Когда стартовал очередной день хождения по мукам в Карсон-Сити, к больнице подъехала Грэйс. Прежде всего она набрала Алана, лишь после поднялась к палате. Роуз больше не смотрела на женщину волком, как-то было прежде. Пусть таким достаточно кривым, но их отношения прогрессировали. В какой-то момент Розали попросила выйти отца из палаты. Тот, конечно, удивился. Не меньше удивилась и Грэйс.
— На пару слов, — девушка едва заметно улыбнулась.
— Я вся во внимании, — улыбнулась ей в ответ и Бэйкер, двигая стул к кровати.
— Я просто… — Роуз смутилась. — Я…
— Что такое? — Грэйс занервничала, думая, что девушке может быть плохо.
— Я дура, — юная мисс Марш заплакала. — Прости меня, пожалуйста. Я полная дура.
— Господи, Розали, — Бэйкер встала на ноги, после чего присела уже на край кровати девушки и обняла её так, как в трудные моменты её саму некогда обнимала мама.
— Грэйс, прости меня, — Роуз продолжала плакать и лишь крепче прижалась к женщине. — Я ничего не понимала. Я так тупо портила тебе и папе жизнь, а вы просто хотели быть счастливыми. Я сама не могла такой быть и вам не давала…
— Всё хорошо, — Бэйкер поцеловала девушку в макушку.
— Ничего не хорошо!
— Розали, милая, это возраст, — Грэйс улыбнулась.
Роуз не хотела отпускать женщину. Ей почему-то вдруг стало так тепло… Будто была это вовсе не какая-то едва знакомая Грэйс Бэйкер, а сама Эннис Марш, такая же родная и с тем же запахом и голосом. Быть может, дело в какой-то особой магии? Нет. Маленькой беглянке попросту не хватало матери, а впустить в свою жизнь и жизнь отца новую женщину до этого момента она не могла позволить. Чёрт возьми, какой же глупой были все её попытки разрушать папины отношения… И, что странно, они лишили женской ласки не столько Алана, сколько саму Роуз.
***
Эрик тем временем сидел дома в полном одиночестве. В холодильнике стояла бутылка вина, но притрагиваться к ней не было никакого желания. Ровно так же не хотелось готовить ужин, да и вообще есть. Без Розали это всё почему-то не имело смысла.
Он так и не заправил диван с момента её ухода, а спать в свою комнату почему-то не тянуло. На крючке в ванной висело полотенце Роуз, в стаканчике стояла её зубная щётка. Эрику время от времени казалось, что вот-вот она должна постучать в дверь и войти в квартиру. Но нет, этого не происходило. Не давал о себе знать Алан, не звонила Грэйс. В обиде была даже мама.
Писать что-либо Розали молодой человек почему-то боялся. Он не хотел навязываться даже несмотря на то, что ему самому в жизни становилось пусто. Делать что-либо деструктивное в свой адрес он не собирался, но и терпеть это не хотелось. Однако наравне с этим появлялась мысль: а что, если оно пройдёт само? И Эрик продолжал лежать на тех простынях, на которых совсем недавно спала Роуз. Та Роуз, в которую он почему-то влюблялся.
Бутылка вина так и оставалась нетронутой изо дня в день. Эрик уходил на работу утром, ел фаст-фуд в обед и приходил домой только спать. До того, как засыпал — надеялся на чудо. Но его не происходило: Роуз за дверью волшебным образом не появлялась…
========== Глава 17. Отношение к чужому труду ==========
Удивительно, но чем дальше заходило дело, тем проще становилось вытаскивать из него Розали — определённые связи Алана прекрасно выполняли свою работу. Однако в Карсон-Сити всё-таки пришлось задержаться. Но, стоит сказать, снимать квартиру с посуточной оплатой было всё же куда лучше, чем безвылазно находиться в больнице. Роуз, наконец, могла нормально поесть и не имела особых ограничений в своих передвижениях. Что, правда, стало бесполезным — теперь на улицу высовываться не хотела она сама.
Удивительно быстро девушка менялась, причём совершенно добровольно. Если ещё вчера она не выносила того факта, что у её отца есть другая женщина, то сейчас она даже спрашивала, как скоро к ним в гости приедет Грэйс. Каждый раз, как возвращался из участка Алан, дочь накрывала ему на стол. Мужчина был, наконец, счастлив: всё устаканивалось. Конечно, поведение Розали создало ему ряд проблем, но каждая из них была решаема. Некоторые трудности исчезали сами собой, за некоторые стоило заплатить. Одно было ясно точно: на жизнь в Спрингфилде это никак не повлияет.
Грэйс, тем временем, творила. Она ухватила вдохновение за хвост и писала портрет, заказанный Эриком. В Спрингфилде было тихо, и это только способствовало работе. Каждый штрих был Бэйкер в радость. Особо её подталкивал к продуктивности тот момент, что пишет она не для безликого заказчика, а для человека, который, в первую очередь, сделал доброе дело.
Когда Алан в очередной раз вернулся из участка в Карсон-Сити, дело уже было готово отправиться на дальнюю полку. Во всяком случае, для Розали. Ей повезло — всё же удалось выкрутить всё таким образом, чтобы она прошла там как свидетель. Максимум, что ждало девушку — суд, и то, только ради дачи очередных показаний против шайки моральных уродов, которые Роуз те колёса толкнули. Как выяснилось немного позже, они же её и обчистили, но что-либо ещё сделать не успели — прохожие вызвали девушке скорую.
Мисс Марш накрывала на стол, вспоминая при этом, как же вкусно готовил Эрик. Она пыталась приблизиться к его стряпне, но опыта для этого было мало. Девушка прекрасно понимала, что Алан на любой её кулинарный шедевр ответит словом «вкусно», но ей этого было мало. Она хотела, чтобы это самое «вкусно» прослеживалось во взгляде. Накрывая на стол в очередной раз, Роуз улыбалась. Улыбался и полицейский — видеть дочь в добром здравии и настроении было для него, пожалуй, лучшей наградой за все те годы, что он старался вырастить из неё человека.
Где-то в глубине души, конечно, Алан боялся, что маленькая беглянка ещё покажет зубки, но что-то ему подсказывало, что на грабли прыгать ей не захочется.
Всю небольшую квартиру залил аппетитный аромат жаренного мяса и кабачков. Роуз открыла форточку, но с улицы тянуло сладкой выпечкой — буквально под окнами располагалась небольшая частная пекарня. Алан, к слову, повадился в неё заходить, отчего каждый день на столе в салатнике были не овощи, а круассаны с шоколадной начинкой и сдобные сладкие булочки с изюмом. Если вторые уплетал сам мужчина, то за первые душу готова была продать не только Розали, но и периодически появляющаяся в квартире Грэйс.
Когда Алан присел за стол, девушка задумалась. Она долго водила вилкой по тарелке, периодически отрезая маленькие кусочки от стейка или всячески издеваясь над кружочком кабачка.
— Пап, я хотела поговорить, — вдруг начала Роуз.
— О чём? — Марш-старший отвлёкся от трапезы.
— О маме, — девушка положила столовые приборы на тарелку. — Какой она была?
— Красивой, — Алан мечтательно улыбнулся. — Доброй, умной. И упёртой, как ты, если даже не хуже.
— Ты скучаешь по ней?
— Я не знаю, Роуз, — мужчина тяжело вздохнул. — Прошло уже много лет. Я часто возвращался к тому моменту… И каждый раз чувствую себя виноватым, — он сделал паузу. — Я пытался забыть Эннис, но не могу. Твоя мама всегда будет занимать в моей памяти одно из самых светлых мест.
— Пап, прости меня, пожалуйста, — глаза Розали были на мокром месте. — Я всегда понимала, что не мог ты ничего сделать. Я не знаю, почему я всегда тебя винила в смерти мамы, а не того урода. Я у тебя какая-то дурная, а ты так постоянно за меня трясёшься…
— Роуз, солнышко моё, — Алан поднялся на ноги, подошёл к дочери и обнял её со спины. — Как бы ты не вела себя, я всё равно буду любить, ведь ты — единственный человек, которому я могу доверить свою жизнь. Ты — часть меня. Твои проблемы — это и мои проблемы тоже.
— Но почему? — девушка обернулась к отцу. — Ты ведь постоянно говоришь, что я взрослая, что мне пора научиться самой разбираться с трудностями и просто в них не встревать.
— Что бы я не говорил, я всё равно буду за тебя переживать больше, чем за себя, — Марш улыбнулся.
***
Когда Эрику пришло почтовое извещение, он долго не мог понять, кому от него и что надо. На почту всё же сходить пришлось. Увидев лишь форму посылки, он прекрасно понял, что там.
Тот самый портрет. Дотащив его до своей квартиры, молодой человек снял всю почтовую шелуху. Мать на нём была невероятно красивой. Грэйс действительно была мастером своего дела. Чёрт возьми, она даже вставила всё это в багет! Но Эрик не знал всей цены вопроса, он внёс ведь лишь залог, который покрывал никак не работу, а лишь исходные материалы.
Потянувшись за телефоном, он задел портрет. С обратной стороны выпала записка.
«Дорогой Эрик! — было написано там. — Я бесконечно благодарна Вам, ведь Вы помогли моему любимому человеку стать счастливым. Сделаю же счастливым Вас и я, ведь моя работа — подарок за Вашу доброту. С уважением, Грэйс Бэйкер».
Сжимая клочок бумаги, молодой человек присел на край дивана, который, к слову, он всё же решился заправить. Он посмотрел на календарь… И был не рад. Грэйс успела день в день, ведь именно сегодня праздновала свой юбилей его мать. Как-то красиво оборачивать портрет молодой человек не видел смысла. Он аккуратно затянул его остатками обоев, лежавших в кладовке ещё с момента ремонта, после чего погрузил работу между сидениями автомобиля.
Путь был близкий, и уже через пятнадцать минут Эрик стоял под дверью квартиры матери, предварительно сняв с портрета обои и выкинув их в мусоропровод. Он постучал, а через буквально минуту переступил порог. Женщина была сына видеть не сказать, что прям рада. Она стояла так, словно не хотела пускать его вглубь квартиры и явно давала понять, что обида, которую она испытала при последней встрече, никуда не исчезла. Эрик же старался быть максимально нейтральным, но этих стараний было мало. Он поставил портрет перед собой, после чего произнёс:
— С днём рождения, мама.
Женщина оценивающе изучила колоссальную работу, после чего, словно сквозь зубы, прошипела:
— Это хоть не та профурсетка вырисовывала?
— Прости? — Эрик опешил.
— Которая выставила меня из твоей квартиры.
— Что? — молодой человек едва не засмеялся нервно. — Мама, ты меня, конечно, прости, но ты явно что-то путаешь.
— Я путаю?
— Я не закончил, — лицо Эрика резко приобрело черты, которые женщина всю жизнь называла «отцовскими» — молодой человек стал серьёзным и более аристократичным. Казалось, что в таком виде его невозможно задеть. — Знаешь, мама, я Роуз люблю. И если ты против нашего союза в какой-либо форме — можешь вычеркнуть меня из своей жизни.
— Что?..
— Это, прежде всего, моя жизнь. И только я хочу решать, как мне её прожить. Я не собираюсь существовать в угоду кому-либо, даже тебе.
Под гневный, но молчаливый взгляд Эрик покинул квартиру. Он не хлопал дверью, как то было здесь заведено, а тихо её закрыл, оставшись буквально на минуту за нею, пытаясь всё переварить. Раздался женский крик, какой-то шум. А следом мужской голос. Молодой человек прекрасно по нему понял, что в этот день в квартиру матери его пустили чудом. Он смог лишь нервно улыбнуться, после чего пошёл к машине, понимая, что лучше так, чем всю жизнь страдать про причине собственной бесхребетности. Эрику уже неоднократно приходилось ставить мать на место с её запросами, но этот раз для него был однозначно последним.
А женщина, в свою очередь, схватилась за ножницы. Она кинулась на несчастный портрет так, будто он был последним этапом, отделяющим её от внеземного счастья. Она резала его и разрывала полотно руками, пока от былого шедевра не остался багет, ломать который уже не было смысла…
========== Глава 18. Ячейки общества ==========
В Спрингфилде было всё по-старому. Роуз казалось, что с момента её отъезда до времени возвращения не изменилось абсолютно ничего. И, по большому счёту, она была права. Продавщица в самом ближнем к дому магазине, как и всегда, улыбалась, озвучивая сумму итогового чека. Школа стояла на месте. Алан, немного отдохнув, вновь вернулся в работу, уходя туда рано утром и возвращаясь не раньше пяти часов вечера.
Самостоятельно Розали приняла довольно важное решение: уже к началу следующей недели она вернулась в школу. Никто не был в курсе подробностей её приключений, знали лишь одно — пропала. Конечно же, её возвращение вызвало массу вопросов от сверстников и стало причиной множества теорий, но всей правды она никому не собиралась рассказывать.
— Да, убегала, — рассказывала она. — Да, была в Рино и Карсон-Сити. Надоело, вернулась домой.
Как правило, многие сразу отставали, понимая, что большего из неё не выбить. Роуз старалась держать нос высоко и не опускать планку до степени проявления своих настоящих чувств — слабости и грусти. Она старалась выглядеть отдохнувшей, и это прекрасно получалось. Молчал о приключениях дочери и Алан, ведь как никто другой знал, как быстро по Спрингфилду разлетаются сплетни. У Грэйс, к слову, никто ничего не спешил спрашивать, ведь она всегда старалась от местных слухов держаться как можно дальше.
Розали понимала, что за то непродолжительное время, на которое исчезла из родного захолустья, прилично повзрослела. Она успешно пыталась укротить свою упрямость, отчего отношения с отцом становились только лучше. Их тёплые семейные ужины периодически посещала Грэйс, которую девушка была рада видеть. Если в самом начале имела места крошечная обида на то, что Бэйкер рассказала всё папе, то сейчас юная мисс Марс сменила гадкое сосущее чувство на большую искреннюю благодарность.
Обнимая Грэйс, девушка каждый раз приходила к мысли, что этого тепла ей не хватало. Какое-то время они даже начали проводить вдвоём — Розали заинтересовалась живописью, а Бэйкер это было только в радость.
Со старой компанией, конечно же, отношения пришлось порвать. Первое время Роуз шарахалась от Джима как от огня, но позже поняла: он того не стоит. Если сначала парень чувствовал себя царём, то вскоре ролями пришлось поменяться. Он пытался распространять какие-то противные слухи, вбрасывал в массы сплетни, но девушка в ответ лишь усмехалась и пожимала плечами. К слову, подобная реакция была советом Бэйкер. Очень выигрышным советом.
В какой-то момент Розали поняла, что хочет поговорить с мамой. Купив самую красивую белую розу, что была в единственном цветочном магазине Спрингфилда, девушка сама добралась до кладбища. Она быстро нашла нужную могилу. Как и всегда, здесь всё было ухоженным. За крохотным надгробием следил не только персонал сего мрачного места, но и Алан.
Роуз присела на сухую землю, положила перед надгробием цветок. Кругом было тихо.
— Здравствуй, мама, — прошептала девушка, незначительно колебая прочно устоявшееся здесь безмолвие. — Я скучаю.
Здесь было тяжело. Любому, кто сюда заходил. Кладбище Спрингфилда пусть и было небольшим, но многих отсюда знал каждый. В любой семье здесь была зарыта частичка родной души. И не было ни дня, чтобы кто-то не ронял у надгробия слёз. В сей раз настала очередь Розали. Склонив голову, она плакала и нервно улыбалась, рассказывая сухой земле и куску гранита, во что сама себя же завлекла.
В конце концов, вставая на ноги, девушка извинилась. За то, что была дурой и не давала спокойной жизни как самой себе, так и окружающим. Она была уверена, что будь мама живой, то всё простила бы и дала совет, как быть дальше.
***
Эрик в последнее время спал мало, а от недоедания постепенно терял в весе. Ему было нехорошо одному, стены давили. Каждый день он вспоминал Розали, понимая, что именно её ему сейчас не хватает. От этих мыслей каждый раз хотелось отказаться, ведь она не была совершеннолетней, ещё даже не окончила, чёрт возьми, школу! Но к ней влекло. Эрик прекрасно понимал, что характер девушки далеко не сахарный, но это его и зацепило.
Не выдержав в конце концов самого себя, он сдался. Взялся за… Нет, ни за бутылку. За телефон. Набрал Грэйс Бэйкер, поблагодарил за портрет, чего не осмеливался сделать раньше. Узнал адрес. А на следующий день, вбив его в навигатор, выехал. Не дожидаясь рассвета, молодой человек уже сидел за рулём. «Будь что будет, » — решил тогда он. Что бы Розали не ответила, он примет это. И будет чист перед собой, ведь сделает всё, что в его силах.