Наполеонов подошел к открытому окну и выглянул на улицу. Густой туман, окутывавший город так, что мало что было видно, почти полностью рассеялся. Сквозь оставшуюся легкую дымку просвечивало солнце, и создавалось такое впечатление, что город облили с неба медом.
– Красиво! – вырвалось у Наполеонова.
И он тут же подумал о том, какая красота царит сейчас на приусадебном участке его подруги детства Мирославы Волгиной. Неосознанно он перенесся на кухню особняка. Перед его внутренним взором предстала и вовсе соблазнительная картина – Морис Миндаугас, колдующий над кастрюлями и сковородками, в которых что-то тихо булькало и скворчало.
Наполеонов проглотил слюну и вздохнул. Но тут же напомнил себе, что он съел аж четыре бутерброда и запил их горячим чаем. А если бы не умчался из дома ни свет ни заря и дождался бы завтрака, приготовленного матерью, то и вообще думал бы не о еде, а о деле.
– Да! О деле! – произнес он вслух, вернулся за стол и разложил бумаги. В дверь постучали пару раз, и она тотчас распахнулась.
– Ах, Александр Романович! – воскликнула влетевшая секретарь Элла, – как вы сегодня рано!
Наполеонов открыл рот, чтобы возмутиться ее вторжением, но она застрекотала, не дав ему произнести ни единого слова:
– А я как знала! Как знала!
– Да что ты знала? – удалось вклиниться Наполеонову.
– Что вы пришли! И, как всегда, голодный!
– Я не голодный!
– Ну, просто, как знала, – продолжала она, не слушая его, – я по пути купила ванильные булочки, – она бухнула пакет прямо ему на стол, – сейчас чай принесу!
– Элла! У меня на столе документы!
– Вижу, вижу, – зачирикала она, – какая прелестная туфелька! – Она уставилась на фотографию найденной на даче Фалалеева туфли и печально вздохнула: – Но мне таких туфель никогда не носить!
– Это еще почему? – спросил следователь.
– Потому, что я секретарь!
– Ну, и что с того, – не понял Наполеонов, – секретари что, босиком должны ходить?
Элла подозрительно уставилась на следователя.
– Ну, что ты так на меня смотришь? На мне узоров нет, – фыркнул он.
– Вы чего? – недоверчиво спросила Элла, – на самом деле не понимаете или притворяетесь?
– Чего я не понимаю?! – рассердился Наполеонов.
– Того, что эти туфли стоят ваше годовое жалованье! – выпалила девушка.
– Мое годовое жалованье? – не поверил следователь, – ты ничего не путаешь? Какие-то жалкие башмаки…
– Я ничего не путаю! И вовсе они не жалкие! Любая женщина мечтает о таких!
– Ну, уж с этим позволь не согласиться, – усмехнулся Наполеонов, вспомнив Мирославу.
Он не сомневался, что его подруга ни за что не станет отдавать за туфли не то что годовое жалованье следователя, но и десятую его часть. И при мысли об этом он зауважал ее еще больше.
– Ну да, – усмехнулась Элла, догадавшись, о чем он думает, – таких, как Волгина, единицы.
– Жаль, – констатировал Наполеонов, – но не в этом дело, раз ты у нас такой эксперт по башмакам, подскажи, где их можно купить, – он кивнул на фотографию, – за границей?
– Почему обязательно за границей, – сказала Элла, – например, в бутиках в центре города.
– А еще?
– Еще, может быть, в «Итальянской слободе», – задумчиво проговорила Элла.
– А это что такое?
– Магазин элитный на Герасименко.
– Буржуйский, значит?
– Ну…
– Все понятно!
– Но такой обуви даже хозяева элитных магазинов много не закупают. Их может быть не более двух-трех пар.
– Да? Ты молодец, Элла! Неси чай! – Наполеонов раскрыл пакет с булочками и зажмурился от удовольствия, – какой аромат!
Вернувшаяся через пару минут Элла поставила перед ним чашку дымящегося чая и собралась уходить.
– Подожди, Элла, возьми половину себе, – он протянул ей пакет.
– Нет, – отмахнулась она, – это все вам! Я за фигурой слежу.
– Ну, как знаешь.
– К тому же я не удержалась и одну по дороге слопала, – покаянно вздохнула девушка и, не дожидаясь комментария следователя, исчезла за дверью.
Наполеонов улыбнулся и покачал головой. Когда он доедал третью булочку, телефон на его столе ожил.
– Алло? – схватил трубку следователь.
– Чего жуем? – донесся до него голос Незовибатько.
– Булочки…
– Вкусные?
– Очень!
– Может, тогда тебе больше ничего для счастья и не надо? – прозвучал насмешливый голос эксперта.
– Надо, надо! – торопливо заверил Наполеонов.
– Но раз надо, то слушай. У жертвы в крови обнаружена приличная доза снотворного.
– Снотворного?
– Ага.
– То есть убийство было спланированным?
– Это уж тебе решать.
– Ну да…
– Окурки, принесенные тобой, идентичны взятым с дачи жертвы, и по отпечаткам пальцев, и по ДНК.
– Понятно…
– На записке тоже те же отпечатки, но затертые.
– Спасибо.
– Но, может, тебя заинтересует тот факт, что отпечатков жертвы на записке нет.
– Странно…
– Я тоже так думаю.
– Может, Фалалеев брал ее в перчатках? – бухнул Наполеонов.
– А может, и в валенках, – хмыкнул Незовибатько.
– Возможно, убийца забрал записку, затер отпечатки, а потом случайно обронил ее? – предположил Наполеонов.
– Чего на свете только не бывает, – откликнулся Незовибатько и распрощался.
– Итак, что мы имеем? – спросил сам себя Наполеонов. И доев последнюю булочку, сам себе ответил: – Окурки на даче оставила Маргарита Максименкова, там же найдена записка, написанная ее рукой. На орудии убийства – бутылке – отпечатки ее пальцев. Остается только разобраться с туфлей и доказать, что она принадлежит ей.
Аветику Григоряну было поручено отправиться к вдове Фалалеева и взять у нее фотографию Максименковой. Наполеонов был уверен, что таковая у нее имеется.
Дверь оперативнику открыла высокая светловолосая женщина со слегка раскосыми серыми глазами.
– Вы кто? – удивленно спросила она.
Аветик догадался, что она кого-то ждала, поэтому и распахнула так торопливо перед ним дверь.
– Старший лейтенант полиции Григорян Аветик Арменович, – он развернул свое удостоверение.
Она чуть наклонила голову, рассматривая его, и выбившаяся из прически светлая прядь волос упала на ее высокую скулу.
– А вы Анна Васильевна Фалалеева? – спросил, в свою очередь, оперативник.
– Нет, я Анина подруга, Людмила Сергеевна Лукьянова. Аня в Сашином кабинете, проходите, пожалуйста.
Аветик, не оглядываясь, прошел в указанном ему направлении.
Анна сидела на диване и держалась за щеку, точно у нее болели зубы. Она даже не посмотрела в сторону оперативника, пока вошедшая в комнату следом за ним Людмила не сказала:
– Аня, к тебе из полиции.
– Из полиции? – переспросила та бесцветным голосом, отняла руку от щеки и посмотрела на Григоряна светло-голубыми, почти прозрачными глазами. Взгляд у нее был отсутствующий. Аветику пришло в голову, что женщина приняла слишком много успокоительного.
– И что вам всем от меня надо? – спросила она.
– Не могли бы вы на время дать нам фотографию Максименковой?
– Фотографию Маргариты? Зачем? – В голосе женщины прозвучало слабое удивление.
– Для оперативной работы! – отчеканил Григорян.
– Для работы?
– Странно. Впрочем, Люда, – обратилась она к подруге, – покажи ему альбомы, пусть выберет.
Лукьянова кивнула и, дотронувшись до рукава оперативника, сказала:
– Пройдемте со мной.
Она провела его в гостиную, предложила сесть в большое мягкое кресло возле низкого журнального столика и, достав из стенки несколько альбомов, положила их перед Аветиком:
– Вот, выбирайте.
– Не подскажете, какой из них по времени последний? – спросил Григорян, устремив на женщину свои темные глаза, похожие на две черносливины.
– Вот этот, – указала она рукой на один из альбомов.
– И в нем есть Маргарита Максименкова?
– Конечно.
– Спасибо.
Аветик раскрыл альбом и стал его листать.
– Вот она, – ткнула Лукьянова в фотографию смеющейся молодой женщины.
«Красавица!» – невольно подумал Аветик.
Выбрав две фотографии, он спросил у Лукьяновой:
– Я возьму эти, хорошо?
Она кивнула и потом быстро спросила:
– Но вы ведь их потом вернете?
– Конечно, – заверил он и направился к двери, – я не буду прощаться с хозяйкой. Ей явно не до меня, – добавил он на ходу.
– Да, Ане сейчас очень плохо, – подтвердила женщина, – у них с Сашей такая любовь была.
– Да? – замедлил шаг оперативник.
– Через две недели они должны были отметить свое воссоединение. Уже гости приглашены. А тут такое!
– Если у них была, как вы сказали, такая любовь, то почему они расставались? – поинтересовался он небрежно.
– Это все она! – Людмила ткнула на фотографии Маргариты в руках оперативника.
– Разве большой любви может помешать кто-то третий? – невинно обронил Григорян.
– Вы еще очень молоды! – пылко возразила женщина, – и неопытны. А знаете, какие бывают женщины?!
– Какие?
– Настоящие ведьмы! – выпалила Лукьянова.
– Вы хотите сказать, что Максименкова ведьма?!
– Ведьма! И не сомневайтесь.
– Но, простите, в наше время…
– О! Товарищ полицейский, ведьмы всегда были, есть и будут! – горячо заверила Людмила.
– Хорошо, – решил он не спорить, – но если пара решила воссоединиться, то, выходит, ведьмины чары перестали действовать?
– Выходит, что перестали, – согласилась Лукьянова, – прозрел Сашка. За что и поплатился, – констатировала она.
– Так вы считаете, что Фалалеева убила Максименкова?
– А разве вы так не считаете? – с лукавой усмешкой кивнула она на фотографии.
– Ну…
– В таком случае, зачем они вам понадобились?
– Не мне, а следователю.
– Тем более! – отрезала женщина.
– А Фалалеева тоже считает, что ее мужа убила Маргарита?
– Аня-то? Нет, она не верит в виновность Маргариты.
– Почему?
– Говорит, что они с детства вместе, и Марго, по мнению Анны, на это не способна.
– А по вашему мнению, значит, способна?
– Способна, и еще как способна, – кивнула Людмила.
– Вы говорите, что Маргарита и Анна дружили с детства.
– Это всем известно.
– И были близкими подругами?
– Можно и так сказать, но вообще-то они двоюродные сестры, – подтвердила женщина.
– Но тогда я не понимаю, как же Маргарита так могла поступить со своей сестрой?
– Я и говорю, товарищ оперативник, что вы женщин не знаете.
– Может быть…
– Маргарита вообще редко мимо каких штанов могла спокойно пройти.
– Даже так?
– Конечно, она выбирала лучших, – подмигнула ему Лукьянова.
– И Фалалеев относился к этой категории?
– В какой-то мере, – неопределенно намекнула женщина.
– Я вас не совсем понимаю…
– Если Сашка – Анин жених, то значит, лакомый кусочек!
– Это почему же?!
– Да потому что, кто у Ани папа?!
– Не понимаю…
– Полковник! – многозначительно произнесла Лукьянова.
Это ни о чем не говорило Аветику, полковниками были его дед и отец. Ну, и что с того? Однако он ни о чем не стал переспрашивать Людмилу.
Ринат тем временем должен был обойти элитные обувные магазины и постараться узнать, кто именно купил красные туфли, одна из которых проходит по делу вещественным доказательством. Для этого случая следователь и вручил ему добытые Григоряном фотографии Маргариты Максименковой.
Но так получилось, что эту задачу следователь поставил перед ним только на следующий день.
Отправляясь на задание, Ахметов вспоминал свое утро. Началось оно, как всегда, со вкусного завтрака, приготовленного руками его любимой жены Гузели.
Ринат не только обожал свою жену, но и гордился ею. Его Гузель была не просто красивой женщиной и хорошей хозяйкой, но и талантливым преподавателем. Она открывала перед своими студентами безграничные просторы романно-германской литературы и языка.
Гузель писала диссертацию, и ее темой было творчество Гете. Собственно, и познакомились они на лекции, куда он, Ринат, попал чисто случайно.
Ахметов вспомнил свою первую встречу с прекрасной девушкой по имени Гузель и улыбнулся.
Но теперь у него не одна, а целых две красавицы.
Вторая это дочь Айгуль. Гуля…
Погода стояла просто чудесная. Ушедшее лето щедро обрызгало землю золотистыми красками, и отблески зноя все еще плескались по обочинам дорог, на зеленых лужайках, в садах и во дворах на клумбах переливами ярко-желтого и золотистого…
Гуля вприпрыжку бежала впереди отца. Вдруг она остановилась.
– Папа, как ты думаешь, где осень прячет свои тюбики и кисти?
– Какие тюбики? – не понял Ринат.
– Ну, как же! – воскликнула Гуля, – она же работает ночью!
– Кто она?
– Да осень же!
– Ах, осень… – улыбнулся Ринат.
– Конечно! Днем она расхаживает по своим владениям и любуется. А еще смотрит, где что нужно доделать, изменить, подкрасить, прорисовать. И вот, когда наступает ночь, она берется за работу.
– Понятно.
– Ничего тебе непонятно, – притворно вздохнула Гуля, – вот Светлана Васильевна говорит, что все мужчины, как дети.
Светлана Васильевна была заведующей садиком, в который ходила дочь Рината.
– Но твоя мама считает меня настоящим мужчиной! – Ринат расправил плечи и гордо выпятил грудь, глядя на дочку с улыбкой.
– Может быть, мама заблуждается? – бросила Гуля на отца лукавый взгляд.
– Мама не может заблуждаться, – уверенно сказал Ринат.
– Почему?
– Потому, что она мама!
Гуля подумала и согласно кивнула.
– Ладно, – сказала она, – про осень ты ничего не знаешь, но скажи мне хотя бы, когда мы пойдем в зоопарк?
– В выходной, – бодро заверил дочку Ринат.
– А когда он будет? – поинтересовалась девочка.
– В ближайшее воскресенье.
– Ты уверен? – Гуля пытливо заглянула в глаза отца.
– Ну, конечно… – проговорил он неуверенно.
– Папа, ты же знаешь, – укоризненно проговорила дочь, – что воскресенье и твой выходной – это не одно и то же.
Ринат вздохнул.
– Ну, ладно, не расстраивайся, – Гуля подбежала к отцу и крепко обхватила его ноги, она подняла голову и посмотрела ему в лицо, – я подожду сколько надо. Я очень люблю тебя, папа.
– Спасибо тебе, радость моя, – Ринат подхватил девочку на руки и крепко прижал к себе.
– За что? – тихо прошептала она ему на ухо.
– За понимание, – ответил он так же тихо, опустил дочь на дорогу, и они зашагали в садик.
А на работе его уже ждал Наполеонов.
– Ну, где ты пропадаешь? – воскликнул следователь.
– Так до начала рабочего дня еще десять минут.
– У оперов рабочий день не нормированный, – завелся следователь, потом махнул рукой, – да ладно, не обращай внимания. Это я от нетерпения. Вот тебе фотография подозреваемой. Вот адреса магазинов и фото туфельки. Узнай, что за Золушка ее купила.
– А это реалистично? – засомневался Ахметов.
– Вполне. Но фотографию подозреваемой сразу не предъявляй, пусть ее сначала как следует опишут свидетели.
– Хорошо, я пошел.
– Иди.
В первом же элитном обувном магазине Ринат был ошарашен ценами на, казалось бы, самые простенькие туфельки.
Те, что они купили недавно Гузель, выглядели намного красивее, а стоили как минимум в сто раз дешевле.
«Эти туфли, наверное, из кожи сказочного единорога», – усмехнулся он про себя.
Оглядев представленный товар, Ахметов не нашел туфель, похожих на ту, что была на фотографии.
К нему уже подлетела юная фея и осведомилась:
– Чем я могу вам помочь?
И, несмотря на то, что в голосе ее были слышны нотки сомнения в том, что Ахметов может позволить себе купить обувь для своей женщины в их магазине, заученная улыбка светилась на губах девушки.
– Мне нужны вот такие туфли, – он протянул ей фотографию.
Девушка внимательно посмотрела на нее и сказала: