На данный момент Даниил был вроде бы «в отношениях», и сильно хотел из них выйти. Он вообще не мог понять: как такой умный и требовательный мужик, как он, мог так опростоволоситься! Они познакомились в фитнесс зале спа-центра. Обладательница отличной задницы, Жанна, к несчастью, не являлась обладательницей мозгов. Как любой мужчина, он не любил разборок, бесед, выяснений. Поэтому просто забил. В конце концов, он убедил себя, что это была просто недолгая связь, без обязательств, и он ничего не обещал. Поэтому звонить, писать сообщения и, не дай Боже, встречаться и объясняться лично не был намерен.
«Мне совершенно фиолетово, твои ногти сиреневые или пурпурные. Зачем мне эта информация? Это издевательство. Бог, когда ты вылепил такое тело, почему ты остановился? Было рано отдыхать!» Он вовсе не был трусом или подлецом, но просто решил не звонить. И немного удивился, когда Жанна не стала преследовать его звонками и сообщениями. Вот она умница. Обрадовался. Скорее всего, нашла кого-то с тачкой круче. Даже стало немного обидно.
Но на горизонте появилась Светлана, и ему вдруг показалось, что она, возможно, та самая, с которой весело, интересно, не так просто, и её ещё предстояло покорить.
Жанну обнаружили мертвой в капсуле омоложения в спа-центре «Венера», который обслуживал своих гостей на первом этаже дома, где жила семья Булкиных. Глаза её были открыты в жутком испуге, рот искривлён, и руки были у горла, как будто она задыхалась, но Даня об этом, конечно, знать не мог.
Июль 2017. Деревня. Николай Андреевич
Дед Николай, брат отца Людмилы, уж лет десять как овдовел и, несмотря на частые наскоки одиноких соседок, мёртвую подругу предавать не хотел. Дед Коля до одури упахивался в огороде. Утром, в обед и вечером включал выпуск «Новостей» и, хотя повторяли в течение дня одно и то же, очень внимательно слушал и остро реагировал. Трагедия в душе его разыгрывалась нешуточная, потому как еще каких-то тридцать лет назад он точно знал, зачем живёт, чего хочет, за что воевал, а последний десяток лет мир вообще катился в какую-то пропасть. Что и как теперь – ничего не ясно. Где женщины? Где мужчины? Где страна? Где безбедная старость? Где гармонь в конце-то концов, эту музыку же нельзя называть музыкой?! Маркс был не прав? Хорошо, что Маруся не дожила и не видит всей этой срамоты. Беседы с телеведущим были одним из главных развлечений деда.
Своих детей Бог им не дал, но по воскресеньям он видел племянницу Людочку и правнука Петю, а иногда и всю семью, хотя Альберт с Томой бывали редко. Парафинить одиночество Людмилы и неспособность вылечить правнука было задачей его выходного дня.
– О, привезли, не чаял вас больше видеть.
– Ну, прекратите! Мы у вас каждые выходные, – ответила Люда на стандартное приветствие.
– Ага, я тута бьюся с американцем на картохе, а вы токма поспать да пожрать приезжаете. Вчерась крота споймал. Такой партизан хитрый, но я его на табуретке тихо ждал, дождался и на лопаточку подсадил. На соседский огород через забор выкинул, пущай там овощ портит, – и дед Коля закряхтел смехом.
– Так он же под землей опять к тебе в огород вернется, – засмеялась Люда.
– Так вот, – проигнорировал Николай, – где малый ваш?
Петя вошел в дом и скромно поздоровался.
– О! Чадо малахольное? Чем тебя давеча бабы кормили? Кынзой? Чё зеленый такой?! Вы дитёнку мясо даёте вообще? Пожил бы у меня, стал бы розовый, как квочкина жопка, а то вон бледный какой, как поганки на пеньке! Ты, Петруша, мясо то любишь?
– Люблю.
– С кровушкой, небось? – дед иронично прищурился и Люда побледнела.
– Вывезла их на моря, ты гляди. И чего? И ничего! Вона оставила бы мне мальца на всё лето, я б из него казака сделал, – и , обращаясь к Пете, добавил, – соседки-то мои нервы поедом едять! Вот бы ты…
Он не договорил, Люда намеренно с грохотом опустила железную кружку на деревянный стол.
– Вообще-то он после моря приехал очень бодрый! И Томочка расцвела! Ты лучше, Николай Андреевич, скажи когда безобразничать с соседями перестанешь? – сменила тему Люда.
– С какими такими соседями? – дед насторожился, как нахулиганивший пацан, глаза его забегали, он присел.
– С такими! Нечего ваньку валять! Ты зачем на той неделе Ульяне Михайловне в ведро плюнул?! Стыдоба-то какая! Я слушала её, чуть сквозь землю не провалилась.
– О! Накляузничала, значит! Нечисть твоя Улянка Михайловна! И Дашка нечисть! И Мотька! Скверные бабки! Тройня антихриста! Идёт она, значит, с колодца, в руках, значит, вёдра с водой. Я, значит, мимо идусь. Глянь в ведро, а там, в ведре значит, девка молодая! С метлой и ржёт! Девка молодая в ведре, значит, отражается, плечи голые, волосы телепаются, тьфу! Ясное дело, плюнул я и перекрестился!
– Ты, Николай, вроде, умный мужик, бывалый, войну прошёл. Уважаю я тебя и люблю, хозяйство держишь крепко, но, по-моему, не обижайся, у тебя уже старческий маразм! – Люда не знала плакать ей или смеяться, настолько глупой была ситуация.
– Кто маразма?! – дед серьёзно разозлился, – это по соседству у меня маразма! Целых три маразмы! Сидят, костлявые, по ночам над свечками вязанье у них! И по всей хате тени летают. Я всё видел!
– Боже, Николай Андреевич, вы еще и в окна к ним по ночам заглядываете?! Ну знаете!
– Вот именно, что «Боже»! Бога на них нету. Ты Ваську на прошлой неделе привозила, а он как подошёл к ихнему огороду, да как выгнется, как зашипит, как сиганёт оттудова. Потом сидел у меня в кладовке, не ходил никуды. Вот тебе и нате. Даже кошак твой сразу всё сообразил. А люди к ним ходють! Прямо очередь, как в мавзолей к вождю. Ведьмы! А люди – дуры!
– Знаете что, Николай Андреевич, шли бы вы… телевизор смотреть! Ты зачем им проволокой калитку в прошлом месяце замотал? Думал, я не знаю?
– О! И это донесли? Не в прошлом. В маю это было… Ты мне кады Ваську подкинула, я думал он в огороде будет или по помойкам. А он знаешь чего? Сел и на дом их глядит. Долго глядел и рычал, прям чисто тигра, потом уши вжал и в хату. И всю неделю тихо сидел, не шуршал. И это дворовой-то кот! А ты говоришь….
– Ну при чем здесь кот!…. – Люда, не знала, что еще сказать.
– А чавой-та у них огород такой прибранный? А? – не унимался Николай.
– Ты их видала? Они ж все трое на ладан дышат!
– Завидуют молча.
– Ну прям там. Они девку, молодуху пригрели, она, значит, ведьма, по ночам кошкой чёрной делается и всю работу им….
– Николай Андреевич, я пойду травку порву, – и Люда побежала в огород, так как боялась сильно нахамить и обидеть старика.
Сентябрь 2017. Москва. Света и Тома
Они брели по тротуару. Тома, поедая мороженое, и Света, вгрызаясь в кислое яблоко.
– Не понимаю, почему это бестолковые бабские детективы и любовные романчики так расходятся? Они же везде! Магазины, киоски, аэропорт… Как это можно читать? Эти книги совершенно пусты! – они продолжили когда-то начавшийся и непрекращающийся спор о современном чтиве, и Света, как обычно, очень эмоционально бунтовала.
– Ну нееет. Как бы тебе объяснить, во-первых, это довольно милая и лёгкая проза, она не предназначена загружать и без того переполненную заботами голову домохозяйки. А во-вторых, знаешь, вот читаешь это, и как будто болтаешь с подругой, – Тома улыбнулась, – как мы с тобой сейчас, у женщины ведь первая потребность какая? Правильно – общение. А тут тебе интересно, легко, и весело, и конец обязательно счастливый… Нам же не нужно каждый раз с собой носить горьковатое послевкусие Коэльо: «ах зачем это всё?».
– Я не могу такое читать!
– Вероятно, ты считаешь себя слишком глубокой и умной, и, разумеется, это правда, но повторяю тебе, очень хочется, прочитав, захлопнуть книжку с лёгким сердцем и передать подружке, а не ходить в раздумьях о том, куда катится этот мир и есть ли жизнь после жизни.
– Интересно, мужики такое читают?
– Вряд ли, но ведь нашего брата всё равно в десять раз больше. У многих мужчин сейчас «настоящая жизнь» проходит в видеоигре, где он – герой, а у нас – в книжной любовной мелодраме.
Вечером Света звонила Томке.
– А ты знаешь, что ваш спа-салон «Венера», который на первом этаже, закрыли?
– Нет. Ну, я вижу, что давно никто не ходит, а почему?
– Если честно, я рада, половина их клиентов теперь у меня, – но, опомнившись, Света добавила, – причины правда безрадостные, представляешь, две смерти.
– А я-то думаю, что у нас тут, то скорая, то полиция…
– Я подробно всех деталей не знаю, но обе девицы ходили на омолаживающую капсулу, вроде как было нелицензионное оборудование или ещё что, но факт остаётся фактом. Когда первая мадам коньки отбросила, всё как-то замяли, мол, у неё противопоказания были, а она о них не сообщила. Но вот когда во второй раз случилось, за них взялись очень серьёзно. Но это всё на уровне сплетен…
Положив трубку, Тамара призадумалась и медленно заходила из угла в угол. Остановилась у окна и перезвонила Свете.
– Слушай, Свет, а когда именно умерли эти женщины?
– Какие? Ах, да. Одна прям на майские праздники, я почему помню, вы тогда в Египет улетали отдыхать. Помнишь, я тебе с сумками помогала, а в этот момент у дома заварушка: машины, врачи?
– Да, да, помню конечно… В день нашего отъезда. Так. А вторая?
– Кажется на прошлой неделе, но врать не буду, не знаю.
14 октября 2017. Альберт, за три дня до своих похорон
На протяжении всей своей жизни тихий омут Альберта неутомимо плодил чертей. Выплеснуть себя ни словом, ни делом, в силу воспитания, он позволить себе не мог. Собственно, как у любой особи, у него было всего три варианта – взорваться бунтом, сломаться или приспособиться.
Эта ночь ничем не отличалась от сотни других: квартира с тихим мужем, чахнущим по непонятным причинам ребенком, изможденной и тревожной женой.
Альберту снился сон. Он брёл в каком-то полумраке, пробираясь сквозь невнятные, как это бывает во сне, растения, и наконец-то вышел к темному озеру, окутанному тяжелым пепельным туманом. Посмотрев на глубокое небо, Альберт увидел её. Он не видел её много лет, но узнал сразу. Лёгкая, в простом платье, она висела на метле и лукаво ему улыбалась, потом растворилась во тьме. Альберт продолжил путь к озеру. У самого берега недалеко друг от друга росли невысокие гладкие и голые деревья, местами их змеевидные корни выныривали из-под земли, причудливо переплетаясь. Альберт подошёл ближе к одному из них и поднял голову вверх, прямо над его головой на толстых ветвях расположилась аппетитная и совершенно обнаженная женщина, она сидела в продольном шпагате, ноги опирались на ветви дерева, и прямо перед взором Альберта крупным планом сияли влагой ее половые губы. Она вызывающе посмотрела на Альберта сверху вниз, медленно взяла свои груди в руки и стала со стоном их облизывать. Он, жадно и не моргая, протянул руки вверх и стал водить ими по теплому желанному телу, он чувствовал головокружительное возбуждение, в какой-то момент в потоках подсознания мелькнула размытая мысль: «Это нереально, это сон, здесь можно всё, никто не узнает». Он повернул голову вправо, на другом дереве сидела такая же дева, она стала спускаться задом, максимально прогибаясь и раздвигая ноги, предоставляя ему возможность визуально насладиться своими гениталиями. Боковым зрением он заметил, что с третьего дерева спускается ещё одна. Он снова поднял голову вверх и стал прерывисто вдыхать чужой аромат, искать выше руками мягкую грудь, пока две другие искусительницы с телами порноактрис оседлали большие пальцы его ног, оплели, как плющ, его вставший ствол…он проснулся.
Сердце билось часто, тело было в максимальной готовности. Он повернулся к жене, приспустил одеяло, увидел затылок Томы, выглядывавший из старой байковой ночной сорочки. Жена, чуть поворочавшись, выпустила газ. Но в его состоянии такая мелочь не могла повлиять на желание. Он решительно положил руку ей на талию и придвинулся ближе.
Тамара еще не спала. Она уже привыкла, что супруг рано ложится, потому что нужно рано вставать в университет. Она же очень долго не могла уснуть, прислушивалась к шорохам в квартире, думала, переваривала и переживала заново всё, что произошло в течение дня. Она много ела вечером, заедала свой стресс и Петрушино горе, живот надулся и болел, мешал отключиться. Тома почувствовала руку мужа и удивилась. Повернулась к нему.
– Том… Не спишь?
Её обдало горячим несвежим дыханием Альберта, в темноте его рот показался ей какой-то зловонной черной дырой, живот еще больше скрутило. Из-под одеяла она почувствовала запах его немытого вспотевшего тела, и стало совсем неприятно. Она проигрывала бой, ежедневно напоминая Альберту принимать на ночь душ. У Бертика были свои правила гигиены, которые он не собирался менять: он принимал душ каждое утро, очень дотошно вычищал все свои «перышки» и уходил на работу свежий и ароматный, в его распорядке дня не было места для вечернего омовения.
– Спи… – пробурчала она резко, глухо и очень зло, также резко отвернулась и натянула одеяло до ушей.
Альберт несколько секунд пялился в тёмный потолок, покрытый пятнами отсветов от уличных фонарей. Он встал и пошёл в ванную. Пройдя через мрак прихожей, Альберт щелкнул выключателем в ванной. Лампа зажглась, сверкнула, издала секундный неприятный скрежет и погасла, перегорев. Он вошел в темноту и закрыл за собой дверь. Ослеплённый вспышкой, он совершенно ничего не видел, поэтому просто закрыл глаза и спустил штаны…
Кот осторожно вышел в коридор, потянул носом, подошел к двери ванной комнаты и поскреб передними лапами плинтус. Тамара слушала. Слышала все передвижения мужа по ночной квартире. Когда дверь за Бертиком закрылась, Тома взяла себя обеими руками за грудь и тихо заплакала. Ей хотелось нежных поцелуев, она вспоминала смуглые смелые руки Ахмеда, заново прокручивала в голове все те жизненно необходимые для женщины слова, которые он шептал, как с первого же дня знакомства, не стесняясь, называл женой и любил, любил каждую ночь, по несколько раз за ночь, ненасытный, горячий. Ахмед говорил, что у них будет яхта, и каждый день они будут любоваться восходом и закатом. Нет, она так больше жить не может. И не будет.
Прошло полгода с момента ее поездки в Египет, целых шесть месяцев никаких встреч, только переписка в телефоне на изломанном интернетным переводчиком английском и голосовые сообщения по-русски. Мучительные, бесконечные полгода. Удручало еще и то, что любимая подруга стала звонить всё реже, а совместные выходы в клубы и другие приятные места и вовсе прекратились, потому что Светлана влюбилась. Тома, глотая сопли, плакала в подушку.
Следующий день 15 октября 2017. Альберт за два дня до своих похорон
Утром Тамара проснулась разбитой, но она уже почти привыкла ощущать себя так. Который теперь час? Потрогав руками лицо, она сообразила, что опять из-за вчерашних ночных рыданий будет ходить весь день опухшая. «Тома Булкина». Фамилия была еще одним поводом ненавидеть Альберта. Женщина прошла в ванную и открыла дверь.
Альберт со спущенными пижамными штанами, странно вывернувшись, полулежал на кафельном полу, весь иссиня-серый. На лицо смотреть было жутко. Парализовано как будто в агонии и страсти одновременно.
Женщина сделала шаг назад и захлопнула дверь. Нутро рвалось наружу, и ее вытошнило. Пошатываясь, она рванула в комнату сына и с вытаращенными немигающими глазами стала вглядываться в его лицо. Петр, слабо посапывая, спокойно спал, в его ногах, тепло свернувшись, также мирно урчал Василий.
25 октября 2017.
Девять дней после похорон
Альберта
Тамара зашла на кухню. За столом сидел бледно-серый Альберт в погребальной одежде. Сильно ссутулившись, пряча левую руку под столом, правой он жадно наворачивал борщ. Каждый раз, когда он открывал рот, из него сыпалась земля, и, смешивая с борщом, он запихивал её обратно.
– Тамара! Царица ты моя роскошная, – говорил Бертик, продолжая давиться, – если бы ты знала, хорошая моя, как я соскучился по твоему борщу!