– Ноу дэйнджрес, вэри эттэнтив драйвинн (Опасности нет, очень внимательное вождение)! – произнёс он значительным тоном, и я безоговорочно ему поверил. Если водитель утверждает, что при таком непредсказуемом и хаотичном движении опасности нет и его вождение очень внимательное, можно только догадываться, каким оно будет, если ему вздумается малость полихачить.
Я обернулся к безмолвному Чандане, дабы восхититься искусством шофёра уже на русском. В момент поворота головы я заметил, что Анжелика больше не смотрела в окно с обиженной гримаской на лице, а мирно спала, удобно расположившись на своей половине заднего сиденья. Чандана вежливо притиснулся к самой двери и сжался сам, чтобы освободить для изволившей почивать девушки как можно больше пространства. И эта нахалка сквозь дрёму, а может и через умышленно сдвинутые веки, поди, разбери, что у неё на уме, пользовалась отвоёванной территорией на всю катушку. Не мудрено, если спустя несколько минут она положит Чандане на колени или свои ноги, или голову. Если, конечно, сам Чандана чуть ранее не выпрыгнет из салона на полном ходу по соображениям всё той же вежливости в отношении гостя.
Я изобразил неловкое движение рукой и как бы невзначай коснулся оголённых коленей Анжелики. Девушка широко раскрыла глаза и инстинктивно поджала ноги. На лице у неё появилось недовольное выражение. Зато Чандана смог сесть поудобнее.
– Ради бога, извини, что разбудил! – обратился я к Анжелике фальшивым извиняющимся тоном и мне показалось, она этот тон уловила. – Веду себя, как слон в посудной лавке. Спи дальше, если хочешь. – При этих словах девушка снова зло поджала губы и отвернулась к окну. Боюсь, она раскусила фальшь в моём голосе и догадалась, что я умышленно её потеснил. – Чандана, – я перенёс своё внимание на гида, – у вас все так гоняют? Формула-Один много потеряла, что не берёт пилотов из числа ланкийцев.
Я думаю, что мой комплимент понравился Чандане. Поэтому ответ его был исполнен ложной скромности, а может, наоборот, всё проходило естественно, по буддистским аскетичным нормам поведения:
– К сожалению, это невозможно. Для этого нужно много денег. И мы не любим ездить по кругу, нам для этого хватает Сансары. Вы знаете, что такое Сансара, мистер Игорь?
Пока я обдумывал свой ответ, Чандана успел скороговоркой перекинуться по-сингальски несколькими фразами с водителем. Я бы никогда не догадался о смысле сказанного, не услышь я в стремительном потоке непонятных мне звуков одно знакомое слово – «Шумахер». В довершении ко всему наш шофёр польщённо расхохотался и повернулся ко мне: – Сэнкью, сё (Спасибо, сэр)! – искренне поблагодарил он. Я не остался в долгу и с ответной улыбкой, сначала направил на него указательный палец, а затем поднял большой. Чувствовалось, что водитель теперь мой преданный слуга если не до гроба, то до окончания поездки уж точно.
Настала пора вернуться к ответу по поводу Сансары. Прежде я слышал о ней, кажется, в песенке Бориса Гребенщикова, но там пелось о колесе Сансары. По-отдельности она мне доселе не попадалась. Определённо, это было что-то круглое. Я бы не постеснялся признаться, что не ведаю её истинного значения, но в машине сидела Анжелика и это в корне меняло ситуацию. Мужчина в присутствии женщины не может говорить правду.
Увы, я был не в отеле, Wi-Fi и Википедия мне на помощь прийти не могли, а мобильным интернетом я запастись в дорогу не удосужился. Оставалось сказать Чандане позорное «У меня что-то вылетело из головы. А напомните-ка!», это всё лучше, чем сермяжное «Не знаю!». Но тут послышался голос Анжелики:
– Это круг перерождений, бесконечная череда существований – рождение, жизнь, смерть, и снова – рождение, жизнь, смерть. И так будет всегда, так будет всегда…, – она осеклась и опять стала смотреть в окно. Она словно задумалась о чём-то своём и если так оно и было, то я догадывался о чём.
– Браво, леди! – Чандана был неподдельно восхищён. Я ещё ранее заметил, что ланкийцы необычайно радовались и проникались расположением к человеку, который интересовался их традициями, культурой, религией, языком. Похоже, такая участь теперь ждала Анжелику со стороны Чанданы. Мой моральный вес, как заказчика тура, неумолимо скатывался на второй план. Если я не залатаю пробелы в знаниях до завтрашнего утра, Анжелика будет править нами безраздельно и уж точно протянет ноги…, хотя, стоп!, что я такое говорю?, конечно же вытянет ноги в салоне автомобиля, как и когда ей заблагорассудится.
– Ой, что это!? – выкрикнул я от неожиданности, когда с обочины дороги нам чуть ли не под колёса бросилась миловидная девушка-ланкийка в нарядной тёмно-красной редда (юбке до пят) с богатым орнаментом и пышным воланом вокруг талии и такого же цвета, но уже без рисунка, хятти (короткой кофточке с рукавами-фонариками). Она напомнила мне недавнюю сотрудницу за стойкой в фойе отеля, и, несмотря на быстротечность происшедшего, я сумел-таки оценить её привлекательность и грацию, с какой она попыталась преградить нам путь. Не проехали мы и десяти метров, как другая девушка, но уже в наряде изумрудного цвета, проделала то же самое, ещё через десять метров эстафету подхватила девушка в тёмно-синем, а ещё через десять – снова в красном.
Наш водитель оставался невозмутим. Он ехал прямо и даже глазом не моргнул, когда девушки настойчиво и методично буквально грудью ложились на капот, но скорость, разумеется, снизил. До меня дошло, что это был какой-то ритуал. Девушки кокетливо улыбались, а их гибкие изящные руки, как взмахи маленьких лебедей в балете Чайковского, плавными и заманчивыми движениями призывали остановиться.
– Хотите попробовать кешью, мистер Игорь? – спросил Чандана. – Может ваша девушка захочет? – вторым вопросом Чандана подчеркнул, что теперь и Анжелика имеет вес в принятии решений. Сцена с юными ланкийками Анжелику тоже заинтересовала, поэтому нельзя было понять, умышленно или нет она пропустила фразу нашего гида про «мою девушку».
Только теперь я заметил, что местные красотки были продавцами орехов кешью. Вдоль дороги, по обеим сторонам, через небольшой промежуток, стояли застеклённые ящики, внутри которых грудились разновеликие прозрачные пакетики с жаренными орешками. Одни были бледно-румяного цвета, другие имели рыжеватый окрас. Возле каждого ящика стояло по две девушки, одна из которых сидела на раздаче, а в обязанности другой входило привлекать внимание покупателей столь экстравагантным способом. Разумеется, водители знали об этом месте и заранее притормаживали, поэтому очаровательные зазывалы ничем не рисковали, а вот попасться в их сети не составляло особого труда.
На вопрос Чанданы я ответил утвердительным кивком головы, и машина остановилась. Втроём мы вышли наружу. Едва открылась дверь, как вязкая тропическая духота обдала нас приторным коктейлем из цветочных ароматов. Подзабытое во время освежающей езды с кондиционером ощущение неги и прострации стало мгновенно разливаться по телу. Пришлось сделать над собой ощутимое усилие, чтобы оторвать пятую точку от удобного кресла и со старческим кряхтением и охами встать в полный рост.
Бойкая, очень миловидная, с соблазнительными формами девушка зачерпнула небольшим совочком немного орехов из белой кучки и жестом, подкреплённым обезоруживающей улыбкой, показала, что хочет высыпать мне их на ладонь. Я не стал себя просить дважды, после чего девушка зачерпнула кешью рыжего цвета и на моей ладони оказались две аккуратные пирамидки из орехов, причём одна не касалась другой. Я сделал для себя маленькое открытие: оказывается, высыпание орешков кешью на ладонь тоже искусство. За полминуты девушка проделала тот же ритуал с Анжеликой, затем с Чанданой, потом подошла к нашему автомобилю и предложила лакомство водителю. Субординацию во время раздачи орехов юная продавщица также блюла чётко.
Попробовав кешью красного цвета, я понял, в чём секрет. Они были со жгучим красным перцем. Как любитель острой пищи с полувековым стажем я не мог не оценить совершенство вкуса. Обычный жареный кешью насыщал и приедался довольно быстро, а тут, казалось, я мог съесть тонну, несмотря на полыхавший «пожар во рту». Маяковский сказал это применительно к мексиканской кухне, попробуй он ланкийскую, наверняка, с его пылающих уст, сорвалось что-то похожее на «пожар во рту на ветру».
При помощи универсального знака одобрения (улыбки и большого пальца вверх) я выразил девушке признательность и жестами показал, что хочу купить два больших пакета перчёных орехов. «Кешью сами по себе хорошо влияют на потенцию, – рассудил я, – а с перцем должно получиться вообще превосходно».
– Ты будешь что-нибудь? – спросил я Анжелику. Та помялась немного и согласилась на небольшой пакетик обычного кешью. Чандана и водитель вежливо отказались. Напоследок мы обменялись прощальными улыбками с нашей продавщицей и её напарницей, услышали в ответ соблазнительное «бай!», произнесённое так, что в нём читалось не «пока!», а «не уезжай, останься!». Сопровождалась эта сцена таким молящим взглядом, такой горечью разлуки в глубинах его, что я чуть не сказал нашему гиду: «Чандана, вы поезжайте, а я тут задержусь немного и вас догоню». Но в этой ситуации мой здравый смысл осечку не дал и вовремя напел спасительное про уловки продавца, который хочет подольше удержать покупателя и раскрутить его на покупку орехов для всех домочадцев, друзей и знакомых.
– Кстати, так орехи кешью продают только в этом месте, – сказал Чандана, едва мы отъехали. – Знаете почему? – и, не дожидаясь нашего ответа, он продолжил, – ещё в девятнадцатом веке тут пролегал путь в Канди и в горы Нувара-Элия, пока не построили железную дорогу. Коммерсанты, чиновники, войска шли этими местами, и жители деревни придумали, как можно заработать немного денег. Они отправили торговать орехами кешью самых красивых девушек. Это сейчас они носят хятти, а тогда многие ходили топлесс, в одной только редда и это не считалось зазорным. Девушки не просто торговали орехами, но и дарили любовь тем, кто оставался на ночлег, а таких было немало. Все эти завлекательные жесты родом оттуда. Так и пошла традиция…
– И что, сейчас тоже можно остаться на ночь? – перебил я Чандану с единственной целью побалагурить, ну и поддеть его заодно (этакая маленькая месть за Анжелику). Но нашему гиду, видать, не в первой было отвечать на подобные вопросы, он отреагировал сразу:
– Нет, конечно, сейчас этого нет. Хотя, я не знаю…, – закончил он и как-то двусмысленно хихикнул.
Анжелика молча и немного нервно догрызала свой пакетик с орехами, но ушки свои держала на макушке. В этот момент она напоминала пальмовую белку лену, которую все русские (и я тут не исключение) называли бурундуком за полосатую спинку и которые в изобилии шныряли по пальмам и балконам в отеле на пляже, а иногда забирались и в номер, если дверь на балкон оказывалась открытой. Опасного в этом ничего не было, на небрежно брошенные кошельки или купюры они не покушались, но фрукты попробовать на зуб могли, или сунуть нос в бокал с соком, а то и того хуже – с виски или местным красным ромом. Последний был очень популярным среди туристов и в девяносто девяти случаев из ста становился неотъемлемой частью привозимых домой сувениров. Не подумайте ничего плохого: ни сока, ни виски, ни рома было для белок не жалко, они пьянели быстро с одного обмакивания носа и потом, виляя задом и подметая за собой длинным пышным хвостом на сто восемьдесят градусов, на полусогнутых передних лапках, мордочкой в пол, еле доплетали, а скорее, перекатывались до края балкона, откуда расслабленно сигали вниз, как падают спелые кокосовые орехи на землю, но при этом никогда не разбивались. Они, словно кошки, трезво приземлялись на все четыре лапы, а потом снова продолжали пьяно ковылять до своей пальмы. Не знаю, что выговаривала бельчиха в этих случаях своему муженьку, но у меня есть обоснованное подозрение, что она тоже не гнушалась приходить домой подобным образом, поскольку отличить самку от самца на глазок неспециалисту по пальмовым белкам не представлялось возможным. Да и попадись она мне в руки, я бы всё равно ничего не понял.
«О своих вчерашних ребятах думает, – с ревнивой досадой подумал я. – О правильности решения уехать с незнакомым мужчиной много старше себя, о… Да фиг её знает, о чём она там на самом деле думает! – решил я прекратить никчемные рассуждения. – Одно пока очевидно, она собирается ехать дальше, это факт! – чем ближе наступал момент расставания с лишними сотнями долларов, тем жальче их становилось и тем больше я злился на своё никчемное, «поперёк батьки в пекло», джентльменство. – И этот, как его, Павел, тоже какой-то тюфяк! Давно бы нас уже нагнал, перегородил бы дорогу, выволок её из машины и увёз бы, да хоть куда!..»
Шриланкийские обычные дороги, помимо возможности почувствовать себя, как в гонках на ралли, сразу вызывали в памяти популярную песенку «Ты российская дорога – семь загибов на версту!» Но чего греха таить, ехать по такой дороге было очень интересно. С виду неопрятные сёла и маленькие городки с нагромождением всевозможных лавочек и магазинов вдоль проезжей части, без намёка на тротуары, яркая реклама на белых, с грязными подтёками от частых дождей, стенах квадратных и прямоугольных домов сменялись ухоженными кокосовыми и каучуковыми плантациями или рисовыми полями, потом наступала очередь пышных и завораживающих своей растительной неразберихой джунглей, многочисленные развалы с местными фруктами призывали остановиться, тут даже красивые девушки с сексуальными движениями рук, тел, с многообещающими взглядами были не нужны, содержимое развалов само просилось тебе в рот. Мы так и сделали на одном из них и все ранее прочитанные санитарные нормы поведения в тропических странах, где чёрным по белому было написано ничего не покупать с рук, а фрукты мыть бутилированной водой и желательно с мылом, благополучно забывались. Устоять от соблазна невозможно, когда прямо у тебя на глазах разделывают сочный ананас, словно разворачивают гигантское эскимо на палочке, потом режут на дольки и ты ешь, а точнее почти пьёшь это сладкое, тающее во рту, жёлтое чудо, и все чистоплюйские предписания забываются напрочь. Ты наслаждаешься вкусом и самим местом поедания – среди ананасовых гор, банановых гроздьев высотой с человеческий рост, устрашающих своим видом шипастых плодов хлебного дерева и прочая, прочая, прочая. Как там говорится, «увидеть Париж и умереть», ну так вот, выражение «поесть ананасов в Шри-Ланке и можно отправляться в лучший из миров» тоже имело бы право на жизнь, не будь одного «но»: это невозможно сделать, поскольку хочется ещё. Как сказал мне Чандана есть в Шри-Ланке поговорка – «желаешь умереть с голоду – не дыши», иначе еда будет сама залетать тебе в рот. Это, конечно, преувеличение, но верится в народную мудрость легко, когда видишь, как всё вокруг цветёт и благоухает.
Конец ознакомительного фрагмента.