– Так вы еще и спортсмен? – удивился я.
– Да бросьте вы! Какой же я спортсмен? Я – чиновник. Возглавляю федерацию спорта в городе N.
Я опешил, но виду не подал. Странно было видеть чиновника высокого ранга в таком виде.
– А скоро в Европу ехать, сборную везти… – Он стал открывать блистеры с таблетками и доставать из них по несколько пилюль, складывая их на стол. – Вот так…
– Понимаю… – ответил я, разглядывая кучку таблеток. Их уже скопилось там около двадцати-тридцати. Но Александр Петрович и не думал останавливаться – он продолжал выкладывать на стол все новые лекарства.
– Не много ли? – поинтересовался я и кивнул в сторону кучки. Он на мгновение остановился, посмотрел на меня и снова улыбнулся.
– Так… – сказал он виновато, покосившись в сторону окна. – Это же врачи назначили… Я бы их вообще не пил.
Затем он взял чайный стакан, налил в него водки до краев и поставил стакан на столик – рядом с кучкой таблеток.
– А это-то вам зачем? – удивленно спросил я. В голове появились пугающие мысли, сменившиеся серьезным волнением.
– Это? – он указал на стакан с водкой, одновременно собирая таблетки в свою широкую ладонь.
– Именно! Это! – я еще раз кивнул на стакан. – Вы же, надеюсь, не собираетесь всю эту кучу лекарств водкой запивать?
Александр Петрович тяжело вздохнул. Прокашлялся. Посмотрел в окно и виновато ответил:
– Я же вам сказал, что я – чиновник. Мне часто пить приходится… – большие голубые глаза его вдруг стали совсем грустными и полными печали.
– Я ничего не имею против. Вы не подумайте. Мне просто за вас страшно. Может быть, разделить как-то? Водку с таблетками.
Александр Петрович махнул рукой. Улыбнулся широкой улыбкой. Расстегнул молнию на куртке и, взяв в руку стакан, произнес:
– Ну за… – зрачки его забегали и словно бы испуганно посмотрели в разные стороны. Он не знал, что сказать.
– Спорт, – вставил я.
Александр Петрович кивнул и приподнял стакан.
– Именно! За спорт!
Он закинул себе в рот все таблетки и попытался их проглотить. Лицо его стало бурым от напряжения, из глаз потекли слезы, в уголках рта появилась слюна. Затем он поднес к губам стакан с водкой и немного отпил из него. Часть таблеток, видимо, прошла по назначению. Потом он отпил еще, и его лицо стало приобретать здоровый оттенок.
– Помочь? – зачем-то спросил я.
Он помотал головой, что означало – не надо. Половина стакана опустела. Александр Петрович поставил его на стол, виновато посмотрел на меня, подмигнул и залпом допил водку.
– Ну как? – зачем-то спросил я.
– Ничего, пойдет… Провалилось вроде.
– Я хотел спросить – как вы себя чувствуете? Ничего нигде не болит? Не тошнит? Голова не кружится?
– Нет вроде…
После этого он встал с полки, достал сумку и спрятал в нее бутылку водки.
– Допивать не будете? – поинтересовался я.
– Так это на утро, – сказал он и ухмыльнулся. – Я же без нее не проглочу все.
Мы какое-то время еще поговорили о спорте и решили лечь спать пораньше. Утром меня разбудила светленькая проводница с детским лицом и тонкими ногами.
– Просыпайтесь, вы вчера просили меня разбудить вас. Вам выходить через пятнадцать минут!
Я вскочил, взял щетку и пасту и побежал в туалет. Умылся. Вытерся майкой, так как забыл взять полотенце. Когда вернулся в купе, Александр Петрович раскладывал на столике таблетки. Остатки водки уже были в стакане.
– Доброе утро, Николай, как спалось? – весело спросил он.
– Отлично! А вам?
– И мне отлично!
– Вы опять? – спросил я и кивнул на таблетки.
– Так… врачи, – махнул он рукой и прикрыл ею стакан с водкой.
В купе забежала напуганная проводница.
– Торопитесь, вам через пять минут выходить!
– Иду, – ответил я, проверяя документы в сумке. Александр Петрович поднял стакан с водкой, зажав в другой руке горсть с таблетками.
– Ну, не поминайте лихом, прощайте! – я слегка коснулся его плеча и начал открывать дверь купе.
– Подожди, Николай, – остановил он меня, улыбнувшись. – А как же тост на прощание?
Я задумался. Ничего не приходило в голову.
– За здоровье?! – я посмотрел в его добрые доверчивые глаза.
– Отличный тост! За здоровье… Ну прощай! Не поминай лихом!
Я спрыгнул с поезда на перрон. На улице шел мелкий дождь. Над неровным горизонтом неохотно поднималось тусклое солнце. Я посмотрел на часы – было без пятнадцати восемь. Взглядом я проводил поезд и пошел в сторону здания вокзала.
Скорая помощь
Игорь Федорович неспешно прошелся вдоль длинного коридора, рассматривая старые фотографии бакинских месторождений. На буровых можно было разглядеть маленьких человечков в касках – рабочих-нефтяников, измазанных нефтью. Там, в Баку, он когда-то работал геологом – попал под распределение сразу после окончания МГУ. Тех буровых, что на снимках, давно уж не было, да и само месторождение обводнилось и давало скорее воду, нежели нефть.
Он постоял напротив одной из фотографий, пытаясь разглядеть надписи на касках нефтяников, больше напоминающих негров на плантациях, чем передовых советских рабочих. Не вышло. То ли зрение уже подводило Игоря Федоровича, то ли каски были такими грязными, что человеческий взгляд не мог уж ничего на них и различить. Затем он глубоко вздохнул и долго выдыхал, уставившись на свои новые швейцарские часы, подаренные друзьями на семидесятилетие. На золотом металле важно поблескивала надпись «Почетному нефтянику от друзей!»
Да, именно, почетному нефтянику. Ведь таким он и был. Почти пятьдесят лет в индустрии. Мало кто столько смог отпахать. Большая часть их выпуска уже на том свете – кто спился, кто сломался, не выдержав лихих поворотов жизни, и сгинул, а кто-то просто умер от старости. Но только вот не он. В свои семьдесят он все еще подтянут и даже хорош собой. Чувство ответственности за дело все так же в нем живо, как и много лет назад. И он еще даст пороху молодым, он еще запустит не один проект, он еще дотянет до следующего юбилея и получит последние подарочные часы – платиновые.
В коридоре было пустынно и тихо. И лишь стук каблуков его помощницы, Марии Прохоровны, сухощавой, пожилой, но все еще интересной внешне женщины, нарушал эту тишину. С каждой секундой стук нарастал, заполняя собой все пространство вокруг.
– Игорь Федорович, а вы что стоите? Не заходите? – Она поправила красную велюровую юбку и остановилась у двери его кабинета.
– Да задумался что-то, Мария Прохоровна, на фотографии засмотрелся.
– Знакомая обстановка?
– Еще как, вы бы знали, сколько я таких буровых облазил, сколько скважин повидал. Я же каротажником был, а это, в переводе на человеческий язык, по скважине в день. И все как часы! – Он потряс загорелой рукой, показывая часы. – Все без опозданий! Минута в минуту! Нас еще «Скорой помощью» прозвали тогда. Бригаду-то нашу.
– Почему? – удивилась Мария Прохоровна.
– А потому что не опаздывали никогда. И работу всю в срок сдавали. Ведь опоздание – не про нас!
– Прям-таки и никогда?
– Ни разу! Я своих знаете как гонял! Выпил или опоздал – ребят подвел. Сразу на выход! Не нужны нам такие сотрудники. Человек – он как часы должен быть, – он опять продемонстрировал свой золотой швейцарский хронометр. – Механизм что тут, что здесь, – он стукнул себя в грудь рукой, – все одно!
– Ладно, пойдемте уже, – Мария Прохоровна толкнула дверь, – вам же улетать сегодня после обеда. Надо еще такси заказать.
В кабинете Игорь Федорович сел за свой дубовый массивный стол, оглядел его идеально ровную поверхность и включил компьютер. На экране монитора появился символ «Виндовс».
Затем он открыл кожаный ежедневник и написал:
«Совет директоров! 17.00. Казань!»
Немного подумав, добавил:
«Председатель совета – Игорь Федорович Небалуев».
Внимательно перечитал свою фамилию, улыбнулся:
«Да уж, со мной не забалуешь! И фамилия такая – Небалуев. Все верно, как специально выбрали».
Зашла Мария Прохоровна, застучала чашками. Разлила горячий чай, поставила на гостевой стол пиалку с конфетами. В кабинете сразу стало как-то уютнее. Игорь Федорович поднялся из-за стола и отправился пить чай.
– Мария Прохоровна, а вы мне такси хотели заказать в аэропорт? – спросил он, разворачивая «Мишку на Севере».
– Да, Игорь Федорович, так же решили.
– Может, лучше на аэроэкспрессе, а? А то пробки эти. Москва все-таки. А это ведь мой первый совет директоров в жизни! Тут лучше перестраховаться.
– Ну вы уж решите, а я переиграю все, если надо.
Он задумался, покусал губы, снял очки с толстыми линзами, положил на стол.
– Давайте лучше экспресс, Мария Прохоровна, а то, знаете ли…
– Как скажете, Игорь Федорович. Экспресс так экспресс.
– Я же у вас «Скорая помощь»! Никогда не опаздываю! – он хотел засмеяться, но лишь закашлялся. Вытер лоб носовым платком. – Да, не опаздываю!
– Хорошо, как скажете, – и помощница удалилась.
В поезде он все время поглядывал на часы. Времени было достаточно, чтобы успеть на самолет, однако без особого запаса. Ну и не так, чтобы впритык, хотя и не разгуляешься особо.
«Надо бы было заранее выехать все-таки. Лучше вчера. За сутки! Все-таки первый мой совет, и я его открываю», – думал он, но тут же ловил себя на мысли, что причин нервничать нет, и он все рассчитал, чтобы быть на месте вовремя.
Пейзаж за окном особо не менялся. В основном – деревья, провода и редкие замерзшие водоемы. Игорь Федорович задремал, а когда очнулся, то понял, что поезд уже подъезжает к аэропорту. Голос из динамиков деловито и вежливо предлагал пассажирам готовиться к выходу.
Игорь Федорович открыл сумку и еще раз все проверил. Хотя делал это уже многократно. Все было на месте. Он твердо решил бежать вперед, как только остановится поезд, чтобы не терять ни минуты и как можно быстрее попасть на самолет. Его сердце застучало, ускорилось, сбиваясь от волнения. Стало тяжело дышать. Вдруг он понял, что хочет в туалет. Видимо, от чая. Да, точно от чая. Он же много его выпил, пока говорил с Марией Прохоровной. Не следовало столько пить. Тут же должен быть туалет, в поезде-то? Есть еще пара минут, как раз сэкономит их в аэропорту.
Он бросился в конец вагона, но туалета не нашел. Пробежал весь следующий вагон. А потом еще один, пока не добрался до самого конца поезда. Там, сбоку, у выхода он увидел маленькую кабинку туалета. Открыв дверь, юркнул туда. Закрыл замок. Справил нужду.
«Хорошо, полегчало. И время сэкономил. Пару минут, а все же!» – думал он, застегивая ширинку.
Повернул ручку замка, толкнул дверь. Но та не сдвинулась с места. Он повертел ручку в разные стороны – замок щелкал, но дверь не открывалась. Он повторил попытку. Тщетно. Стал толкать дверь плечом, аж напрыгивая на нее. Но та не поддавалась. Он ударил ее ногой, но лишь ушиб палец.
Поезд тем временем остановился. Люди начали выходить на перрон.
Игорь Федорович почувствовал себя в полном одиночестве. В пустоте. Он стал кричать, но в вагоне уже никого не было.
Он кричал снова и снова.
Смотрел на часы.
Время бежало.
Он стал биться в двери что было сил. А потом почувствовал боль в сердце – такую острую, словно кто-то всадил в его сердце иглу. Крики давались ему все тяжелее, и он уже скорее хрипел, чем кричал.
В вагон стали заходить люди. Он слышал их шаги и голоса. Кто-то громко смеялся. Кто-то о чем-то спорил. Кто-то просто молчал, и он слышал это молчание. Затем кто-то стал ковырять чем-то в замке туалета, стучать кулаком по двери.
Но Игорь Федорович сам уже ничего не говорил – он просто наблюдал и слушал. Ему нравилось слушать тишину, а до остального ему уже не было дела. Только сердце болело все сильнее.
Потом дверь открылась – перед ним стоял испуганный проводник с бледным молодым лицом, слегка тронутым щетиной. Тонкие губы его подрагивали, ресницы часто хлопали, а зрачки хаотично бегали.
– «Скорая помощь»! Нужна «Скорая помощь»! – закричал проводник и куда-то скрылся.
Вокруг Игоря Федоровича толпились люди.
Он лежал в проходе вагона. Молодой парень делал ему искусственное дыхание, всё обращаясь к кому-то:
– «Скорая помощь»! Срочно вызовите «Скорую помощь»! И дай бог, чтобы она не опоздала.
«„Скорая помощь“… – думал Игорь Федорович, – успеет или нет… Даже интересно посмотреть. – Его веки слипались, дыхание учащалось, а руки начинали остывать. – Хотя какое это имеет теперь значение?» Первый раз в жизни он никуда не спешил, первый раз в жизни ему было все равно. Первый раз в жизни он отдыхал…
Коленки
Машина вошла в поворот на большой скорости, едва не задев бордюр краем колеса. Пассажир, сидящий на заднем сиденье, качнулся в сторону, чудом не ударившись о боковое стекло двери. Затем он схватился обеими руками за уши, похожие на восьмерки, словно проверяя, на месте ли они, и прокричал тонким голосом:
– Степан, мать твою! Да так ведь и убить можно! Шумахер мне тоже.
– Извините, Петр Васильевич. Не рассчитал.
– Ладно, прощаю в этот раз! Но смотри мне. Еще раз и…
Испуганный Степан глупо улыбался и зачем-то держался пальцами за карман рубашки, словно искал там сигарету или зажигалку. Острый его кадык ходил то вверх, то вниз, будто Степан пытался что-то проглотить и у него не получалось.
– Спасибо вам, – еле выдавил он из себя. – Добрый вы…
Услышав это, пассажир заметно повеселел и хлопнул водителя по плечу, словно тот был давним его приятелем.
– Да ладно, Степка. Я – обычный… – И, выдержав небольшую паузу, добавил: – Как все…
– Не как все! Вы – другой. Вы – добрый, Петр Васильевич!
– Добрый… Пожалуй, – во весь рот улыбнулся пассажир и посмотрел в окно.
Машина проехала рядом с большим белым храмом, украшенным позолоченными куполами. Солнечный свет отражался от них и слепил глаза пассажиру. Он прикрыл их рукой, поморщился и чихнул.
– Погоди, Степан, тормозни! – сказал он, вытирая нос рукавом рубашки.
– К отцу Виктору? – повернувшись вполоборота, спросил Степан.
– К нему самому. Благословиться хочу!
– Дело хорошее. Дело нужное!
Машина свернула на обочину. Пассажир вышел, отряхнул штаны и направился в сторону храма. Водитель, облокотившись на капот нового «Мерседеса», закурил.
– Бог в помощь! – сказал молодой бородатый священник, как только увидел Петра Васильевича. – Всегда рады вас видеть в нашем храме!
– Да я мимо проезжал. Дай, думаю, загляну к отцу Виктору. За благословением.
– На дела добрые? – усмехнулся священник.
– В том числе, – отвел взгляд в сторону Петр Васильевич, протягивая к священнику сложенные лодочкой ладони.
– Это дело хорошее, – священник перекрестил ладони Петра Васильевича, а потом протянул ему руку для поцелуя, – дело нужное.
– Я тут по поводу пожертвований… – поцеловав руку, шепнул на ухо священнику Петр Васильевич. – Есть у меня идея неплохая, где денег взять.
Лицо отца Виктора стало сосредоточенным и серьезным. Одной рукой он поглаживал мохнатую бороду, другую – положил на плечо прихожанина, постукивая пальцами по его массивному плечу. Рот священника немного приоткрылся, словно он хотел зевнуть, но не смог.
– Ну, в общем, если выгорит, то, думаю, деньги скоро будут, – сказав это, Петр Васильевич затряс в воздухе указательным пальцем, словно отчитывая священника.
– Понимаю, – задумчиво отвечал тот. – Понимаю…
– Ну, мне пора… – посмотрел в сторону выхода Петр Васильевич.
Священник перекрестил его и сказал:
– Добрый вы человек, Петр Васильевич! А Бог добрых людей любит.
На лице Петра Васильевича появилась вполне живая улыбка, растянувшаяся от одного уха до другого.
– Добрый… Пожалуй. А вообще, я такой, как все! – сказав это, он махнул ладонью над головой, словно отдавая честь священнику, и вышел из храма.