Добрались мы без происшествий и, сидя за столом, я намазывал бутерброд маслом и уплетал за обе щеки. Колбаса и сыр были отменными, сыр имел необыкновенный запах, и я не удержался и спросил у Марины.
– Может суп? – ответила она, и отложила газету, которую с интересом читала, возле лампы. Я сегодня сварила, куриный.
– Нет, спасибо, в другой раз.
– Другого раза может не быть.
– Можно мне ещё сыра?
– Понравился? Уверена, что раньше такого не пробовал.
– Не-а, вкуснотища, ей Богу.
– Так и быть расскажу тебе про сыр. Он называется – Таледжио.
– Никогда о таком не слышал. Очень мягкий и нежный.
– История сыра началась в десятом веке. Его оставляли созревать в прибрежных гротах. Головки сыровары обмывали морской водой. И готовили только осенью или зимой.
– Круто, очень. Видимо, поэтому он такой ароматный?
– Естественно. Бери, ешь, не стесняйся, у нас ещё целая головка в кладовке лежит. Отец Сергей человек запасливый и гости часто бывают у нас. Тебе нужно переодеться.
– Но у меня нет другой одежды? И зачем?
– Затем, чтобы не выделятся из толпы. Сейчас я принесу вещи.
Через пять минут я уже рассматривал себя в новой одежде. Обычные, серые брюки, туфли, пиджак.
– Красавец, ничего не скажешь, – заметила Марина и пригладила пиджак. – Галстук не нужен? У меня есть.
Одежда мне понравилась, удобная, практичная, несмотря на некий консерватизм, офисный дресскод.
– Вот теперь ты похож на работника социальной сферы Праги. Не хватает портфеля и шляпы. Это мы быстро исправим.
– Не надо, Марина, не надо. Галстук никогда не носил и уж тем более шляпу. Этого вполне достаточно.
Я заметил, как она прячет ехидную улыбку и нахмурился. Не хватало ещё, чтобы какая-то девчонка в открытую насмехалась. Вот ещё. Я смотрел на свои старые вещи, лежавшие на стуле, с тоской в глазах, и не услышал, как в комнату вошли люди. Оборачиваясь, увидел отца Сергея, в компании незнакомцев.
– Это Милош, и Собеслав. Познакомься, Михаил.
Двое парней, лет двадцати пяти, улыбались и, протягивая руки, долго пожимали и трясли мою ладонь. Мне стало неловко от того, что меня воспринимали как космического пришельца. Гостя из будущего. Был фильм, советский, со знаменитой Алисой, и миелафоном. А здесь и сейчас, не менее знаменитый, в кавычках – Дёмин. Михаил. Пришелец. Космонавт, едрить, мадрить.
Милош был выше, на голову Собеслава, его тёмные волосы лежали на плечах. Он слегка сутулился, и поддёргивал плечами, явно нервничая, и чувствуя себя не в своей тарелке. Времена «Битлз», хиппи, были в самом разгаре. Собеслав больше походил на военного, с короткой причёской, гладким, чистым, выбритым лицом, наглаженными брюками, со стрелками, и белой рубашкой. Мои новые знакомые пришли в костюмах, темно-серого цвета, словно готовились к военному параду. Я не сразу заметил, что Милош хромает, чуть тянет правую ногу. Зато прекрасно говорил по-русски, имел способности к аналитическому мышлению. Это выяснилось позже, ближе к утру. Милош работал в городской администрации, имел разряд по боксу и плаванию. И был яростным поклонником «Битлз». Джона Леннона. Я не стал ему рассказывать о том, что фанатик-битломан, Марк Чэпмен пристрелит Джона Леннона, и даже не станет скрываться от полиции. В декабре восьмидесятого года, возле здания «Дакота», оборвётся жизнь великого музыканта. И легендарная группа навсегда останется примером для подражания для музыкантов всего мира. Одну только песню, «Yesterday» крутили по радио больше пяти миллионов раз.
Я вспомнил слова одной из любимых песен своего детства и молодости, и прочитал.
«Лишь вчера»
Разлетелись беды кто куда
А теперь все здесь им нет числа
Но, верю я в своё вчера
Миг спустя
Я уже не тот, что был вчера
Вот и тень в раз оплела меня
Но то вчера забыть нельзя
И куда ей так спешить, нет идей
В словах лишь тишь
Может я сгрубил вдруг ей
Жажду я вчера теперь.
Мои собеседники, молча, внимали моим словам, с нотками грусти и сожаления.
Милош настаивал на том, чтобы ликвидировать станцию с модулем, самыми жёсткими методами. Тем более сейчас ситуация в Чехословакии, благодаря советскому вмешательству, как нельзя лучше способствовала не большой военной операции. Ночью заминировать и взорвать.
Отец Сергей был категорически против. Потому, что при этом могут быть свидетели и случайные жертвы. Как с одной стороны, Земли, так и с другой. И неизвестно чем всё закончится. Если закрыть одну станцию, откроют другую. И все усилия и жертвы окажутся напрасными. Группу могут вычислить и ликвидировать. Так ни к какому конкретному решению не пришли. Но зато, я во многих вещах стал разбираться, и получил достаточное количество информации для обдумывания. Мне приходилось доверять своим новым друзьям, потому что, если нет доверяя, то не стоит затевать игру между мирами. Опасную, полную сюрпризов и неожиданностей. Раздражало только то, что меня снова используют, как одна сторона, так и вторая, и от этого становилось нелегко на душе.
Глава 6
Два часа двое молодых работников интернет компании не могли найти причину поломки и, проклиная на чём свет стоит, старые дома, с их подвалами, вонючими колодцами, лазили с фонариками в руках, искали обрыв линии. Клиент попался серьёзный и жалобами от него был завален весь отдел. Девочки, телефонистки, отказывались общаться с клиентом, из-за постоянной грубости и хамства. И передавая очередную заявку на поломку, в отдел коммуникаций, морщили носики и кривились, как будто избавлялись от подступающей к горлу тошноты, которая вот-вот могла довести до рвоты.
Старый двухэтажный дом находился в конце улицы, в спальном районе Киева. Никто не знал и не хотел знать, кто его построил, историю жильцов. Время такое, что всем было наплевать на то, чем занимается сосед, откуда у него деньги и шикарная спортивная тачка возле подъезда. От пролетариата ничего не осталось, кроме унылого, грязного фасада, подъезда, с исписанными готическим шрифтом стенами, символами Люцифера, мрачной преисподней в пекло. Если случайный прохожий ночью заглядывал в такой подъезд, справить нужду, тут же бежал без оглядки, чтобы не испачкаться и случайно не провалится в подвал, кишащий мышами и крысами. Дом был не жилой только наполовину. Первый этаж пустовал, иногда в нём коротали зимние вечера бомжи. Ещё бы, зимой тёплые батареи, из окон не дует, хотя и нет света. Второй этаж, с массивной, металлической, бронированной дверью, всегда закрыт, и если посетители хотели попасть к хозяину квартиры, они заранее созванивались, и прибывали в точно назначенное время.
Углы первого этажа были утыканы миниатюрными камерами, как и покосившийся навес. Старая дверь в подъезд, давно нуждалась в замене. Массивная пружина, противно выла, как кот, в период весеннего обострения, когда кто-то тянул дверь на себя, прилагая нечеловеческие усилия. Замок, с вечно поломанным язычком, не выполнял своих функций. Домофон, ломался любопытными мальчишками, и вечно закопченный от зажигалок и спичек, в конечном счёте, был выброшен на помойку.
Человек, живущий на втором этаже, прекрасно видел у себя на мониторах всю ситуацию, как на первом этаже, так и на улице. На против дома располагалась небольшая стоянка, забегаловка, в народе «рыгаловка», с палёной водкой, контрабандными сигаретами, пирожками с непонятной начинкой. Новенький «Порше» белого цвета, сверкая краской и лаком, радовал взгляд хозяина, стоя особняком под навесом, сурово взирая навороченной оптикой на старенькие «Тойоты», «Ауди», «Мазды», и прочие «евробляхи», наводнившие Киев, и всю Украину.
Дом ещё в девяностые года выкупили, и всякие косые взгляды, нуворишей и прочих богатеньких маменькиных сынков в городской администрации Киева, в сторону хорошего места для паркинга, или бизнес центра, пресекались на корню. Владельцем дома являлся рядовой пенсионер, Стариков Григорий Олегович. Среди своих, просто дядя Гриша. Никто не знал, откуда у бывшего работника трамвайного депо, живущего на минимальную пенсию, деньги на покупку такого здания. Скромный и тихий дядя Гриша десять лет назад похоронил жену. Она умерла от рака горла. Сын, программист, работал в Европе и редко звонил отцу. Именно благодаря сыну, дядя Гриша увлёкся компьютерами и стал настоящим асом своего дела. Он мог запросто навредить любому банку, обходя систему защиты, запуская вездесущего червя. После сидеть и как мальчишка хлопать в ладошки, радоваться, когда банк на неделю закрывал свои счета и молодые, неопытные программисты, вычищали взломанную систему, ставя хитроумные коды блокировки, и запускали вычищенные проги.
Владимир Викторович Михайлов поднимался на второй этаж, по грязным ступенькам, чувствуя себя продрогшим от дождя и ветра. Свою машину он оставил возле метро и пешком добирался до места. Поздняя осень выдалась дождливой и холодной. Закрывая зонт и стряхивая капли дождя на лестницу, Михайлов сморщился от запаха мочи. К этому невозможно было привыкнуть. Никому. И никогда. Знакомая дверь чуть приоткрыта, и тоненькая полоска света лежала на грязных ступеньках. Зная, какая чистота внутри квартиры, Владимир Викторович вытер ноги об старый половичок и потянул на себя тяжёлую дверь, чтобы войти. Из глубины квартиры доносился скрипучий, нервный, прокуренный голос дяди Гриши.
Михайлов усмехнулся, понимая, что у дяди Гриши, очередная поломка, и он разносит в пух и прах горе-ремонтников.
– Да мне плевать, что ночь на дворе. Идиоты. Сколько ждать? Четыре часа как пропала связь. Где вас черти носили, работнички.
– Мы ночью не работаем.
– Как не работаете? А договор? Показать? У меня, между прочим, исключительные права. Забыли? По первому требованию должны выезжать, и делать ремонт. За что я деньги плачу? А эти, сучки крашенные? Ваши бабы. Бляди разрисованные. Отключают меня, при очередном звонке, ставят музыку, Шопена, чтобы я ждал. Я ждать не желаю. Точка. Может сразу накатать телегу вашему руководству?
– Так мы это… уже всё починили. Нашли обрыв. В подвале. Видно крыса перегрызла.
– С глаз долой, дармоеды. И это последнее, «китайское предупреждение». Если ещё раз заставите меня ждать, я за себя не отвечаю. Пошли вон. Дверь сами найдёте.
Михайлов тихонько стоял, на вымытом до блеска полу, и с улыбкой слушал разбор полётов, между дядей Гришей, и ремонтниками. Длинный коридор вёл в святая святых. В одну огромную и уютную комнату хозяина. Мимо него пулей проскочили двое молодых ребят с красными от возбуждения лицами и со злостью хлопнули дверью. Три часа работы и никакого навара. Даже на сигареты и кофе.
– Проходите, Владимир Викторович, я уже давно Вас срисовал, еще, когда подходили к дому.
Михайлову стало неловко, как будто он как пионер, подглядывал за родителями, ночью, в спальне. Он всё никак не мог привыкнуть, что в двадцать первый век, невозможно оставаться «серым кардиналом», в тени, спрятаться от вездесущих камер. Закашлявшись, больше от смущения, чем от простуды, он расправил плечи и шагнул в огромный зал. Окна были наглухо зашторены, жалюзи скрывали малейшее проникновение света с улицы. В полумраке, сидел дядя Гриша за узким, компьютерным столом, на высоком кресле. Пять мониторов работали круглые сутки и маленькая лампа освещала геймерскую клавиатуру. Сбоку стоял двухлитровый чайник, вазочка с конфетами и печеньем.
– Здравствуй, дядя Гриша, давно мы с тобой не виделись.
Дядя Гриша, в майке и шортах, больше походил на заправского рыбака, чем на опытного хакера. Маленький, щупленький, он как мальчишка спрыгнул с кресла и расправил руки.
– Здравствуйте, Владимир Викторович. Если не трудно, возле шкафа есть выключатель.
Владимир Викторович кивнул, нашёл выключатель и в зале вспыхнул яркий свет, освещая уютную, суперсовременную берлогу. Михайлов осмотрелся, и понял, что с момента их последней встречи, ничего не изменилось. Большая кровать, в другом конце комнаты, всё так же застелена турецким покрывалом. Идеальная чистота не только радовала гостя, но и убеждала в том, что иногда здесь бывает женщина. Готовит, наводит порядок. И дядя Гриша, не совсем свихнулся от программ, троянов, и всё ещё в хорошей физической форме.
Михайлов знал, про пышнотелую Оксану, сердечную зазнобу дяди Гриши. Молодая девочка, двадцати четырёх лет, из Полтавы, приехала учиться в Киев, благополучно провалила экзамен в институт, и чтобы не возвращаться домой, работала проституткой, пока не встретила доброго, и главного платёжеспособного папочку. Дядя Гриша дал приют, деньги, в обмен на интимные услуги. Оксана оказалась не глупой, и всячески старалась не разочаровать своего пузатого, щедрого папика. Около двух лет длилась эта связь и, оглядывая длинный шкаф, с двумя тысячами книг, зарубежной и отечественной фантастики, предмет особой гордости дяди Гриши, Владимир Викторович, не заметил и следов пыли.
– Да-да, кудесница моя, Оксаночка старается.
Старик расплылся в улыбке, и поклонился. Морщины разгладились и, приглаживая на голове редкие волосы, подтянул до пупка клетчатые шорты.
– Вам спасибо, Владимир Викторович. Благодетель мой. Присаживайся, ты у меня редко бываешь и всегда дорогой гость. Я как вижу, выживающих на мизерную пенсию сограждан, так и стою на коленях перед иконой.
– Всего хватает? – задал вопрос Михайлов и нахмурился.
Странным образом блестели глаза дяди Гриши. То ли от усталости, недосыпания, работы по ночам, или же от наркоты? Смутная тревога закралась в сердце гостя. Следовало это выяснить. Он сел в кресло, возле стола, вытащил очки и внимательно посмотрел на моргающие экраны. На некоторых отображались спутниковые карты и маленькие, красные огоньки. Мигающие и двигающиеся в разных направлениях. Их было много, они нет-нет и сходились в одной точке, потом снова расходились.
Взгляд Владимира Викторовича скользнул по едва заметной полоске белого цвета. Дядя Гриша схватил тряпку и хотел вытереть, но не успел. Михайлов перехватил руку и крепко сдавил. И немедля ни секунды залепил звонкую пощёчину дяди Грише, когда тут же открыл стол и увидел увесистый пакетик с порошком белого цвета. Страдальчески закатывая глаза, дядя Гриша сложил руки и упал на колени. Обхватил Михайлова за ноги и хотел поцеловать туфли, но Владимир Викторович с брезгливостью на лице, пнул в бок дядю Гришу.
– Ах, ты, сучёнок, наркотой балуешься? Ведь предупреждал, шельма старая.
– Это не я, не я, – завопил дядя Гриша не своим голосом. – Всё она, Оксана, присадила на эту хрень.
Владимир Викторович встал, полез в карман куртки и вытащил телефон. В глазах его сверкала лютая ненависть.
– Что она знает про проект?
– Богом клянусь, ничего. Я ей сказал, что работаю в банковской системе. Делаю переводы в офшоры. Для богатых клиентов. Больше ничего.
– И ты предлагаешь тебе верить? Знаешь, что я могу с тобой сделать?
Дядя Гриша попятился назад, в дальний угол комнаты, вытирая крокодильи слёзы с пухлых щёк, думая по наивности своей уйти от наказания, рассчитывая на великодушие Михайлова. С бледным лицом, трясущимися руками, стал заикаться и нести какую-то ахинею.
– Стерва неблагодарная, затянула в болото. Я не виноват. Не виноват! Пощадите, Владимир Викторович, пощадите. Не убивайте. Я вам ещё пригожусь. Дайте последний шанс, умоляю.
Голос дяди Гриши изменился, превратился из грозного сурового в писклявый птичий голосок.
Старик лез по полу к ногам Михайлова. Огромная задница виляла как у кота на помойке перед очередным пакетом с объедками. Владимир Викторович стоял в задумчивости и вертел телефон в руках. Стоит или нет вызвать группу быстрого реагирования, чтобы навсегда избавится и от дяди Гриши, и Оксаны, думал он. То, что Оксана уже знала, про перемещения людей в прошлое, у него не вызывало сомнений. Терять не хотелось дядю Гришу, как специалист, он лучший в своём деле. Владимир Викторович несколько раз прошёлся по комнате.
– Вы мерзкий и подлый человек, Стариков. Я нашёл вас на стройке, где вы подрабатывали сторожем. Дал работу, деньги. Что вам не хватало?
– Всего хватало, господин Михайлов. Дурак, настоящий, дурак.
– Ты идиот, дядя Гриша. Мне вспомнился анекдот. В подземке Киева, неравнодушные граждане увидели напёрсточников и обратились к полицейскому.
– Что же, вы, пан полицейский, перед вашим носом обманывают людей, а с вас как с гуся вода. Проходите мимо и не замечаете. – Граждане, ищите дурака в другом месте. Я вчера поставил пятьсот гривен и проиграл.
– Так и ты, дядя Гриша, всё проиграл. Значит так, любитель кокса и женских прелестей. Теперь будешь работать не один. Я сейчас позвоню и приедет человек. Молодой парень. Будет возле тебя и день, и ночь. Заодно обучишь его всем своим премудростям.