– Почему ты не спешишь закончить институт? – поинтересовался Ван.
– Это экономически невыгодно. За каждый следующий курс надо платить больше денег, а по окончании института ты лишаешься места в общежитии, регистрации, теряешь возможность легально находиться в Москве.
Кроме того, у меня три торговые точки, и я работаю в частной фирме, просто некогда заниматься, – добавил Чень Шао.
Ван нашел эти аргументы очень убедительными и в его голове полностью оформился дальнейший план действий.
– Я хочу выучить русский язык, а только потом идти на первый курс, – сообщил он Марье Ивановне, декану по работе с иностранными студентами.
Через час он уже имел справку о том, что гражданин Китая Ли Шен является студентом подготовительного отделения института Стали и Сплавов. С этой справкой он направился в общежитие. Сталь и Сплавы меньше всего интересовали Вана.
Общежитие, в противоположность главному корпусу, имело вид старый и обшарпанный. Серое пятиэтажное здание без лифтов, решетки на окнах первого и второго этажей. В подъезде проход загораживала большая стеклянная будка с сотрудником охраны. Охранник имел при себе дубинку, но вид имел довольно трусливый и не представительный. Навстречу Вану, толкнув его, прошел высокий молодой японец. Вид его внушил Вану самые дурные предчувствия. Молодой потомок самураев был тщательно выбрит, от него пахло дорогой косметикой. С ног до головы он был одет во все черное, длинные жесткие волосы свисали ниже плеч. Взгляд японца был слишком характерен, чтобы Ван мог ошибиться – парень был под завязку накачан наркотиками.
Ван с трудом разыскал коменданта.
– Меня зовут Шен, Шен Ли, – представился он.
– А я Петр, можно Петя! – дыхнул на него перегаром бледный небритый мужчина лет тридцати пяти – сорока.
Они поднялись по широкой каменной лестнице на пятый этаж, прошли по коридорчику, заваленному старой рухлядью и коробками из-под товаров. Петя толкнул незапертую дверь:
– Заходи, не стесняйся. Бери ключи, вот это твоя комната, – добавил он.
Ван осмотрел помещение. Маленькая каморка была заставлена старой убогой мебелью. На полу был постелен чистый коврик, перед ним стояло несколько пар обуви. Стены были завешаны огромными плакатами с изображениями голых красоток.
– Интернациональный стандарт дешевого студенческого жилья, – отметил про себя Ван.
В углу за шкафом стоял письменный стол с работающим компьютером. За компьютером сидел совсем молодой китаец в тонких очках.
– Меня зовут Сунь, – представился он.
– Зови меня Шен, – сообщил Ван и продолжил осмотр. Над кроватью его соседа висел написанный на ватмане иероглиф “Кху” – “горечь”.
– Вероятно, парнишка – большой зануда и зубрила, – подумал Ван.
Он разулся перед ковриком и разложил свои нехитрые пожитки.
– Товар после занесешь? – парнишка испытующе посмотрел на Шена.
– А ты умен, – усмехнулся Шен, – быстро соображаешь, – похвалил он парнишку.
– У тебя на лице написано отсутствие интереса к образованию, ты хорошо дерешься, у тебя есть важные дела и ты не любишь терять попусту время! – сообщил ему тот.
– Твоя наблюдательность больше подходит для сыщика, чем для инженера, – признался заинтересованный Шен.
– А я учусь на юридическом, просто эта общага – самая дешевая в городе – сообщил Сунь.
Он вылез из-за компьютера, включил электрический чайник, достал кружки, пакет с засохшими пряниками и старым раскрошившимся печеньем. Разделив по чашкам пакетик лапши, он залил ее кипятком. В маленькие чашки он насыпал несколько щепоток зеленого чая.
– Садись, поужинаем, – предложил он Вану.
Ван умел подолгу обходиться без пищи, но скудный рацион Суня вызвал у него осуждение.
– Ты как конфуцианский начетчик – великий дух в немощном теле, – усмехнулся он.
– Кто много ест, тот счастлив и доволен. Ему нужны красивые женщины и не нужна учеба, горькое учение приносит плоды сладкие, а худой – не значит слабый! – с этими словами Сунь уперся в пол руками и закинул ноги на стену. Он стоял вниз головой, опираясь на пол только указательными пальцами, а затем медленно оторвал от пола левую руку.
Ван Шен поразился искусству “алмазного пальца”, но не подавая виду, стал выкладывать деревенские гостинцы, которыми его снабдила Марья Семеновна, жена деда Кондрата.
Он не спеша выложил квашеную капустку, грибочки, несколько картофелин, соль с укропом, несколько сушеных лещей. За его спиной раздался грохот – Сунь рухнул на ковер.
– Откуда все это, старший брат Шен? – почтительно осведомился он, потирая ушибленную голову.
– Нужно уметь ладить с местным населением! – назидательно произнес Ван.
На лице Суня появилось умиленное выражение, оно заострилось и вытянулось в сторону пищи.
– Постой-постой, а как же “горечь” ? – засмеялся Ван, указывая на иероглиф над постелью своего нового приятеля.
Но Сунь уже расставлял снедь на свободном участке стола, быстро заварил зеленый чай.
– Я сижу без денег уже две недели, – весело сообщил он, – с тех пор, как купил принтер к компьютеру.
Сунь нырнул под постель, долго рылся в каких-то вещах, а затем вылез с бутылкой в руках. Бутылка была наполнена только наполовину.
– Один друг приносил, хороший человек, – пояснил Сунь, – это хорошее сладкое вино из Молдавии.
Ван ничего не слышал о Молдавии, но охотно подвинул пластиковый стаканчик, палочки сами прыгнули ему в руку, ужин начался.
Ван Шен в тысячный раз поразился, как глубоко живут в людях древние животные инстинкты, память предыдущих перерождений. Разделить горсть риса, преломить хлеб, или просто выпить вместе чай – во всех культурах и у всех народов это знак дружбы и мира, величайшего доверия.
Внезапно с ужасающей ясностью Ван увидел перед собой лицо длинноволосого японца, и страшные мысли шевельнулись в нем.
– Готов спорить на деньги, ты сейчас подумал о яде! – торжествующе вскричал Сунь. – Неужели мой облик внушил тебе такое недоверие?
Нет младший брат, нет – протянул Ван – я просто видел сегодня одного очень странного человека.
Сато Ёшинака! Длинноволосый жибенжень1 . Он тебе понравился, правда! – засмеялся Сунь. – Человек приятный во всех отношениях. Говорят, что он убил кого-то в Японии, и у него другое настоящее имя.
– Послушай, фокусник, ты что-то слишком хорошо читаешь мои мысли – нет ли у нас с тобой общих знакомых? – Ван решил что недооценил парнишку.
– Уверен, что нет. Ты из Сычуани, а я с севера, из Шеньяна. Если бы я слышал о тебе, то сразу узнал бы, и обратился по имени.
– Твоя догадливость невероятна, – признался Ван. – Ты начинаешь меня пугать.
Парнишка ел со сказочной быстротой, палочки в его руках двигались со скоростью пропеллера.
– А мне положено быть догадливым. Я глава нашего студенческого землячества, – сообщил он.
Глава десятая
Ушуисты обсуждают исчезновение мастера. Андрей Михайлович предлагает план поисков. Ли получает “системное имя”.
Поздним осенним вечером руководство клуба “Сычуань” со товарищи сидело на квартире Александра Фионина. Родители Саши уже поужинали и затворились в своей спальне. В комнате их сына происходило что-то напоминающее тайное заседание секты “Белого лотоса”, но по унылому духу обстановка больше соответствовала военному совету в Филях.
Компания сидела на широком ковре, опираясь на мебель и подушки. В комнате горело несколько маленьких светильников. Из полумрака на компанию глядели со стен суровые лики святых. На черных с золотом иконах плясали блики света, отраженные и преломленные стеклом многочисленных сосудов. Некоторые из них уже были убраны в угол, но на письменном столе стояли три или четыре наполовину полные бутылки с вином.
Народ уже основательно утолил жажду, и теперь расслаблялся, медленно поцеживая напитки. Самые аскетичные перешли на чай.
Синицин пил пиво из высокого фужера. Фионин, хорошо вписавшийся в роль заботливого хозяина, наливал зеленый чай из большого чайника. Сергей Лунин выпил уже около десяти чашек, но считал неудобным отказываться. Николай Николаевич Белкин обратился к Синицину:
– Игорек, сколько человек записалось в секцию за эту неделю?
– Больше двухсот, Николай Николаевич. Как слух про китайца прошел, народ валом валит!
– Так, народ, значит, валит, а китайца у нас нет! Какие будут конкретные предложения, даю две минуты.
– Искать мастера – бесполезное дело. Он ушел в астральное путешествие, его теперь никак не найти, – вздохнул Андрей Михайлович. – Я его утром искал, там снег был, следы. Шел минут пять, следы меня довели до люка, я вниз полез – а там катакомбы, трубы, какие-то провода. Там неделю можно под землей ходить, толку не будет никакого. – Андрей Михайлович огорченно огладил бороду и долил в свой стакан остатки вина.
Лунин допил одиннадцатую чашку и предложил:
– Я вниз пойду. Поищу китайца, может, кто видел его. Дайте неделю на поиски.
Николай Николаевич обратился к Фионину:
– Саша, у вас в институте какие-нибудь китайцы или вьетнамцы есть?
– Есть несколько человек, но они ничем таким не занимаются.
– Найти, предложить деньги, обучить! Через неделю азиат должен войти в зал! Всем ясно? – подвел итог Николай Николаевич.
– У меня такое ощущение, что мастер продолжает нас контролировать – прошептал Андрей Михайлович, и задвинул пустую бутылку подальше в угол. Раздался мелодичный звон. Все замерли.
В наступившей тишине адепты попытались сконцентрироваться на своих ощущениях.
– Кому что снилось прошлой ночью? Кто-нибудь видел подземелья, ходы, трубы? – обратился с вопросом Белкин.
– Мне бабы снились! – радостно признался Алексей, самый несерьезный из неофитов.
– Какие еще бабы? – грозно протянул Белкин.
– Голые, в бане, – Алексей понял, что его радость здесь не разделяют.
Белкин сурово посмотрел на него из-под нахмуренных бровей:
– Цзин надо экономить, олух – возвестил он. Так никогда до мастерского уровня не доберешься. Кто видел хоть какую-нибудь информацию, телепаты вы мои! – добавил он.
Фионин сказал:
– А мне вообще ничего не снилось, я к экзаменам готовлюсь.
– Понятно – сказал Андрей Михайлович. – у всех вас был шанс связаться с биополем мастера, но никто его не использовал! Предлагаю всем разойтись по домам, настроиться на выход в сновидное путешествие. Будем все вместе искать мастера. Встречаемся в воскресенье, помедитируем, что нам открылось.
– Добро, – сказал деловой Белкин, а теперь – по домам. До свидания, Саша.
Ушуисты собрались и пошли в ночь. Снег все еще лежал вокруг белым покрывалом. Примораживало. В свете фонарей летели редкие кристаллики льда. Тишину ночи вспороли короткие автоматные очереди, залаяли отрывистые пистолетные выстрелы. Сработали сигнализации нескольких автомашин.
Не обращая на это никакого внимания, поздние прохожие спешили по своим домам.
Алексей с Сергеем Луниным запрыгнули в трамвай. Сияя огнями, трамвай пошел в ночь, постепенно превратился в маленькую светящуюся точку, а затем скрылся. Белкин с Синициным пошли до метро пешком, через дворы. Звуки выстрелов звучали все реже, удаляясь в сторону рынка. Навстречу двоим приятелям прошел, опираясь на палочку, пожилой человек. Монотонный стук железа об лед вызывал чувство ирреальности происходящего. Человек уже растворился в ночи, но стук его палочки еще метался в ледяном пространстве между домами, стылым асфальтом и тусклой луной.
Андрей Михайлович жил недалеко от Фионина. Он шел домой, не спеша восстанавливая в памяти образ мастера. Постепенно он влился в особое состояние сознания между сном и явью, мечтой и реальностью. Ноги медленно несли его уже не к дому, а в заповедный уголок, где на заросшем деревьями берегу Яузы стоял древний каменный храм. В старину здесь была вотчина князя Пожарского, спасителя России. Андрей Михайлович прошел мимо храма, пересек старое кладбище, поднялся на пригорок. Рядом с рекой, под мягким светом луны блестела гладь старого пруда. Зимой здесь всегда купаются “моржи”. Андрей Михайлович разделся, босыми ступнями стал на снег. Под ногами снежинки растаяли, и Андрей стоял уже на мерзлой траве. Земля быстро вытягивала тепло из организма.
Андрей Михайлович подошел к железным ступенькам с перилами, уходящим в стылую воду. Несколько раз глубоко втянул в себя колючий холодный воздух, смело спустился к воде. Медленно погрузился в пруд. От холода остановилось дыхание. Сердце ударило, долго молчало, ударило еще раз. Андрей знал, что если сейчас не двигаться и не сжимать мышцы, оно остановится совсем. Вода тихо плескалась у лица Андрея Михайловича, он открыл под водой глаза, и посмотрел вниз, в черную бездну. Сердце ударило еще раз, и опять повисла бесконечная пауза. Сознание изумлялось близости смерти. Андрей Михайлович вздрогнул, сжался в комок, шумно выдохнул:
– Ха!
Быстро выскочив на берег, он встал в стойку “всадника”. Все мышцы превратились в тугие канаты и дрожали, вибрировали от напряжения. От тела шел пар, сердце билось бешено и сладостно. Он несколько раз шумно втянул через зубы холодный воздух, с шипением выпустил его наружу. Изнутри шел огненный жар. Андрей быстро оделся, отжал бороду, медленно пошел домой.