В тот же самый момент по случаю по тому же самому проспекту неслась праворульная «Тойота» девяносто третьего года выпуска. И, к сожалению, добротность характеристик автомобиля не могла компенсировать безалаберность и дурачество ее хозяина, двадцатитрехлетнего Валентина, высокого, светловолосого, с широкой открытой улыбкой партнера компании «Априори плюс». Почти поравнявшись с вершиной эстакады, в левое зеркало Игорь увидел мелькнувшие фары.
«Какого черта!» – успел подумать он, как перед ним мелькнул борт «Тойоты». Душераздирающий гудок одновременно нескольких автомобилей разорвал пространство. «Тойота», не успев перестроиться на скорости за сотню километров, влетела под ползущий фургон, который от удара перевернулся на бок, и его растянуло поперек двух полос узкого шоссе. Игоря выручила реакция, сработавшая на уровне моторики. Он успел нажать на педаль тормоза, а руль выкрутить до отказа влево. «Эскалейд» занесло, развернуло на сто восемьдесят градусов и потащило прямо на фургон, но скорость была низкой, и в итоге получился, скорее, не удар, а сильный толчок, от которого на машине Игоря разбилась задняя правая фара и немного погнулся бампер. Мимо проходящий поток автомобилей без труда объезжал аварию. Те или иные притормаживали, любопытства ради, единицы нашли в себе совесть остановиться и поспешить к месту происшествия.
Игорь смог сконцентрироваться в самый нужный момент, но сейчас сидел с выпученными глазами и широко раскрытым ртом, жадно хватая воздух. Сердце готово было проломить грудную клетку.
– Живой? – какой-то мужик рванул водительскую дверь на себя.
– Вроде да…
– Вылезти сможешь?
– Да, – Игорь облизнул пересохшие губы. – Смогу…
Игорь осторожно вылез из машины и осмотрелся. Ходовые качества его автомобиля явно оставались в порядке – поломки были больше косметические. И, осознавая свою убивающую усталость, он сел на бордюр тротуара, наблюдая, как люди с еще оставшимися человеческими качествами суетятся возле «Тойоты», лежащей на обочине колесами вверх, вызывая ГАИ и скорую помощь.
Скорая приехала быстро. К Игорю обратилась женщина-врач:
– Вы пострадавший?
– Нет. Я из того «Кадиллака», – всячески пытаясь совладать с барабанящим сердцем, ответил он.
– То есть с вами все в порядке. Машина цела же вроде…
– Вроде да…
Состояние было действительно «вроде». Сердце не успокаивалось. Но разве мог он сознаться… Единственное, чего ему хотелось сейчас, – это забыться.
Как все-таки много можно упустить, дав себе слабинку, как же много можно потерять, чуть-чуть опоздав…
Все самое «хорошее» в филиале происходило в воскресенье после собрания. Собрания ответственных, тех, кто не занят организацией, – «самые успешные», личные выволочки, прокачка «зомби», персоналки с партнерами более длительного характера. Так вышло и в этот раз.
Не дожидаясь логического разъезда самых патриотичных партнеров, минуя тем самым ночное совещание, наш эксперт перестал таковым являться. Кто-то понял это сразу, видя, как его статная фигура нервозной поступью удаляется через главный вход отеля, кому суждено было узнать это лишь в понедельник, стоя в общей кучке всей его экс-структуры перед почти материнскими глазами руководства, и выслушивать, как компания благодарна за весь вклад, за огромную самоотдачу, за время, проведенное вместе с компанией, а главное, результаты, достигнутые на посту эксперта (на которые, в принципе, компания в лице ее руководства наплевала), что нам ни в коем случае нельзя сбавлять обороты, не вешать носы, а продолжать идти к своим целям с такой невероятной школой, переданной нам нашим замечательным экспертом, который проявил себя настолько невероятно, что был отправлен на обучение и повышение квалификации. Переводя на русский, это означало, что теперь Патанин – никто, полное чмо, предатель, ничтожество, пустое место. И вообще компания сомневается, был ли такой сотрудник, и что ничто не помешает компании передать вас, стадо баранов, другому пастуху, от которого вы в скором времени зафанатеете не меньше (уж они-то постараются – продаж много не бывает), чтоб, не сбавляя оборотов, приносить денежки в компанию.
Я смотрела на его удаляющуюся спину с балкона второго этажа фойе. Молча смотрела. И веря, и не понимая одновременно, что это сейчас происходит.
С последнего момента, когда мы были с ним вместе, что-то переменилось – Игоря как будто не стало, а редкое общение по бизнесу я вела исключительно с господином Патаниным.
Прекратились звонки и ночные СМС с его стороны. Мои улетали в никуда. Больше мы не виделись за пределами собраний.
Признаться честно, я ждала чего-то подобного после того, как в очередную ничего-не-предвещающую-пятницу произошла официальная смена власти. Партнеры, как обычно, разыграли призы и подарки, спели, потянули карты, съели по тарелочке взбитых сливок, веселясь над экспертами-мотоциклами и готовые уже подорваться на обзвон потенциальных гостей, как под бурный шквал аплодисментов на сцену поднялся нынешний региональный директор господин Фамулов. Его речь, впрочем, как и обычно, не была долгой – люди действия не тратятся на слова. Он просто поприветствовал нас, он просто открыто поговорил с нами и поблагодарил за все, что дал ему этот бизнес за двенадцать лет, которые пролетели, можно сказать, одним днем, через наши глаза. Он не пытался на этот раз до нас что-то донести, он просто рассуждал, а мы слушали его стоя. А потом он сказал, что уходит. Нет, не бросает нас, конечно же, – он все время будет с нами, будет так же приезжать на собрания, на какие-то корпоративные слеты и торжества или просто, когда захочет с нами увидеться. Он будет безумно рад быть нашим гостем в любое время. Гостем! Понимаете?!
А потом в его руках появился букет, и он пригласил на сцену своего заместителя Инессу Владимировну Кривощекову. Вместе с цветами в ее руки торжественно перекочевали бразды правления некоммерческим партнерством. И все аплодировали, все восторженно кричали, особенно выходцы из ее структуры, а я тайком поглядывала в сторону Игоря. Он не смотрел на сцену на протяжении всей процессии, он стоял чуть позади колонны, но мысленно находился явно в другом измерении. В последнее время я то и дело подсматривала за ним тайком – другого варианта мне не оставили, и подобное состояние я замечала не раз. Что-то назревало. Что-то должно было произойти. Не вязался у меня этот человек с руководством госпожи Кривощековой. Ну не вязался! При всем моем уважении к этой женщине, ко всем ее достижениям и сильной сплоченной структуре.
Но что именно так и именно так скоро, я не могла предположить ни в каком раскладе. Его силуэт давно уже скрылся за стеклянными дверьми, а я все не сводила с них глаз.
В тот момент внутри меня что-то треснуло. Что конкретно, не спрашивайте – не знаю. Только факт в том, что с того дня моя жизнь начала меняться. Сантиметр за сантиметром мной начала овладевать апатия. Реакция на окружающий мир постепенно притуплялась. Мне не хотелось разговаривать, не хотелось никого видеть и слушать очередные бредни значимостью в целую вселенную. Просто хотелось быть незаметной и даже невидимой.
Я скрывалась по углам фойе, находила по несколько поводов, чтоб посетить дамскую комнату и закрыться в ней подольше, избегала общения с гостями, со своими в том числе, и старалась не попадаться на глаза эксперту. После ухода Патанина нас передали молодой, но перспективной Инне Юрьевне. Она и вправду была молода, моложе меня. Я хорошо помнила момент ее стажировки на эксперта и первые успехи, к тому же период притирки к новому руководителю все равно занимает какое-то время. Притираться с моей стороны не было ни малейшего желания, но понимание того, что она, как и все, просто делает свою работу, так или иначе заставляло взять себя в руки. Мы управились где-то недели за две. Ее основным критерием для меня оказался тот факт, что она была прежде всего Человеком.
Дальше все снова вошло в свое русло. Я механически ела. Иногда. Выходила на улицу за чем-то неважным, но нужным для чего-то. Спала в совершенно немыслимом графике. Отвечала на звонки Инны Юрьевны…
Одним словом, я пребывала в анабиозе. Попытки отвлечься и заняться чем-то «интересным» заканчивались абсолютным безразличием. Книги были пустыми, фильмы – глупыми, чужие вопросы и рассказы – смесью книг и фильмов, не вызывающих никакой реакции. Единственным развлечением было и оставалось наблюдение…
Я все чаще и чаще наблюдала за партнерами, которые после подготовительных и не только собраний твердой и не очень поступью двигались к главному входу в отель, глядя на натянутые улыбки друг друга, выражающие легкое превосходство, и неизменное «отлично» на абсолютно любого рода вопросы, начинающиеся со слова «как?». Глядя на причудливые временами фигуры «успешных людей», сложно было предположить, насколько способными актерами они являлись и насколько драматичными были их спектакли.
Во внутренней жизни филиала сплошь царили интриги. Они поистине поражали числом вовлеченных в них людей, изощренностью и мелочностью целей. Борьба шла не то что бы за «золотой» бейджик – все обстояло гораздо острее. Боролись за первенство общения с экспертом после структурного собрания, за возможность первым занять столик в кофейнике, отслеживали, кто же пьет кофе из бумажных стаканчиков и жует шоколадки в туалете, чтоб тут же усугубить участь бедняги и донести эту ценнейшую информацию его эксперту. Одним словом, все жили «единой семьей» и действовали «отлаженной командой» согласно известному здравому смыслу: толкни ближнего, насри на нижнего. Работая в тесном сотрудничестве, все страшно враждовали между собой, говорю в особенности о старожилах бизнеса, умеющих ловко формировать вокруг себя лагеря, состав которых менялся еженедельно: сегодняшние враги через несколько дней становились союзниками. Все зависело от того, против кого дружить.
Атмосфера всеобщего недоверия подкреплялась сплетнями. Филиал ими жил. Это был единственный достоверный источник информации. Казалось, каждый партнер живет и появляется в филиале, чтобы опровергнуть самый гнусный слух о себе и распустить еще более омерзительный про соседа. Пик обсуждений приходился на время после собраний субботы и воскресения, когда зарабатывающие отправлялись в увлекательное путешествие по Москве и Подмосковью, а «самые успешные» развлекали себя иными способами.
Особняком стояла тема интимных отношений. Если посчитать количество счастливчиков, имеющих связь с наиболее эффектными барышнями филиала, то получалось, что они только и делали, что совокуплялись. На что-то иное им просто не хватило бы времени. Изредка случались продолжительные романы, перераставшие в нечто большее. Иногда они распадались или производили обмен партнерами. По моим подсчетам. Через какое-то время наш филиал действительно мог стать «одной большой семьей», а последующее поколение автоматически будет вписываться как “пункт”, пусть и на контракт, но в структуру стабильно.
Сколько тогда нового я о себе узнала. Сколько версий ухода Патанина, сколько подробностей его экспертной и прочей жизней… с кем жил, с кем спал, кому приходился родственником, что служило причиной его столь раннего и быстрого карьерного роста, откуда приехал и чуть ли не какие ритуалы использовал перед собраниями – все это будто шквалом вывалилось мне в уши. Все его личностные взаимосвязи с бывшими и нынешними партнерами (партнершами, если уж быть точнее) во всех красках и подробностях, как их потом целенаправленно сливали или передавали другим экспертам, чтоб те в свою очередь в жесткой форме держали их рты на замке, так как они теперь, как нерадивые свидетели, знали на тот момент уже несколько больше, чем положено рядовому партнеру, а омрачать честь эксперта – дело недопустимое.
Мне называли их имена, кого-то показывали пальцем, кого-то на фотографиях структурных альбомов, а я впивалась себе ногтями в ладони и до боли сдавливала челюсти, борясь внутри себя с натиском негодования, зачем они мне все это рассказывают, и диким желанием вломить оппоненту. Таким образом, самые осведомленные партнеры развили во мне хроническую антипатию к собеседнику: это когда, начиная разговор, уже думаешь, куда лучше бить – в печень или сразу в лицо. Все чаще хотелось в лицо, аккурат по нагло-скользким ухмылкам особо заматеревших представителей «элиты» бизнеса, когда те подходили ко мне с недвусмысленными предложениями. Откуда подул именно этот ветер, можно было предположить, но отчего вдруг с таким шквалом, оставалось только догадываться. Тот факт, что я перестраховывалась, флиртуя с наиболее яркими представителями фойе, иногда даже чрезмерно и демонстративно, для отвода глаз, когда наши отношения с Игорем повернули в немного иное русло, автоматически создавал обо мне какое-то подобное впечатление. Меня это даже забавляло в определенной мере (двойственность, не забывайте!), но то, что из этого сделают публичный сквозняк, рождало нервозность и неподдельный интерес, кому же и чем настолько стала важна моя персона, что не проходило и дня, чтобы очередная сплетня не витала на устах партнеров.
Поначалу я пыталась как-то с этим бороться: узнавать, опровергать, посылать, наконец, тех, кто совсем уж терял рамки приличия, доходила даже до руководства, но и там мне ясно дали понять, что судьбы пешек в подобных партиях мало заботят королей. Что ж, иметь свое мнение при любых обстоятельствах и научиться его отстаивать впиталось в подкорку благодаря вашему же выбывшему «слону». Настанет мой ход. И с этим ходом я не спешила.
Игорь по-прежнему не отвечал. Уже которые сутки. Я подолгу могла слушать в трубке бесчувственный голос о том, что абонент not available now, покачиваясь на краю кровати где-то далеко под утро, снова и снова набирая его номер. Я не закрывала страницу социального сайта, на котором он как-то показал мне свой профайл, (естественно, без фото и личностных данных), демонстрируя при этом и себе, и другим свою чрезмерную занятость на этом сервере. Действительно, ведь здесь столько всего необходимого и важного, и все исключительно по делам. Да и сообщений скопилось море… столько дел. Столько!
Раньше, правда, я справлялась менее чем за час, когда сообщения в этих информационных помойках действительно скапливались изрядно, теперь и полдня мне хватало с трудом. Почему он не отвечает? Но проверять на его странице последнее время визита – это же лишнее палево. А показывать свой повышенный интерес – это же никак неприемлемо. Зато подолгу пялиться на увеличенное фото аватарки – это нормально. Это в порядке вещей! Умница, конспиратор!
Да, он в какой-то степени свинья, да, он просто оттолкнул и исчез, не сочтя нужным что-либо объяснить, перечеркивая тем самым всю значимость того, что между вами было. Да и было ли? Вполне вероятно, что все те сплетни, что доходили до моих ушей, в чем-то и являлись правдой, и все, что я сама себе надумала под воздействием обострившихся чувств, далеко таковым не являлось и просто закрыло мне глаза на реальную действительность. Только какой это теперь уже имело смысл? Факт оставался фактом – он не искал со мной связи. А теперь быстренько закрываем ноутбук и сваливаем делать что-то полезное. Пойти спать, например. Или хотя бы погасить непонятно для кого надрывающийся все это время MTV с каким-то бессмысленным хит-парадом. Сделать хоть что-нибудь, только не думать больше. Ведь все решения, которые мы принимаем после двух часов ночи, – это неправильные решения. Потому что алкоголь, может, где-то и Dolce & Gabbana, так как якобы в меру, но явно не сегодня и не в моем случае. И пусть ноющее сердце в ряде случаев действительно имеет тонкий привкус текилы, такой солоновато-кислый, выжатый и растертый до цедры, зато наутро от него остается устойчивый запах перегара, а вместо головы – правильная форма куба. И не ной потом, что совладать с собою становится с каждым разом все сложнее и все непременно валится из рук. Алкоголь выветривается – пустота остается, и никуда ты от этого не денешься…