На последнем вопросе он покраснел и насупился. Я замотала головой (стыдно-то как, может, я обидела его, а этот Саша такой милый), но он ещё раз чуть ли ни силком всучил мне свою красную книжечку, заставил посмотреть все печати, и только после этого успокоился и снова повеселел.
“Вы не беспокойтесь, пожалуйста, Надежда Сергеевна, все ваши вещи соберут и перевезут, за номер заплатят, в общем, вы можете ни о чём не думать. Поедемте прямо сейчас, а? Нас ждут уже”.
Но я всё-таки упёрлась и заставила его подождать, пока скидывала в рюкзак свои тряпки и мелочи, а потом ещё заперлась в туалете чуть ли не на полчаса, чтобы переодеться в приличное и накраситься. Так-то я обычно без этого обхожусь, но не могла же я ехать к ТАКИМ людям заспанной замарашкой! Так что пришлось Саше подождать. Зато, когда я вышла и объявила, что готова, он осмотрел меня с искренним одобрением, а потом вдруг опять смутился:
“Ой, виноват, не сообразил сразу. Вы же, наверное, кушать хотите? Не успели ещё позавтракать? Ничего, у нас в машине бутерброды будут и чай, а приедем как раз к обеду, там уже по-человечески накормят…”
“Да пойдемте же, Саша, не надо так убиваться. Я, когда в походе, могу не есть по два дня, а завтракаю вообще редко, так что я привычная”.
“Да мы тоже, бывало, в полевых выходах по нескольку дней без довольствия, так что я вам верю. Но, поскольку я теперь несу за вас ответственность, то категорически настаиваю на том, что питаться всё-таки лучше регулярно…”
Беседуя таким манером, мы спустились в холл гостиницы, где совершенно неожиданно охранник, дремавший в кресле, подскочил, чтобы открыть нам тяжелую дверь. “До свидания, – говорит, – приезжайте к нам еще”. И девушки за стойкой тоже дружно встали и помахали нам руками. Я подумала, что всё это лишнее и вообще непривычно, но ладно уж, всё равно приятно. На улице нас ждала огромная длинная машина (я в них не очень разбираюсь, но явно что-то не наше и вообще роскошное), а перед ней, как вчера – полицейский автомобиль с мигалками. Да ещё сзади черный джип, тоже с синим фонариком. Ах, нет, джипа было два – я заметила, что сразу за нами из гостиницы быстро вышли несколько людей, и часть из них тут же расселась по этим двум машинам, а другие встали рядом с нами и стали ждать, пока Саша откроет мне дверцу и пустит в салон. Вот это да!
Внутри меня ждало здоровенное мягкое кресло, обитое теплой пушистой тканью. Оно оказалось настолько уютным, что я, смущённо взглянув на Сашу, не удержалась, сбросила сапожки и залезла на сиденье с ногами. Саша, втиснувшийся вслед за мной, уселся в такое же, только кожаное кресло напротив и одобрительно кивнул мне.
“Чувствуйте себя как дома, Надежда Сергеевна, располагайтесь. Сейчас я вас всё-таки угощу чем-нибудь… Ехать-то нам недалеко, но меня не простят, если я вас оставлю голодной!”
С этими словами он принялся нажимать на кнопки, спрятанные между светлыми панелями салона, и тут же откуда-то передо мной возник столик, а широкий подлокотник кресла мелодично звякнул открывающейся крышкой. Внутри, подсвеченные нежным золотистым светом, оказались два фарфоровых блюда: одно было сервировано маленькими бутербродами, больше похожими на крошечные торты – такие они были сложные, а на втором были красиво выложены персики, виноград и еще что-то совсем экзотическое, я такого никогда не видела. Между блюд красовался кувшин с каким-то морсом и два высоких бокала.
“Вы пока кушайте, а я…” – начал Саша, но я прервала его: “Вы тоже угощайтесь!” – “Спасибо, я-то как раз не откажусь”, – он дождался, пока я первая отщипну виноградину, и разом проглотил разом два бутерброда. “Так вот, пока у нас есть несколько минут, я хотел бы ознакомить вас с некоторой информацией особой важности. Вы не против? Только мне придется на некоторое время перейти на официальный язык, не пугайтесь”.
Я промычала с набитым ртом – дескать, хорошо-хорошо, конечно. Я только сейчас заметила, что мы уже едем – в затемненном окошке со страшной скоростью проносились дома и улицы, но казалась, что машина застыла на месте – не было ни шума, ни малейшей тряски. Саша сказал:
“Надежда Сергеевна, как вам уже говорили, вас пригласили к нам не только, так сказать, на экскурсию, но и для того, чтобы вы могли принять участие в общей работе. Поэтому я должен поставить вас в известность, что среди тех вещей, которые вы увидите и узнаете в ближайшие дни и даже часы, могут оказаться сведения, составляющие высшую государственную тайну Российской Федерации. Поэтому… – он залез рукой под пиджак и, снова покраснев, вытащил оттуда листок бумаги, – я попрошу вас первым делом подписать документик о неразглашении… Никто, конечно, ни капли не сомневается в вашей ответственности, но вы уж извините, таков порядок”.
Я посмотрела на протянутую им страницу – это был такой же, как и вчера, гербовый бланк, в который было вписано от руки мое имя, а остальное было отпечатано… нет, не на принтере даже, а на старой литерной машинке, что ли? Я видела такую у папы. Там было так: обязуюсь не разглашать сведения, доведённые мне по допуску А плюс плюс. И всё, а какие сведения, не указано. Все подписала, конечно – тайна есть тайна. Саша забрал листок, не нашел, куда его спрятать, и убрал обратно за пазуху. Я хихикнула, но тут же спохватилась и снова приняла самый серьезный вид.
“Спасибо. Теперь позвольте вам вручить именное средство связи” – Саша полез в другой карман, вынул изящный телефон и протянул мне. Я присмотрелась и увидела, что это был не совсем телефон – у него не было никакого экрана. Вместо него была серебристая панель, украшенная красивыми муаровыми узорами, а посреди нее – единственная кнопка. Сзади на «телефоне» было выгравировано каллиграфическим шрифтом «Надежда 009». Ух ты, стильная штука!
“Какой тяжелый”, – удивленно охнула я.
“Ну что вы, Надежда Сергеевна. На подводных лодках такая аппаратура может занимать целый отсек. А это гражданский вариант, упрощённый, поэтому такой маленький. Это так называемое устройство дальней связи, обеспечивает передачу информации на любых расстояниях и в любых экранированных помещениях – будь вы под землей, под водой, или просто в защищенном бункере” – тут он отвлёкся, и начал пространно рассказывать про какие-то децикилометровые диапазоны, скорость передачи данных, амплитудное моделирование и ещё что-то, что я пропустила мимо ушей. Я, к счастью, прирождённый гуманитарий, и ничего не понимаю в физике – в школе сдала на пять, только выучив наизусть учебник, который на следующий день полностью испарился из моей головы. Я сейчас могу вспомнить только, что вообще-то сама по себе эта штука не может ни с чем связываться, потому что для этого нужны какие-то невообразимо огромные антенны, которые невозможно впихнуть в такую маленькую коробочку. Но зато она дотягивается до ближайшей такой здоровой антенны, которые предусмотрительно закопаны по всей стране. Надо же, что люди придумают!
Саша заметил, что я потеряла нить, и виновато произнес:
“Простите, увлёкся. Я вообще-то связист по первой специальности, мне всё это близко… Но важно вот что. Видите кнопку? В любой ситуации, в любых обстоятельствах, где бы вы не находились – я имею в виду, на территории нашей страны, нажав её, вы сразу попадаете к Самому. Он приказал так настроить. Ну, или если Владимир Владимирович совсем занят – выступает, например, и не может ответить, то вызов принимает референт, то есть Антон Эдуардович. А вот смотрите, это прилагается к устройству. Наденьте, пожалуйста».
Он снова залез в карман, достал бархатный футляр и улыбаясь, откинул крышечку. Внутри было кольцо из светлого металла – белого золота, наверное, украшенное небольшим, изысканно бледным голубоватым сапфиром. Ничего себе! Я надела колечко (подошло на левый безымянный палец, как влитое) и залюбовалась – как раз в тон моим глазам, а металл хорошо сочетается со светлой кожей. “Что это за сплав такой?” – спросила я.
“Оружейный палладий. Это, собственно, не украшение… Точнее, не только украшение. Это внешний датчик устройства связи. Если кольцо окажется на расстоянии более двух метров от основного модуля, то мы поймём, что что-то случилось, и сразу же увидим, где вы находитесь. И придём на помощь. Так что держите телефон при себе постоянно, и далеко его не убирайте, а то поднимите тревогу у нас”, – пояснил он с улыбкой.
“Спасибо, – поблагодарила я за подарок. – Ой, а как с него домой позвонить? Я же забыла родителей предупредить, и ещё мне в университет надо сообщить, что я пропущу занятия…”
“Вы не сердитесь на нас, но мы уже всё сообщили – и родителям, и в университет, так что не переживайте, прошу вас. А позвонить с этого конкретного устройства больше никуда нельзя, только одному абоненту, как я сказал. Но мы скоро приедем, и я вам покажу, к кому вы сможете обратиться, если вам потребуется позвонить, или, скажем, посмотреть электронную почту. Мы все по долгу службы обычными сотовыми телефонами не пользуемся – вопрос безопасности. Так что я попрошу и вас сдать ваш старый телефон в камеру хранения. Можете оставить прямо в машине, не волнуйтесь, не потеряется. За этим проследят”.
“Да? – протянула я с сомнением. – Но вы точно с родителями говорили, они же с ума сойдут, если я пропаду?”
“Я даю вам слово офицера, что ваши матушка и папа полностью в курсе вашего положения, знают, где вы находитесь, и не ждут вас в ближайшее время. Да что я говорю – вы же сами сможете с ними связаться, как только мы прибудем на место, я же обещал. Вот, кстати, здесь нам надо будет сделать пересадку”.
Я огляделась и поняла, что наш экипаж уже не движется, а стоит на одной из старых московских улочек, среди голых кустов и прогуливающихся по тротуарам старушек с детьми. В этот момент, мягко качнувшись, лимузин скользнул через ворота во двор, улица осталась позади, и мы остановились окончательно. “Приехали, Надежда Сергеевна” – пригласил меня Саша, распахнув дверь.
Я торопливо натянула обувь и вышла наружу. Мы находились в маленьком, ни примечательном, дворике – таких полно и в моем городе, здесь даже были детские качели и засыпанная снегом песочница, приютившаяся у стены. На песочнице сидела и сонно смотрела на нас лохматая рыжая дворняга. Закрывшиеся за нами ворота ни за что бы не привлекли мое внимание (во время своих коротких прогулок в последние два дня я много раз видела такие же, закрывающие подворотни между жилыми домами), если бы не красные жестяные звёзды, украшавшие створки посередине. Саша кивнул на жёлтый двухэтажный дом с замазанными мелом окнами, около которого мы остановились:
“А вот и вход в наше подземное царство. Добро пожаловать!”
Мы прошли несколько метров, отделявших машину от железной двери в здание (мой проводник снова по-джентельменски предусмотрительно потянул за ручку), и оказались в небольшой прихожей. Там стоял стол с телефоном, а рядом с ним, вытянувшись, отдавал нам честь солдат в зелёной форме и фуражке. “Здравия желаю…” – небрежно поприветствовал его Саша, а затем повел меня за собой вглубь коридора, который, завернув за угол, упёрся в решётчатую дверь лифта. Выглядели все эти казематы, честно говоря, холодно и неуютно – особенно по сравнению с недавней роскошью нашего средства передвижения. Пропустив меня в лифт, Саша весело сказал: “Не обращайте внимания на скудный интерьер, Надежда Сергеевна. Руководство предпочитает классический стиль, так что здесь всё специально оставлено так, как было задумано строителями еще восемьдесят лет назад. Хотя всю отделку, конечно, поменяли на итальянскую, у нас тут правительственное учреждение всё-таки, а не полустанок под Тамбовом. До сих пор с подрядчиком за переработку судимся…”. Я снова хихикнула.
В лифте было всего три кнопки. На верхней было написано: «Почтамт», на средней «4. Загорск – Алачково», на нижней – «2. Электросталь – Усово». Тщательно защелкнув все запоры на двери, Саша нажал на нижнюю кнопку. Кабина, вздрагивая, неторопливо двинулась вниз. “Да, Надежда Сергеевна, – заметил Саша, – я, конечно, тоже люблю винтаж, но если честно, то этому лифту уже давно пора на свалку истории”. Мне было не по себе, несмотря на его шутки.
“Скажите, а что это был за дворик, в который мы заехали? Там на самом деле играют дети?”
“Нет, что вы, это для виду. Если хотите знать, это вообще не двор и не дом, а маска-сооружение противоатомной защиты. Сплошной куб из железобетона, там даже никаких комнат нет, только вот этот короткий коридорчик, по которому мы прошли, и каптёрка охраны. Таких домиков по всей Москве десятка три-четыре наберется, я и то не про все знаю. А снаружи ни за что не скажешь, что они какие-то особенные, да?”
Тут кабина остановилась (меня здорово тряхнуло и, чтобы не упасть, я даже схватилась за Сашин рукав), и мы вышли в очередной коридор самого обычного вида – как в какой-нибудь организации или общежитии: на полу потёртый линолеум, стены окрашены охряной краской, а сверху, между сплошных труб и проводов, жужжат люминесцентные лампы. В коридоре было множество деревянных дверей без табличек, но все закрытые, а сам проход через каждые несколько метров делал резкие изгибы. С некоторых пор я побаиваюсь закрытых пространств, а здесь, вдобавок, было как-то особенно жутко: откуда-то из-за стен раздавался низкий тревожный гул, а ещё доносилось эхом звонкое щелканье капель воды. Наверное, у меня был совсем испуганный вид, потому что Саша сочувственно пробормотал: “И не говорите, сюда ремонт ещё не добрался, безобразие. Но тут нам надо пройти совсем чуть-чуть, а потом, уверяю вас, архитектура будет совсем другая. Не бойтесь, я вас тут одну не оставлю и в обиду не дам!”
Наконец, ужасный коридор закончился, и мы очутились вроде бы на станции метро – но как же она была непохожа на те подземные дворцы, что я видела раньше! Во-первых, она была не прямая, а изогнутая, и узкая, не шире пары метров, платформа плавно терялась за изгибом тоннеля. Во-вторых, не было никаких украшений, люстр и мрамора – все те же окрашенные грязно-желтой краской стены – лишь сбоку от нас располагался декоративный стенд из фанеры. Там висели серп, молот и красный флаг со звездой, да ещё какие-то плакаты с фигурами в военной форме и, почему-то, огнетушитель (это я уже увидела позже, когда мы сели в поезд). Сама платформа была уложена бурым кафелем, сколотым в некоторых местах – как, пардон, в туалете моей бывшей школы. Ну и затем, сам тоннель показался мне уже и теснее обычного метрополитеновского – возможно, из-за того, что весь он до потолка был занят поездом, состоявшим всего из двух вагонов. На первом, обычного синего цвета, не было вообще никаких окон, кроме стёкол в кабине машиниста, а на борту написано непонятное “ЛМ” и какие-то цифры, – этот вагон заметно шумел и периодически издавал неприятный высокий писк. Зато второй был длинным, серебристым, почти фантастического вида, с гербовыми шторками на окнах (это в метро-то – шторки!), и приветливо распахнутой дверью, за которой виднелась красная ковровая дорожка. У двери вагона стоял настоящий усатый проводник в фуражке и кителе и важно смотрел на нас, приговаривая:
“Добро пожаловать, гости дорогие, прошу подниматься на борт, отправление через две минуты… У меня уже и самовар закипел, буду вас угощать, чем Господь послал. Время в пути – тридцать минут, домчим с ветерком, как у Боженьки на крылышках” (он так и сказал, вот не вру!)
“Здравия желаю, Федор Михайлович, здоровы вы балагурить, – усмехнулся Саша. – Лучше познакомьтесь с нашей новой сотрудницей, Надеждой Сергеевной”.
Проводник ласково мне кивнул: “Вас не беспокоить, в номере будете? Или в салон всё подавать?” Саша почему-то покраснел от этих слов и замахал рукой: “Тьфу на вас, Федор Михайлович, как вы только подумать могли! В салон, непременно в салон! Надежда Сергеевна здесь по приглашению Владимира Владимировича”. Проводник сокрушенно поднял брови: “Вы, товарищ майор, не знаю уж что решили, а я только подумал, что товарищ Надежда Сергеевна наша, может быть, устала с дороги, отдохнуть хочет. Ну, в салон, так в салон, там веселее, да и путь недальний”.