у меня здесь был рюкзак, вы не видели? – спрашивала русская у официантки.
И вот в этот момент она встретилась взглядом с Микой. Глаза ее смотрели растерянно, она ртом хватала воздух, ей так многое хотелось сказать: меня обокрали, где мой рюкзак, вы не видели, кто бы это мог сделать…
Мика поднялась и приблизилась к ней.
– Я могу вам помочь? – спросила она, отлично владея русским, как и все официантки на бульваре «Сливница».
– У меня здесь рюкзак был, вы не видели, кто его взял? – В голосе девушки звучали слезы. – Господи, там все мои деньги! Карточки!
– Нет, я не видела, – с трудом солгала Мика. А что она могла ей сказать? Извините, я все видела, но не закричала, потому что поняла, что его все равно никому не догнать? Или просто признаться в том, что она растерялась? Но тогда ее смогут принять за соучастницу этого рыжего, и оправдывайся потом!
Между тем официантка смотрела на нее в упор в ожидании платы.
– Вот, возьмите… – И русская стала дрожащими руками расстегивать сережку.
– Сколько она тебе должна? – спросила, отчего-то разозлившись, Мика, – Чего смотришь так? Не видишь, ограбили человека. Сколько? Я заплачу.
– Два лева, – ответила официантка. Получив от Мики деньги, она исчезла.
– Оставь свои… обицы… – Она забыла, как по-русски «сережки», – Оставь!
Она показала на сережки.
– Спасибо большое! Господи, надо же… Где здесь полиция?
– Да не найдут они ничего. Все. Ничего не сделаешь. У тебя же есть телефон, позвони своим, скажи, чтобы прислали денег.
– У меня нет телефона.
Мика не поняла. Как это у такой девушки и нет телефона.
– А где же он? Тоже украли?
– Почти, – ответила раздраженно русская, оглядываясь, словно надеясь увидеть проходящего мимо нее вора с ее рюкзаком на плече.
– Ты можешь позвонить с моего телефона, правда, это дорого, но ничего, переживу. Ты только быстро скажи, чтобы меньше минуты. Не обеднею.
– Нет, я не могу звонить… Да и номера не знаю.
Вот что значит мобильный телефон. Она на самом деле не знала номера телефона Борисова, не говоря уже о номере Татьяны. Все. Она попала в самую настоящую западню. Разве что обращаться в русское консульство и объяснять ситуацию? Но что они могут для нее сделать? Искать Борисова?
– Ты знаешь, где консульство? – спросила Женя Мику.
– Все знают. Это недалеко, за Общиной. Думаешь, придешь, и они дадут тебе денег? Ты серьезно? Меня Мика зовут. А тебя?
– Женя. Мика, спасибо, что заплатила за кофе.
Они вышли и направились к Морскому парку. Еще недавно Женя прогуливалась здесь же, по бульвару, чувствуя себя свободной и полной сил. Сейчас же она едва шла, словно вместе с деньгами ушла сила из ее тела.
– Может, ты покажешь мне, где можно сдать золото?
Женя тронула себя за ухо. Сережки не было. Она бросилась обратно в кафе и, к счастью, нашла сережку на полу рядом с ножкой стола. К Мике она вернулась, плача.
– Это же серебро, – сказала Мика, глядя на сережки Жени.
– Нет, это платина с бриллиантами, – со вздохом сказала она, и, представив себе, что на вырученные деньги ей придется покупать самый дешевый билет до Москвы, она захныкала. Это было похоже на надвигающуюся истерику. Это уже слишком. Это даже не последняя капля, это просто конец. Это смерть.