Павел остановился в тягостном раздумье: смертельная игра в прятки не могла продолжаться бесконечно, и нужно было на что-то решаться. Время сейчас играло на стороне медведя. Остаться с наступлением ночи с ним один на один в тайге, означало – верную погибель. И, настороженно озираясь по сторонам, он пошел по медвежьим следам вглубь тайги. Густые кроны сосен закрывали дневной свет, а каждый из многочисленных завалов таил в себе опасность. Даже почерневший от времени и обросший поганками старый пень смотрелся издалека притаившимся зверем, а неожиданно вспорхнувшая с раскачивающейся ветки лесная птаха заставляла учащенно биться сердце. Постепенно тревога и опасность вместе с холодными туманами окружили Павла со всех сторон, а следы уводили его все дальше, в самые глухие таежные дебри, откуда теперь уже выхода не было ни вперед, ни назад. Завалы, покрытые толстыми мхами, все чаще встречались на его пути, а проходы между ними становились уже, что вынуждало Павла проходить от них в опасной близости, держа наготове ружье.
Он осознавал, что матерый медведь заставляет его вести поединок по своим правилам, но тайга, с цепочкой медвежьих следов, словно сама втягивала Павла в себя, и чем дальше заходил он в ее все более темные чащобы, тем сильнее становилось их губительное притяжение, как будто мощный магнит скрывался в самой ее глуши.
Петляющие среди буреломов медвежьи следы вывели Павла на крутую возвышенность, поросшую молодой смешанной порослью осин и елей. Среди мелькания он увидел непроходимый завал из деревьев – исполинов. Давний ураган разметал стареющих гигантов, навалив их в беспорядке, друг на друга. Веками росшие вместе, они и теперь лежали, намертво сплетенные мощными ветвями, как родные братья, навеки обнявшись в роковом падении.
Следы медведя терялись на твердой каменистой возвышенности, и Павел остановился, крепко задумавшись над ситуацией. До сих пор он преследовал зверя, но теперь все могло измениться с точностью до наоборот посреди бескрайней тайги. Где медведь сам мог выбрать место и время для своего нападения из засады. Преодолев сомнения, Павел двинулся в направлении бурелома, в надежде там обнаружить пропавшие медвежьи следы.
Не успел он сделать несколько шагов, как над завалом раздался встревоженный вороний крик. Слетая с ветки на ветку, ворон стремительно пикировал вниз, словно кого-то там атакуя. Павел замер на месте, напряженно вглядываясь в кучу поваленных деревьев. В этот момент, как внезапный взрыв, раздался треск ломаемых сучьев, и из засады выскочил медведь, сметая все на своем пути, и ревущей горой, бросился на Павла. Он успел только вскинуть ружье – и, не целясь, в упор выстрелил в широко раскрытую клыкастую пасть. Взревев от боли и мотая лошадиной головой, медведь метнулся в сторону зарослей и исчез внизу косогора, в ложбине.
Павел стоял, оцепенело, словно молотом, оглушенный медвежьим ревом, а в глазах еще зияла огромная пасть зверя с желтыми клыками, и мелькали перед самым лицом его мощные лапы. Подойди он на несколько шагов ближе к завалу или на мгновение промедли с выстрелом – и все было бы уже кончено, но не в его пользу. Он подошел к месту, где прятался медведь, обходя по пути сломленные им в момент атаки, как спички деревца, и обнаружил там старое логово с остатками линялой медвежьей шерсти. Стало быть, медведь намеренно вел его сюда, как в смертельную ловушку. Тут Павел вспомнил про ворона, предупредившего его в самый последний момент. Ему показалось, что он узнал в нем своего старого знакомого – седого ворона и даже узнал его хриплый голос, во всяком случае, очень хотелось в это верить.
Хитрые вороны и сороки часто наводят охотников на добычу, в надежде потом полакомиться остатками их пищи. Но гигантский медведь мало походил на чью-либо жертву, а поэтому старый ворон помог Павлу явно не по этой причине, а потом куда-то улетел по своим делам. Павлу тоже нужно было спешить, чтобы не упустить медведя, ведь выживший раненный зверь становится осторожен и опасен вдвойне. Спустившись с косогора, он вскоре обнаружил на мягком грунте низины отчетливые медвежьи следы, которые удалялись от места схватки сначала большими прыжками, а затем перешли на размашистый шаг. Крови нигде не было видно, а стало быть, пуля прошла по черепу вскользь, только оглушив медведя, и сорок он должен прийти в себя. А у Павла в ружье остался всего один патрон – и больше не было права на ошибку. Теперь к медведю нужно было подходить до верного выстрела, а сделать это будет очень сложно, зная его ум и опыт. Сейчас он попробует затаиться в самом недоступном для человека месте, залечивая рану и собирая силы для отмщения. Как видно, кабала сурового жребия намертво сковала между собой нерушимыми цепями человека и зверя, неотвратимо ведя их к роковой развязке, где право на жизнь получит только один. Закон тайги неумолим.
Помня об убывающем времени, Павел быстро продвигался вслед за медведем. К его удивлению, следы больше не петляли среди буреломов, глухих зарослей, по сопкам и завалам, где все таило в себе опасность и возможность для засады. На этот раз следы шли в одном направлении, по низинам среди редколесья. Было очевидно, что медведь, больше ни на что, не отвлекаясь, целенаправленно шел в какое-то определенное место. Однако, оставалось загадкой: он хочет там залечь и надолго затаиться или снова готовит ловушку?
Несомненно, оставалось только одно: их поединок продолжал проходить по сценарию медведя и только в удобных для него местах. Становилось не по себе от осознания подобных умственных способностей зверя и его возможностей в смертельной борьбе за выживание, спрятанных за грубым звериным обликом. Заблуждение на этот счет чуть не стоило Павлу жизни, но теперь, когда он узнал настоящую силу зверя, у него остался только один патрон и безвозвратно уходящее время.
Необходимо было спешить – и Павел прибавил шагу. Следы вывели его на старую заросшую звериную тропу, которая уходила в неизвестную ему глухомань, все дальше и дальше уводя от избушки, откуда он мог не найти уже обратной дороги. Но Павел продолжал настойчиво идти, увлекаемый свежими следами на тропе. Неожиданно, впереди, между деревьев, показался странный просвет, и, осторожно подойдя к открытому месту, он увидел, куда так целенаправленно вел его медведь.
Изумленному взору Павла открылись неприступные скалы, отвесной грядой возвышающиеся за рекой, и узкой полосой равнины. Об их древнем происхождении указывали много повидавшие на своем веку голые каменные склоны. Они были буквально испещрены многочисленными трещинами и расщелинами, образованными разрушающимися от дождей, ветров и времени горными породами. Поэтому восхождение на такие скалы грозило смертельной опасностью, где ни на один камень нельзя было с уверенностью опереться, не опасаясь, что он не рухнет с тобою в пропасть.
В этот момент из-за обвалившейся с гор каменной глыбы, поднялся во весь свой исполинский рост медведь, и, повернув мохнатую голову, долгим изучающим взглядом посмотрел на Павла. Они на несколько мгновений неподвижно застыли, внимательно глядя друг другу в глаза, как будто в последний момент пытаясь постичь сокровенную тайну врага перед смертельной схваткой. Впервые разглядев медведя так близко, Павел был поражен истинными размерами гиганта и темнотой его, почти, что черной шерсти, которая была посеребрена сединой на загривке и тонкой светлой полосой струилась по всему хребту. Но особое впечатление производит необычный взгляд зверя, пылающий жгучим, сумрачным огнем, будто это не медведь, а неизведанное существо, вселившееся в медвежью шкуру, пристально всматривалась оттуда в Павла.
Как только Павел, словно отойдя от гипноза, вспомнил про ружье, медведь, мотнув своей тяжелой головой, растворился в скалах, приглашая его за собой, и Павел принял вызов зверя. Перебравшись через бурлящую речку, он вступил в каменные джунгли. Испещренные провалами и гротами они таили в себе опасность и возможность для засады, а каждый шаг по осыпающимся камням гулким эхом отдавался между скал, выдавая самого Павла и мешая ему определить, где притаился медведь. Лишь богатый опыт службы в горах давал ему шанс на выживание в этих каменных лабиринтах. Осторожно петляя по каменным закоулкам, он медленно продвигался вглубь скал, чутко ориентируясь по приглушенным шагам зверя, которые неуклонно вели его наверх.
Неожиданно все звуки разом смолкли, и Павел вышел к зияющему своей непроницаемой чернотой каменному гроту. Сколько он не всматривался во тьму, но лишь слабое журчание ручья, да острое ощущение присутствия рядом зверя – было ему ответом. Дальше идти было нельзя. У него оставался один проверенный способ: сняв с себя куртку, он завернул в нее большой камень и с шумом запустил ее во тьму. Как ударной волной, страшный рев медведя оглушил его из глубины пещеры, как будто там завязалась яростная схватка, но, поняв коварный обман, медведь, воя от досады и разбрасывая камни, бросился к противоположному выходу пещеры.
Обождав, пока на другом конце стихнут все звуки, почти на ощупь, Павел вошел в пещеру. Некоторое время он двигался в абсолютной темноте, но, постепенно его глаза привыкли к мраку подземелья и вокруг него стали проступать острые контуры выступающих камней. У большого валуна, который еще хранил терпкий запах прятавшегося за ним медведя, Павел нашел свою растерзанную куртку. Выйдя на свет, он с трудом узнал в ней свою недавнюю одежду: вспоротая мощными когтями, она, своим жалким видом предупреждала, что было бы с ним, войди он первым в черный проем.
Выбросив бесполезную теперь куртку и держа наготове ружье, он продолжил преследование зверя. Дальнейший путь, поднимаясь винтовой лестницей вокруг скалы, уходит за поворот по узкому каменному карнизу над отвесным обрывом. Вокруг опять наступила настораживающая тишина, будто медведь готовил ему очередную западню, стремясь взять реванш за обидный промах. Томительная неизвестность изматывала больше всего, но то, что случилось дальше, не ожидал никто.
Внезапно наверху послышался неясный рокот, постепенно усиливающийся, по мере приближения, и Павел с ужасом понял, что это – каменный обвал. Он стремительно несся на него сверху, попутно набирая скорость и мощь. На узком карнизе у Павла не было шансов спастись. Быстро осмотревшись вокруг, он увидел небольшой каменный выступ в отвесной скале и в последний момент заскочил под него. Мгновенье спустя, камнепад с грохотом обрушился вниз, угрожающе сотрясая выступ под ним. Камни с сухим треском падали на узкий карниз, и, отскакивая, улетали в бездонную пропасть ущелья.
Прижавшись к скале, Павел только молил, чтобы защищающий его выступ выдержал удары падающих камней, он уже слышал, сквозь грохот камнепада, его роковое потрескивание. Камнепад также внезапно прекратился, как и начался. Павел еще продолжал неподвижно стоять под выступом скалы, осматривая заваленный камнями путь, как наверху раздался торжествующий рев медведя, который принял наступившее затишье за свою победу. Стало ясно: это он устроил каменный обвал. Павел присвистнул, чтобы тот не сильно радовался раньше времени, и, сбрасывая с карниза камни, стал осторожно продвигаться вперед. Вершина скалы была уже близка. Шаг за шагом поднимался он на самый верх скалы, но опытный медведь, затаившись перед броском, ничем не выдавал себя, и только ветер одиноко свистел над вершиной.
Посмотрев наверх, Павел заметил высоко в небе кружащегося над ними большого орлана, внимательно наблюдавшего сверху за поединком человека и медведя. Ему уже совсем немного осталось ждать, чтобы узнать, кто на этот раз станет его добычей. И как-то не по себе становилось от подобного наблюдения. С сожалением вспомнив, что у него остался только один выстрел, Павел, крепко сжав ружье, стал приближаться к огромному валуну, единственному месту на голой вершине, где мог прятаться медведь. Он намеренно громко шаркал ногами о камни, надеясь, что у зверя не выдержат нервы и он раньше времени выскочит из-за укрытия под выстрел. Но медведь сохранял поразительную выдержку, ничем не выдавая себя…противостояние характеров достигло предела. У Павла постепенно проступил холодный пот, а ноги, словно чужие, отказывались идти дальше. Расстояние между ним и медведем становилось угрожающе близким: всего в один прыжок зверя. Ситуация начинала окончательно выходить из-под его контроля. Тогда Павел решил повторить свой проверенный трюк. Он снял с себя сапог и запустил его за валун, но на этот раз ему ответом было – лишь зловещая тишина. Делать было нечего, и Павел пошел навстречу зверю. Держа наготове ружье, он осторожно заглянул за валун, но там одиноко валялся лишь его старый сапог. Медведя не было за валуном, а значит – и на скале!
В недоумении оглядывая голую вершину, он, осененный внезапной догадкой, подбежал к самому краю обрыва, но только сорвавшиеся камни из под его него, дождем посыпались вниз, на дно глубокого ущелья. За ущельем, на расстоянии трех метров, начиналась соседняя скала, куда, вероятно, и ушел от него медведь. Павел обессиленно опустился на самый край утеса. От высоты и обиды кружилась голова, и темнело в глазах, а восходящие потоки воздуха со снисходительной насмешкой трепали волосы, что, мол, возьмешь в горах с человека, три метра для него это бездна. Его сознание отказывалось верить, что все его усилия были напрасны, и зверь так легко ушел у него из-под самого носа. Он много пережил в своей недолгой жизни, но такого бессилья и позора – никогда!
Павел вскочил, и в поисках выхода, стал лихорадочно ходить вдоль обрыва. Его взгляд упал на одинокую сосну, чудом выросшую на уступе скалы, немного ниже ее вершины. Завораживающе красива была столь суровая картина жизни у бездны на краю. Чем-то он и сам был похож на эту сосну. И к Павлу пришло решение, отрезавшее ему все пути к отступлению.
Рискуя сорваться вниз, он по отвесному склону спустился на этот уступ, и, упершись спиной к скале ногами, надавил на ствол сосны. Она чуть качнулась, но устояла. Тогда он стал увеличивать давление, и бедная сосна, со стоном подавшись от родной скалы, начала все больше склоняться над пропастью. Ее корни лопались один за другим с омерзительным хрустом, как жилы, пока вершина сосны не коснулась противоположного склона, образовав хрупкий мостик над бездной.
Подавив в себе отчаянный крик всех протестующих чувств, Павел, прижавшись к стволу сосны, начал медленно ползти по ней на другой край ущелья, стараясь не смотреть на глубокое дно. При каждом его движении, сосна все больше раскачивалась сверху вниз, а позади раздавалось надрывное потрескивание рвущихся корней. Ломаемые им тонкие ветки, прощально кружась в паденье, таяли где-то далеко внизу. Но самое опасное таилось с приближением Павла к противоположному краю, где более тонкая вершина сосны, все больше прогибаясь под его тяжестью, могла не выдержать и сорваться в пропасть. Осторожно продвигаясь вперед, он подбадривал себя шуткой, что попасть в лапы разъяренного медведя немногим лучше самого долгого паденья. И когда уже под ним послышался угрожающий хруст ломающейся сосны, он успел ухватиться за край противоположной скалы, и тотчас почувствовал под ногами пугающую пустоту.
Сосна с отломленной вершиной, еще держась последними корнями за уступ, с размаху ударилась о свою скалу и рухнула вниз, тревожно махая в падении уцелевшими ветвями, будто еще силясь взлететь. Осиротевший уступ с каменной печалью сверху смотрел ей вслед.
Павел попытался подтянуться, но неожиданно большой кусок скалы покачнулся, и он повис над обрывом, беспомощно перебирая в воздухе ногами. До боли сжав на камне пальцы и из последних сил удерживаясь от паденья, он начал отчаянно карабкаться наверх, сперва используя скользящие по склону ноги, а после – навалившись на край скалы всем телом. С трудом выбравшись наверх, он ничком упал на холодный камень. Казалось, осколок скалы все еще продолжал переворачиваться вместе с ним в пропасть, а перед глазами, как в ускоренных кадрах, беспрерывной каруселью мелькали куски неба, скалы и ущелья.
Из кратковременного забытья его вывел грозный рык медведя. Вскочив на ноги и взведя курок, Павел оглядел незнакомую вершину скалы. Небольшую ровную площадку, на которой он находился, обступали беспорядочные каменные нагромождения, за каждым из которых мог прятаться медведь. Похоже, он попал в его потаенное логово. Увеличивая свободное пространство перед собой, Павел отошел на край площадки к одинокому кряжистому дереву, растущему перед самым обрывом, и застыл в напряженном ожидании зверя. Он понимал, что момент схватки настал, и теперь лишь изучающим взором вглядывался в каменные завалы, пытаясь предугадать, откуда последует нападение медведя. Но вокруг него слышалось лишь гнетущее завывание ветра меж застывших камней.