Я достала смартфон, сделала снимок своей груди, на которой краснел номер телефона Максима, поправила платье и вызвала такси.
Охота началась. Правда, охотиться я совсем не умела.
***
Макс
Я долго сидел в машине и курил. Из динамика раздавались громкие биты, поддерживая и так высокий уровень адреналина в крови. Я знал, что Фрэнки обязательно позвонит или, по крайней мере, скоро вновь покажется на горизонте. Она собралась шпионить для отца, и я ее благословил.
Зачем я пригласил ее в свою жизнь? Кто бы знал. Стоило услышать ее тихий стон, и забыл, кто она, кто я. Хотелось раздеть ее и почувствовать, как ее сердце бьется напротив моего. И смотреть ей в синие глаза при этом…
Крыша поехала, ей богу. Хоть я и эмоциональный с женщинами, но таких проблем с самоконтролем у меня раньше не было.
Теперь будут.
Кровь кипела в венах, и сквозь дым сигареты я наблюдал, как Фрэнки выходит из ресторана и садится в такси.
Инстинкт самосохранения кричал, что эту добычу лучше оставить в покое, иначе можно самому попасть в капкан, но азарт охотника – это как наркотик. Я давно не испытывал настолько сокрушающего стремления заполучить женщину. Вернее, настолько сильного не испытывал никогда, даже с Соней.
Меня ломало, выворачивало наизнанку. В эту самую минуту я хотел получить целиком и полностью не «Константу», а эту хитрую, но такую странную девушку. На день, на месяц – пока не надоест, пока не выгорит едкий удушливый костер там, где должно находиться холодное сердце.
Уваров сам толкнул дочь в эти грязные разборки, так почему бы не воспользоваться случаем? В конце концов, я не святой, чтобы отвергнуть столь ценное подношение, даже если оно сделано Сатаной.
Глава 7
Задание на среду, 2 декабря. Пойти на благотворительный прием «Дола» и со сцены сказать, что мероприятие скучное и призвано обобрать добрых людей, а собранные средства пропадут в карманах организаторов, как обычно. Выплеснуть на главного организатора – М.Е. – бокал красного вина прилюдно.
До вечернего приема оставалась еще уйма времени, и я с удовольствием поехала на учебу. Роберта увидеть не получилось: он ушел в школу очень рано, хотя обычно опаздывал. Связана ли его поспешность с присутствием Юли на вчерашнем ужине? Неизвестно. Но позвонить Боре и спросить, делилась ли с ним сестра наблюдениями, я не могла: извиниться перед другом не получится, и выйдет форменное издевательство, а не разговор.
А еще ночной сон о Максиме преследовал откровенными образами. Тоже издевательство. Поспать спокойно уже нельзя!
В растрепанных чувствах я приехала в универ, на проспект Вернадского, запарковав Афелия рядом со спортивной красной тачкой, которая принадлежала моей подруге Свете. Шлем и куртку я оставила в гардеробе, думая о своем и ни с кем не здороваясь.
Первым, кого я встретила, попав в «отсек» своего факультета, оказался Виталий Иванович, преподаватель, заведующий кафедрой и по совместительству тот самый поэт, глава фонда.
Я резко затормозила и скрылась в первой попавшейся комнате, едва не сбив с ног лаборантку. Я приложила палец ко рту, умоляя молчать. Добрая женщина осуждающе покачала головой, но не выдала.
Виталий Иванович звучным голосом поздоровался с коллегой в коридоре и прошел мимо. Уф-ф. Пронесло. Что ему сказать при встрече, я пока не решила.
– Зачет прогуляла? – с понимаем спросила лаборантка.
– Если бы… – вспомнив, что нельзя говорить «спасибо», я промямлила: – Холодрыга у вас тут. Бр-р! – Я передернула плечами и открыла в смартфоне фотку с расписанием зачетов, чтобы уточнить аудиторию.
Но сосредоточиться не получалось, потому что мысли возвращались к поцелую Максима. Совесть постепенно проникала в поры и начинала скручивать в узел. Да, я ненавидела Егеря всю жизнь… Но что я о нем знала? Ничего. Его образ был создан отцом и чужим мнением, составлен из обрывочных светских хроник. В этого «картонного» Максима Езерского я искренне верила, такая уж я была – доверчивая.
Но одно дело – ненавидеть «Дол», а другое – помогать отцу в рейдерском захвате… Зачем? Разве смогу я жить, продав и совесть, и достоинство за наследство? С другой стороны, я делала это не только для себя, но и для Роберта. И все равно. Как же трудно было преодолеть внутренние барьеры и притвориться кем-то другим, пускай даже на месяц.
– Фрэнки, привет. Ты в своем уме?!
Из раздумий меня вывел голос подруги, Светы Селивановой.
– Привет, Светик, я сегодня действительно не в себе, не обращай внимания. – Шмыгнув за стол, я бросила сумку рядом с собой.
В аудиторию вошла преподавательница, и пришлось снизить громкость до шепота.
– Тебе вчера звонила моя тетя Марина, по гранту. Из «Гуттенберга»!
– А-а, да-да. Я ей отказала, прос.. – Я прикусила язык на слове «прости». – Просто тема у нее не подходящая.
– Да какая разница?! Раньше тебя не волновали подобные мелочи. Это же моя тетя! Я ей сказала, что проблем не будет!
Со Светой я дружила еще с одиннадцатого класса. Чего только я ни покупала Свете за последние два года, каких только проектов ни одобрила, когда обращался за помощью ее отец, известный инженер-проектировщик.
– Слушай, Свет, передай тете, пускай обратится в мэрию. Может, тендер у них выиграет.
– Ты… предательница! Вот ты кто! Эгоистка и предательница!
Светка оскорбленно отвернулась, а преподавательница шикнула на нас, напомнив, что начинается промежуточный зачет.
Подруга впервые столкнулась с открытым протестом с моей стороны, потому, конечно же, и отреагировала так истерично. Но правда была в том, что проект ее тети был дурацкий и не получит поддержки ни в мэрии, ни в других организациях. Отказывать Свете было страшно и неловко. Раньше я начала бы оправдываться и в итоге согласилась помочь в знак примирения, но контракт стервы держал меня в строгих рамках.
И снова я пришла к выводу, что контракт мне необходим, без него меня и правда съедят. Обглодают и скелет в музей палеонтологии выставят. А Максим… он поймет, почему я так поступила. Между нами война, так какие могут быть вопросы? Либо мы – либо нас. Это закон жизни.
«Да, но не закон Фрэнки Уваровой», – шептала совесть. Она корчилась в муках агонии, и я поняла, что придется забыть о совести на месяц, как и о гордости, и достоинстве…
Прием был организован в отеле «Уайтхолл». Езерские собирали средства для школы приемных родителей. Прекрасный проект, и я была всей своей замученной душой за это дело.
На прием я пришла по приглашению, которое было куплено и прикреплено в контракте. Оделась я более-менее прилично: в короткое синее платье с глухим воротом, без рукавов. Волосы собраны в высокий хвост, на руках браслеты из белого золота. Среди гостей оказалось много знакомых, которые вежливо здоровались. Я им лишь кивала и улыбалась. Если вчера я оскорбила официанта и друга в закрытом пространстве без свидетелей, то сегодня предстояло оклеветать целую корпорацию перед большой аудиторией.
Я славилась вежливостью в общении с людьми, и было обидно марать собственную репутацию. А впрочем, какую репутацию? Безвольной «давалки», которая подписывает все поступающие ей проекты, потому что мозгов не хватает отсортировать мух от котлет?
Среди гостей мелькнуло лицо Бори; наверное, со своей семьей здесь. Я расстроилась. Не хватало, чтобы он увидел шоу, которое собиралась закатить его стервозная подруга! Но выбор был простой: либо делать, либо не делать.
Максим произнес короткую приветственную речь и спустился со сцены. Глубоко вдохнув, я схватила с подноса бокал красного вина и быстро поднялась по ступенькам. Руки вспотели, желудок скрутило в узел. Я окликнула техника, который собирался отключить микрофон, чтобы обождал.
– Добрый вечер, добавлю пару слов как представитель корпорации «Константа», – начала я и увидела, что Максим резко оглянулся и прищурил глаза. Он не бросился к сцене, пытаясь заткнуть вражеской провокаторше рот, а сложил руки на груди и с любопытством вскинул брови. Он был в смокинге с галстуком-бабочкой, с аккуратно зачесанными волосами, и выглядел привлекательным и уверенным в себе. Рядом с ним стояла очень красивая женщина с роскошной гривой рыжих волос. Незнакомка шепнула ему что-то на ухо. Он ухмыльнулся.
От нервного напряжения в глазах потемнело, во рту пересохло, и я отхлебнула вина для храбрости. На меня были устремлены взгляды десятков высокопоставленных гостей.
– Хотела бы поблагодарить господина Езерского, но мероприятие скучное. Да и что ожидать от планового собрания, которое призвано обобрать спонсоров. Ведь всем известно, что пожертвования… кхм-кхм… пропадут в карманах организаторов, к-как всегда. – Я подняла бокал в честь Максима, который гневно двинулся в мою сторону, и воскликнула: – Позор «Долу»!
Езерский быстро вернулся на сцену и, обняв меня за плечи одной рукой, склонился к микрофону:
– Простите за этот цирк. Госпожа Уварова лечится от алкогольной зависимости и не отвечает за свои поступки. С вашего позволения, уведу ее обратно в лечебницу.
Он до боли сжал мою руку выше локтя, а я, отважившись, резким размашистым жестом выплеснула вино в ненавистное лицо.
– Легко списать темные делишки на чужую невменяемость, но правда рано или поздно всплывет! – успела прокричать я до того, как Максим увел меня со сцены силой. Продолжая невозмутимо улыбаться, он утер лицо платком, который достал из кармана.
– Долой «Дол»! – скандировала я, понимая, что обречена.
Максим отмахнулся от помощи охранников и вытащил меня в фойе, а там вдруг подхватил и перебросил через свое плечо, зафиксировав так, что я и дернуться не могла.
– Если хотела со мной встретиться, то могла бы просто позвонить, – в бешенстве сказал он, направляясь к номерам. У одной из дверей Максим остановился. Похоже, снял для себя комнату на ночь. С той рыжей красоткой собирался провести время, конечно же… И почему-то так тоскливо стало от этой мысли, что даже обидно.
Максим поставил меня на пол, чтобы разблокировать карточкой дверь, и я, воспользовавшись возможностью, помчалась прочь с криком:
– Помогите! Убивают!
Расплата настигла мгновенно, когда Егерь набросил на меня силки, а точнее, больно обхватил за талию сзади, отрывая от земли. В этот момент из номера в конце коридора выглянул настороженный мужчина в халате и очках.
– Скажи еще слово, и я тебя правда придушу, – процедил Максим, согревая дыханием мою шею.
– Отпусти меня!
– Это целых два слова, – упрекнул он и, развернув к себе, нагло поцеловал. У меня дыхание перехватило от неожиданности. Аромат вина, которым я облила Езерского, ощущался слишком ярко, и я захмелела в мгновение. Я цеплялась за лацканы смокинга, чтобы устоять, и умирала от счастья. Беспричинного, нелогичного счастья. Максим водил губами по моим губам, и наше дыхание смешивалось. Я сама потянулась к нему, чтобы стать ближе, но он уже отстранился.
– У тебя звонкий голос, солнце. Но я предпочитаю, когда женщины кричат подо мной. И ненавижу, когда из меня делают дурака. Только попробуй снова привлечь к нам внимание, – предупредил Максим. Он нежно поцеловал меня в щеку напоследок и, кивнув постояльцу, который наблюдал за ними, поправил черную бабочку у себя на шее. Незнакомец еще пару секунд потоптался, убеждаясь, что никто никого не убивает, и ушел к себе, явно решив, что всего лишь любовники поссорились.
Не теряя больше ни секунды, Максим увел меня в номер и захлопнул ногой дверь. Я тяжело дышала, не зная, куда деться от ноющего желания и ощущения опасности. Мне нужно было выплеснуть адреналин. Я любила носиться на байке по ночным трассам, и сейчас Максим представлялся мне самой опасной трассой на свете. И вместо страха я испытывала возбуждение и жажду продолжить борьбу.
– Я не хотела устраивать скандал, – призналась я. Да, не хотела. Это все контракт.
– Правда? – он сбросил черный пиджак и потянул за галстук-бабочку. – Соври, что заявилась на прием, потому что соскучилась по мне, и я, так и быть, прощу тебя.
Злость в его глазах поутихла, и я заволновалась, еле слышно напомнив:
– Вас ждут.
– Прием и правда скучный, и мое отсутствие даст гостям приятную возможность перемыть мне кости.
Он расстегнул верхние пуговицы белой рубашки, не отрывая от меня взгляда.
– Вы…
– Ты.
– Ты не можешь удерживать меня силой.
– Я и не держу. – Максим вынул запонку из манжеты, а когда я сделала шаг назад, то улыбнулся: – Фрэнки, солнце, сэкономь нам время, не строй из себя недотрогу.
Я затаилась, наблюдая с замиранием сердца, как он приближается. Шаг, еще один… Максим обнял меня и провел ладонями вверх вдоль спины, с нажимом, чтобы я ощутила его силу. Еще один удар сердца, и он расстегнул молнию на моем платье.
От Максима исходила невероятная энергия, которая гнала кровь в венах быстрее, и у меня участился пульс в ожидании… позора? Или эйфории от осознания того, что желанный мужчина тоже стремится ко мне?
Нет, нет, нельзя так. С ним. Здесь. Когда он просто собирается ответить унижением на унижение. Когда это запрещено контрактом… Неужели я настолько слабая, что не устою перед лицемером и бабником?
Я скрестила руки на груди, удерживая тяжелое платье, и замотала головой. Максим тут же отпустил меня, но лишь затем, чтобы снова поймать, когда я судорожно отступила, натыкаясь на стену.
– Тебя тоже тянет ко мне, я не слепой, – сказал он. – Поцелуй меня в качестве извинений за испорченный прием, и разойдемся мирно.
У меня от этой просьбы колени ослабели.
Сказать ему правду или соврать?
– Если я поцелую тебя, то уже не смогу уйти, – искренне призналась я и увидела, как из серебристых глаз исчезла насмешка. Взгляд потемнел, и Максим повторил беспрекословным тоном:
– Поцелуй меня.
Я не понимала, почему не боялась его. Страх ушел с первым его прикосновением еще тогда, в приемной отца, когда Максим коснулся меня. Тогда страх сменился чувством более сильным, которое накрыло с головой и не отпускало до сих пор.
Казалось, Максим прочел мои мысли: он уловил момент, когда я сдалась, и отпустил меня. Оттолкнулся ладонями от стены и сделал шаг назад, не разрывая взгляда. У меня дрожали колени от обещания, которое я читала в его глазах. Я медленно ступила навстречу ему и обняла за шею, запуская пальцы в мягкие волосы на затылке. У Максима были четкие бледно-розовые губы, щеки гладко выбриты, едва уловимый аромат корицы исходил от теплой кожи, и я подумала, что он, наверное, пил кофе или шоколад. Странный… Сладкое любит.
Когда дышать стало невыносимо трудно, я прижалась губами к его губам, сухим и терпким от вина. Я чувствовала, как он напряжен, и ликовала. Осмелев, я коснулась кончиком языка его нижней губы, и он рвано выдохнул, прижимаясь ко мне теснее. Наши языки соприкоснулись, и мы застонали в унисон.
Максим нетерпеливо огладил ладонями мою обнаженную спину, обжигая прикосновениями, и спустил по ногам мое синее платье. Под горящим восхищенным взглядом я расплавилась мгновенно. Захотелось перейти черту, но контракт запрещал эту слабость до первого января.
– Я… не могу здесь, сейчас. Я никогда еще этого не делала… – Мое сбивчивое признание повергло Максима в шок. Он недоверчиво отстранился, тяжело дыша.
– Ты издеваешься?! – разозлился он. – Зачем тогда было начинать?
– Ты сам привел меня сюда.
– Да, потому что ты хотела… А-а! – его взгляд прояснился. – Теперь я понимаю. Ты не соблазнить меня надумала, а свести с ума, чтобы я свихнулся и стал инвалидом. – Максим отошел на несколько шагов и грубо выругался.
Я стояла в белье и чулках на подвязках, дрожа от неопределенности и неутоленного желания. Кусая губы, я нервно переступила с ноги на ногу. Согласно контракту, я не могла заняться с Максимом любовью, но сделать ему приятное вполне имела право…
Ладно, нужно еще немного храбрости, и все получится.
Глубоко вдохнув, я снова подошла к Максиму. Он удивленно вскинул бровь, а я непослушными пальцами начала расстегивать оставшиеся пуговицы на его рубашке, млея от собственной смелости и его недоверчивого взгляда. «Вдох-выдох, ты сможешь, Фрэнки». Максим был сильно возбужден и явно хотел продолжения, но он все равно испуганно дернулся от неожиданности, когда я опустилась на колени и попросила: