– Сука, отпусти, хуже будет, – прохрипел он.
В его голосе звучала неподдельная угроза, он скрипел зубами и ругался. Не выпуская из виду второго, я отбросил ногой нож в сторону, и резко ударил в пах второго. Тот уже подкрадывался и не ожидал от меня такой прыткости.
– Кто вас послал? На кого работаете? Ну, тварь, отвечай.
– Да пошёл ты на хутор бабочек ловить.
В ответ мне пришлось выполнить обещание и после хруста костей и обвисшей, поломанной руки, переключится на второго противника. Тот стоял на коленях, мотал головой, приходя в себя.
– Вопрос слышал?
– Я ничего не скажу. Можешь убить.
– Зачем убивать? Я сделаю так, что ты до конца жизни будешь работать на аптеку, и ездить в инвалидной коляске по велосипедным дорожкам. Как тебе такая перспектива?
Я схватил его за куртку, превозмогая боль в плече, рванул вверх, да так, что куртка молодчика порвалась.
– Прошу самую малость. Скажи, кто послал, и я уйду.
– Оставь их, – услышал я грубый мужской голос за спиной.
Ко мне направлялся мужчина в широком, простом одеянии, тёмного цвета, с длинными рукавами. Одежда напоминала рясу, и если бы не одна деталь. Она как раз полностью противоречила внешнему облику. В руке он держал не крест, или Библию, короткоствольный автомат. Израильский пистолет-автомат «Узи», ближнего боя, хорошо знакомый людям с военной подготовкой. С открытым затвором, выстрел производится задолго до прихода затвора в переднее положение. Грозное оружие. С двумя режимами огня – одиночным, и автоматическим. Предохранитель расположен слева, возле рукояти. Есть и второй предохранитель, допускающий стрельбу при полном охвате рукой рукояти. Это была модель 2010 года, «UZI Pro», с наличием прицельной планки, и улучшенной эргономикой. Из всех его достоинств, а именно, автоматический предохранитель, блокирующий затвор, и обеспечивающий безопасность, даже если он случайно падает на землю, один существенный недостаток. Перерасход боеприпасов, и невозможность руками при стрельбе, гасить вибрации. Зато хорошо сбалансированный «Узи», даёт возможность стрелять одной рукой.
Вытертая, лишённая ворса ткань, суровое, испещрённое глубокими морщинами лицо, пронзительные голубые глаза, говорили о том, что этот человек много повидал на своём веку. На макушке у него была маленькая шапочка, плешегрейка, или скуфья, бархатная, фиолетового цвета, так её именовали в Православии. Важный знак священства, который никогда добровольно не снимали, разве что для выстрига макушки. Когда были гонения христиан, и попы попадали под истязания, и кто-то ударял их по голове, скуфья падала на землю, виновник подлежал каре, и должен был заплатить за «бесчестие». «Венец Христа», – так ещё называли плешегрейку, тщательно оберегался, и если скуфья снималась архиереем с головы священника, это означало лишение сана.
– Не удивляйся, парень, здесь без оружия ходить опасно.
Говорил незнакомец смиренным, вкрадчивым голосом, за которым скрывалась не дюжая сила. Он сразу располагал к себе, притягивал, не отпускал. Ряд белых зубов, тонкие губы, и незатейливая улыбка, казалась до боли знакомой. Как будто раньше я уже был знаком с этим человеком, встречал, и проводил долгие застольные беседы. Но это было не так. Улыбка исчезла, и вместо неё лицо священника отразило лютый гнев, глаза превратились в две узенькие щелки, скулы задвигались, он напрягся, и замер на месте, с презрением оглядывая моих врагов.
– Всё не насытитесь, адское племя! Всё мало вам душ загубленных, так ещё за одной пришли. Не бывать тому.
Чужаки зашипели, сверкая разъярёнными глазами.
– Они ничего не скажут. Это нелюди.
Незнакомец снова приятно улыбнулся и не оставил у меня сомнений в том, что это правда. Я отпустил своего обидчика и с любопытством рассматривал священника.
– Тебя Михаил зовут? Дёмин?
– Точно так, откуда вам это известно?
– Вопросы потом.
Он вскинул автомат и плавно нажал на спусковой крючок. Короткая очередь оглушила меня, и прошила с лёгкостью одного и второго молодчика. Один отлетел на несколько метров назад, второй так и остался лежать на земле с развороченной от пуль головой. Мозги разбросало по асфальту, и от жуткого зрелища я отвернулся и едва не блеванул.
– Идём со мной, тебе нужна помощь, – сказал незнакомец спокойным голосом, как будто он каждый день стрелял из автомата, убивал, и это было для него привычной работой.
– Я ждал тебя, и малость опоздал. Дела задержали, прости.
– Спасибо, вы вовремя появились, но я бы справился.
– Не уверен, – ответил мужчина и с недоверием покосился на меня.
– А как же эти? Мы так и оставим их здесь?
– Конечно, но не думай, что они умерли. Убить их трудная задача. И это уже не наше дело. Проблема в том, что они везде, во всех уголках города, и за его пределами. Меняют обличья, придумывают новые хитрости и подлости. Сатана вмешивается в земные дела, и этому масса доказательств.
– Похоже на сказку.
– «Сказка ложь, да в ней намёк, добрым молодцам урок», – ответил мой новый знакомый.
Он спрятал «Узи», и ни говоря больше ни слова, последовал по дороге ведущей в неизвестность. Мне оставалось послушно идти за ним, и ждать, когда смогу получить ответы на волновавшие меня вопросы, и смогу как следует выспаться. Рана продолжала кровоточить, и, зажимая правой рукой плечо, смотрел в спину своему спасителю, и понимал, что теперь я в безопасности. Надолго или нет, покажет время.
Глава 3
Мы шли по узким улочкам странного города, как мне показалось, всё больше и больше удаляясь от центра. Не встречались люди, и тишина, с ночными огнями фонарных столбов, раздражала. Мой спаситель уверенно шагал впереди, и что-то напевал себе под нос. Пытаясь прислушаться, и уловить незнакомые фразы, я сжимал плечо, и всё больше проникался уважением к незнакомцу.
На уровне подсознания, когда знаешь наверняка, что твой друг не предаст, не бросит в беде, и обязательно подставит плечо. Так было в детстве, когда с ребятами играли в военные игры, прятались в развалинах старых домов, и если кто-то случайно пробивал ногу ржавым гвоздём или куском железа, бежали в аптеку за йодом и бинтом, и на плечах тащили домой. Тогда и проявлялись первые ростки настоящего, мужского братства.
– Долго нам ещё?
Мой вопрос скорее был задан лишь для того, чтобы разговорить мужчину.
– Устал?
Он остановился, повернул голову и улыбнулся.
– Не то, чтобы устал.
Мне не хотелось показать свою слабость, хотя ноги подкашивались, хотелось пить, просто сесть, пусть даже на землю, и перевести дыхание.
– Терпи, чуть-чуть осталось.
Не дождавшись моего ответа, он развернулся и снова зашагал вперёд. Дом, к которому мы подошли, стоял в конце улицы, мрачный, угрюмый, не имел на первом этаже окон, одна дверь, довольно обычная, деревянная, без всяких хитроумных замков. Мой спаситель постучал, как обычно стучат в квартиру к незнакомцам, с целью пригласить на собрание Свидетелей Иеговы, либо же продать какую-то ненужную вещь. Тук-тук, тук-тук. Меня это слегка озадачило, но я промолчал. Стоял сзади, переминаясь с ноги на ногу. Через несколько минут за дверью послышались шаги – уверенные, твёрдые.
– Кто там?
Женский голос мягкий и нежный ждал ответа.
– Свои, Марина, открывай.
Лязгнул засов, дверь приоткрылась, освещая часть улицы. В дверном проёме стояла молодая женщина лет тридцати, не больше. Миловидная и пригожая. В светлом халатике, в мягких домашних тапочках, с беличьими ушками. Она посторонилась, и огромная фигура, проскочила внутрь. Возникла неловкая пауза. Меня никто не представил, и на лице застыла идиотская ухмылка.
– Ты чего стоишь? Проходи, живо.
Повелительный тон Марины заставил повиноваться.
– Добрый вечер, – прошептал я и зажмуриваясь от яркого света, оказавшись в просторном помещении.
– Доброй ночи, вечер уже далеко позади, – ответила Марина, и с грустными, полными жалости глазами, оглядела меня с головы до ног.
– Ранен?
– Угу, есть немножко.
Марина кивнула, выглянула за дверь и, убедившись, что там нет никого, закрыла на широкий засов.
– Бдительность никогда не помешает, – сказала она, и затянула на халатике поясок. – Ты у друзей, ничего не бойся. Сейчас перевяжу тебя и напою горячим чаем.
Оглядываясь по сторонам, я удивился, что комната была абсолютно пустой. С потолка лился мягкий свет, но ни мебели, ни стульев нигде не наблюдалось. Только витая лестница, в конце комнаты, ведущая на второй этаж.
– Тебя как зовут?
– Михаил, можно просто, Миша. А Вас, Марина?
– Марина, Марина, пошли на второй этаж, там есть всё необходимое. Тебе помочь подняться?
– Спасибо, я сам.
– Ну как знаешь, как знаешь, – ответила женщина, и первой пошла к лестнице.
– Где мой спаситель?
– Отец Сергей? Наверху, ждёт нас. Вы не познакомились?
– Почти нет, если не считать, того, что он мне спас жизнь.
– Он такой, благодетель наш.
Поднявшись наверх, я удивился той обстановке, в которой оказался. Просторная комната, круглый стол, посередине два окна, на подоконниках стояли в горшках цветы. Морские пейзажи на стенах, и какой-то странный холодильник, маленький и пузатый. Он громко тарахтел, и издавал свистящие звуки. Как будто надувной матрас, на морском берегу, пробил гвоздь, и весь воздух с шумом вышел наружу. На столе ждал пузатый чайник, чашки и вазочка с печеньем.
– Садись, не стой как истукан. Снимай одежду и бросай на пол. Я потом уберу.
Делать нечего, кряхтя и стягивая куртку и свитер, я остался в одной майке, окровавленной, и с ужасом глазел на рану. Марина вышла в другую комнату и вернулась с аптечкой в руках.
– Майку тоже сними, Миша, к сожалению, придётся её выбросить. Вещи я постираю, утром наденешь сухие и чистые.
– Может в начале в душ? – спросил я, и с тревогой в глазах глянул на Марину.
– Отец Сергей там, выйдет не скоро. Я его знаю. Ладно, сейчас придумаю, как поступить.
Через минуту возле моих ног стоял тазик с тёплой водой, и заботливая хозяйка, мокрой тряпкой вытирала мне плечи, живот, и спину. Потом вытащила кусок ваты, смочила спиртом, и обработала плечо.
– Не глубокая рана, до свадьбы заживёт.
– Я давно женат, Марина.
Мой ответ не смутил женщину, она перебинтовала плечо, собрала вещи и вынесла их. Принесла огромных размеров свитер, который я вынужден был одеть.
– Отец Сергей, долго вы там?
Голос Марины не терпящий возражений, заставил отца Сергея покинуть ванную и выйти к нам. Я уже сидел за столом и жевал печенье. Марина заварила чай, и комната наполнилась запахом цитрусовых фруктов. Отец Сергей был в темно-синем халате, широким в плечах, и достаточно подвижным, несмотря на рост не меньше чем метр девяносто.
– Что ж хозяйка гостя печеньем угощаешь? И чаем? Может голоден он?
– Нет, что вы, спасибо, я не голоден. Кстати, очень вкусное печенье.
– Марина на все руки рукодельница, печёт такие пироги с яблоками, за уши не оттянешь.
Марина покраснела, и отец Сергей, по-отечески погладил девушку по голове.
– Оставь нас ненадолго, Марина. Мне нужно поговорить с глазу на глаз с нашим гостем.
Марина поднялась, не сказав ни слова, вышла в другую комнату. Хотя я успел заметить на её лице смущение и недовольство.
Когда мы остались вдвоём, отец Сергей вопросительно посмотрел. Меня не переставали удивлять его глаза, глубокие мудрые без ложной тени пафоса и лжи.
– Понимаю, Михаил, что ты устал, и хочешь отдыхать. Только наверняка есть вопросы ко мне, без ответов на которые уснуть не сможешь. Я прав?
– Правы, отец Сергей.
Мне стало удивительно легко на душе.
– Спрашивай. Я не всё знаю, но многое.
В ответ я кивнул, соображая с чего бы начать.
– Скажите, отец Сергей, что это за город, где мы сейчас находимся.
– Земля, конечно Михаил, земля. Только другая. Это Чехословакия. Прага.
– Не понимаю, в каком смысле другая земля? Чехословакия? Так её давно нет, если я не ошибаюсь, было, разделение страны в тысяча девятьсот девяносто третьем году.
– Так и есть, друг мой. Чехия и Словакия, члены Евросоюза и НАТО. Только до этого времени, ой как далеко. Хорошо, давай по порядку. Ты сейчас находишься в 1968 году, в самый разгар советской операции «Дунай». В шестидесятых годах, разделившись на два лагеря, коммунистическая партия Чехословакии во главе с Дубчеком, первым секретарём, стала проводить реформы. Рабочие приходили к власти, и так называемый «социализм с человеческим лицом», объединивший европейскую социал-демократию и социализм, вызвал недовольство лидеров других стран.
Президентом Чехословакии стал легендарный командующий Чехословацкой бригадой Людвиг Свобода. Поддерживая реформы Дубчека, всячески помогая, в Чехословакии началась «Пражская весна». В Советском союзе понимали, Варшавский договор, ослабнет, между странами соцлагеря, границы Чехословакии граничили с Западной Германией, которая была членом НАТО.
И в августе 1968 года советские войска начали вторжение в братскую республику для борьбы с «контрреволюцией». Так началась операция «Дунай» – единственная не учебно-военная акция стран Варшавского договора. Кто-то сказал: перестань цепляться за свой мир и увидишь иной.
Это альтернатива земле, мир Гаримы, к которому не всем людям открыт доступ. Здесь больше духовности у людей, и чаще случаются чудеса. Не простые. Библейские.
– Вот, значит, как.
– Ты человек военный, я изучал твою биографию. Не раз был на полях сражений. Знаешь не понаслышке, что такое война.
– Только я здесь оказался по воле случая.
– У меня есть о тебе полная информация от друзей.
– Друзей?
– Друзей, друзей, какие они друзья, на самом деле, время покажет.
Я хотел рассказать, как всё произошло, но не стал. В данной ситуации это не столь важно.
– Никогда не мог подумать, что придётся воевать с контрреволюцией. Выявлять предателей, ловить шпионов, участвовать в правительственных заговорах, наводить в Праге порядки.
Он рассмеялся громко и заразительно.
– Не совсем. В правительстве и без нас разберутся. История, как впрочем, и сама жизнь, любит преподносить сюрпризы. Иногда острые, с перчинкой, да такие, что из глаз льются слёзы, и требуется проточная вода, для промывания не только глаз, но и желудка.
– Странно всё, честное слово.
– Жизнь весьма и весьма странная штука, Михаил, вот ты наверняка не раз встречал в крупных магазинах, супермаркетах людей набивающих под завязку тележки продуктами, и задавался вопросом, куда столько, и главное зачем? Если дефицита нет, всего полно на прилавках, и набивать впрок, как это было в девяностые годы закрома, не имеет смысла.
– Было такое, не раз.
– Человек весьма и весьма странное существо, в нём всегда присутствует страх, боязнь, потерять работу, жену, детей и т. д. Заболеть смертельным заболеванием, например, раком. И страх провоцирует на поступки, которые кроме недоумения, в глазах окружающих, ничего не вызывает.
– Причём здесь магазин? Я не совсем вас понял.
– Притом, что люди за внешней мишурой, не видят главного. Обогащаются, набивая золотом закрома, ведут праздный образ жизни, стараются заработать миллионы, потратить которые при всём желании за одну жизнь не смогут. Не понимают, что в один миг, всё может закончиться. Бац! и нет ничего. И деньги, золото, драгоценности не помогут, когда самое дорогое упущено. Это время. И назад вернуться, исправить ошибки, никто не сможет. Как сказал Омар Хайям, я был богатым как раджа, а ты – был беден… Но на тот свет – без багажа, мы оба едем.
– Не вижу в этом ничего плохого. Есть дети, им останется то, что заработали родители.
– Если останется, Михаил, если останется.
Лицо моего собеседника стало печальным, он тяжело вздохнул.
– Знаешь, большинству кажется, что тяжелое бремя его не коснётся. Болезнь обойдёт стороной, военный конфликт, на другом континенте, не затронет семью и детей. Пронесёт. Проскочит и выйдет сухим из воды. Ведь так?