«Какое это красивое слово Мама» – думал он, чувствуя холод могильного камня. Возвращаться уже некуда, там в его доме живут уже другие люди и ему там нет места. Пройдут века, но материнское окно маленького деревянного домика, будет с ним всегда. Просидев так, тихо, отстранено уставившись в мутный вечно серый горизонт неба, несколько недель, возможно и месяцев, он не заметил, как в один из таких промозглых дней к нему подошёл старик и сел рядом.
– Давно сидишь? – то ли спросил, то ли подтвердил, очевидное тот. Адриан молча кивнул, не глядя на старика, однако спустя минуту все же повернул голову, он слишком давно не слышал человеческой речи, будучи оторванным от других яростью и отчаянием. Старик выглядел настолько чудно, что Адриан вышел из своего мрачного оцепенения, внимание привлекло не то, что старик не человек, а то, что своей внешностью, он как будто сошёл, с игральных карт начала девятнадцатого века41. Красный жилет с меховой окантовкой из кроличьего меха, снизу виднелась белая рубаха с высоким воротником, на которой были изображены карты разного достоинства, рубаха была заправлена в белые штаны на шести медных пуговицах, а штаны в свою очередь заправлены в чёрные ботфорты. Лицо старика, было не естественным, плоским как изображение на картах, только глаза ярко зеленные, как два фонаря, посреди предрассветного тумана, говорили о кишащей внутри него жизни.
–Кто ты? – спросил Адриан, с интересом изучая причудливую одежду старика.
–Я Миро. А, ты? – спросил старик, чей хитрый и ироничный взгляд, блуждал по Адриану, его явно забавляло возникшее знакомство.
–Я Адриан! Так кто ты? Ты же не человек?
–Можно подумать ты человек, – также с иронией ответил ему старик, нисколько не обидевшись. Я дух, в том смысле, в котором нас воспринимают люди.
–И чем ты промышляешь? В смысле, что делаешь, как…, – Адриан запнулся, слово живёшь, явно утратило своё значение, как для него, так и для его собеседника.
-Говорю, что было, что будет, что происходит сейчас, – улыбнулся старик. Служу, своей хозяйке, она хорошая, понимает нас духов. Я вон оттуда, – добавил он, указав на холмистую часть леса, справа от кладбища. Там сейчас стоит наш цыганский табор!
Адриан все ещё ничего не понимая, на всякий случай кивнул головой. -Ты говоришь нас?
–Ну да. Вон и Мириам гуляет с Антоном. Адриан посмотрел в ту сторону, где ещё минуту назад был просто туман, теперь зеленел луг, по которому шла высокая, статная женщина в длинном белом платье и в чёрном жакете, тёмные волосы были убраны «узлом Аполлона42», что лишь подчёркивало статность и женственность женщины, рядом бежал и кувыркался парень лет пятнадцати или даже тринадцати, в простой крестьянской рубахе и штанах, не особо заботясь о своём внешнем виде и том впечатлении, которое он может оказать на окружающих.
–Может пойдёшь с нами? – спросил старик. Ты вроде нормальный, не бездельник, а то духи любят ничего не делать, не все, конечно, но многие, приходят кто по призыву, кто просто так, прибиваются, обещают, чем-то помогать, что-то делать, а в итоге кормятся на халяву и улетают. Адриан, посмотрев на него также многозначительно кивнул, соглашаясь со стариком, чтобы не прослыть невеждой в глазах нового знакомого.
–Как эти? – кивнул Адриан, в сторону женщины и прыгающего подростка.
–О, нет, – поправил его старик. Мириам самая сильная, она защищает всех нас и целый табор, ещё лечит, сильней неё только Корунд, демон, но он на цепи, слишком бешеный, останавливаться не умеет. А Антон, так, где-то защищает, где-то выполняет мелкие поручения, мальчишка ещё ветер в голове. Тут к ним подошли Мириам и Антон. При чем от женщины исходила такая сила, что Адриан невольно зажмурился, она была сильна, очень и старик явно не врал, когда говорил, что она выполняет ведущую роль во всей этой компании.
–Смотрите кого я нашёл, – начал старик, указав в сторону Адриана. Неплох, а?
–Я Мириам, а это Антон, – представилась женщина, изучая сидевшего перед ней призрака мужчины, внимательно и придирчиво.
–Адриан, – представился он, и подняв голову посмотрел в глаза Мириам, выдерживая её взгляд. «Она восхитительна» – подумал он. Это лицо!! Бывает холодная красота, дикая красота, но царская красота бывает очень редко, когда смотришь на женщину и признаешь за ней абсолютное превосходство, без надутого самомнения, которое можно перевернуть или подставить под сомнение, не просто красоту, безупречной линии носа, глаз, овала лица, такая бывает и куклы, а когда всё это излучает силу, статус с которым просто не мыслимо спорить, такую красоту можно назвать царской, королевской. Глаза серо-синими гроздья хрусталя уходили далеко вглубь, завлекали, лишали рассудка, смотреть в такие глаза все равно, что падать в бездну хрустальных пещер. «Долго смотреть в них опасно,» – подумал он.
–Я как раз, предложил Адриану, присоединиться к нам, – произнёс старик, с уважением глядя на женщину, словно ожидая её согласия.
–Сколько ты уже умер? – спросила женщина.
–Не знаю, – ответил Адриан и отвёл взгляд, вспомнив о матери.
–Если хочешь, пойдём с нами, – предложила Мириам, видимо удовлетворённая тем осмотром, который провела. Старик тут же просиял, радуясь новому собеседнику, впрочем, как и Антон, молча ожидавший решения Мириам, парень, одетый в простую крестьянскую рубаху, что моталась на нём мешком, больше походил на дуралея, чем на защитника. Адриан, кивнув, в знак согласия, поднялся с земли, бросив прощальный взгляд на надгробие матери. -Куда идти? – спросил он.
Поселение цыган, являло собой скромный пример кочевой жизни народа, пёстрые яркие шатры, пламя костров и необычная речь греющихся возле огня людей, эта атмосфера невообразимым образом окутала его теплом и покоем. Однако было в таборе, и кое-что странное, здесь почти не было стариков, он словно обнищал на радость и счастье, лица цыган были хмурыми и унылыми. Лёгким ветром залетев в один из шатров, они оказались перед цыганкой, не спешно готовившей какое-то травянистое снадобье. Тшилаба43 шувани44 табора, была непростительно молода и выглядела немного скукоженной, съёжившейся так бывает, когда человек рано повзрослел, взвалив на себя проблемы своих близких. Она посмотрела на него, осмысленно и спокойно слушая шёпот старика, чьё плоское лицо на фоне горящих свечей выглядело особенно жутко и неестественно.
–Здравствуй, – сказала она, не сводя с него взгляда.
Он напряг связки, но не смог произнести ни слова и просто поклонился, продолжая напрягать связки, он не произвольно сам того не зная, увеличил количество энергии именно в этой области своего эфемерного тела, потому на следующие вопросы цыганки он все же сумел ответить.
–Готов ли ты помогать мне? – властно спросила она.
–Да, – ответил он, и не узнал свой голос, такой глухой и хриплый, больше похожий на голос зверя, вдруг научившегося говорить, нежели человека, теперь он понял, что до этого с духами, что пригласили его сюда, он общался мысленно.
–Что ты умеешь? – задала она следующий вопрос.
–Солдат, – коротко ответил он, поражаясь с каким трудом ему даётся элементарная, человеческая речь.
–Воин значит, -подвела итог цыганка. Это хорошо, Мириам давно нужна помощь, чтобы присматривать за всем.
–Что ты любишь? – спросила она, смягчив голос, отчего он прозвучал немного ласково, будто она разговаривала с котёнком, а не мёртвым духом.
–Огонь! – коротко по собачьему, рявкнул он.
–Ну, что ж проходи, найди себе место возле свечей и отдыхай, я позову тебя, когда ты понадобишься, – сказала Тшилаба, вежливо уступив ему дорогу, дальше вглубь шатра. Он поступил, как ему было предложено, запах сальных свечей, высушенных трав, пламя лампадки, что горела прямо перед ним горячее и живое, как те материнские свечи, что пробудили его во мраке ада, теперь это был его дом, новый дом, а порог этого шатра, порогом нового дома, маленького кочевого угла, где он мог греться и набираться энергии, энергия в мире духов решает всё, энергия и опыт. Это первое, что рассказала ему Мириам, когда он сидел, возле одного из костров, погруженный в безмятежность беспамятства, не имея цели и руководства к действию, всё его существование теперь сводилось к выполнению различных задач, они словно включали его заставляя работать, действовать, мыслить, присев рядом она взбодрила его своим появлением, заставила проснуться и включить осмысленность своего существования.
–Та энергия, которой ты был наделён при жизни, и которая осталась у тебя после смерти заканчивается, её было много, но она увы не вечна. И теперь ты должен сделать выбор?
–Какой? – глядя перед собой непонимающим стеклянным взглядом, мутных глазниц, спросил он.
–Остаться таким, какой ты сейчас, и превратиться в голодного лишённого всякого рассудка и памяти призрака или ещё хуже стать сущью, либо начать учиться и развиваться, и стать сильным духом.
–Если я пойду по первому пути, я ведь буду не сильно вам нужен? – безразличным голосом, спросил он.
–Боюсь, что нет, – ответила она, холодным, непререкаемым тоном судьи и палача, одновременно.
–Тогда, я скорее пойду по второму пути, – продолжил он, видимо даже не обратив внимание, на её тон, его голос звучал всё также апатично серо.
–Тогда начни питаться, для начала вот этим огнём, что толку просто так греться возле него! – теперь её голос прозвучал куда требовательнее, так что он, повернувшись посмотрел на неё, он уже не жмурился от исходящей от неё силы, только восхищался. «Какой же потрясающей она была при жизни, если жила конечно,» – подумал он и впервые за всё время улыбнулся, а она ответила на его улыбку, своей, чистой сияющей и тёплой, её улыбка возвеличивала, и сама по себе была источником силы, она приоткрывала её душу, её внутренние покои и они были невыразимо прекрасны и бездонны как звёздное небо. Объяснив ему как устроена, та другая жизнь после смерти, она начала учить его, и он послушно следовал её советам и урокам, осваивая магию, способы потребления энергии и прежде всего огня, знания о других духах и существах, и что куда важнее знания о людях, их энергии, плоти, их болезнях и проблемах. Открывшийся перед ним другой мир, был чарующим и интересным, и подарил ему вкус к этой новой жизни, азарт жить и восхищаться масштабу мира вокруг.
Дым и пепел.
Помните нас. Ибо мы тоже
Жили, любили и смеялись…
Аврелий Августин «Исповедь»
Вы прибыли в лагерь, из которого выход только один – через трубу крематория.
Слова начальника лагеря Освенцим.
Первая мировая война, отгрохотав далёкими раскатами грома, не коснулась Адриана и цыган табора, но у фламандца была своя война и куда более важная для него, он сражался, защищая свою землю, граница которой проходила там, где останавливался, раскинув свои пёстрые шатры табор. Мириам обучила его многому и её уроки не пропали понапрасну. Адриан защищал табор, причём под особой опекой была Тшилаба, эта сильная девушка с грустными глазами, напоминала ему мать, какой она была в молодости, и перед которой, он был дважды или даже трижды виноват, не сумев не только похоронить её проводив в последний путь, но ещё обрёк её на кончину в одиночестве, когда же она умерла, он не простился с ней даже будучи духом. По началу шувани табора, относилась к нему с долей холодного безразличия, но, когда он начал везде сопровождать и оберегать её, привнося в её жизнь долю своего опыта, она стала относиться к нему с большим теплом и даже заботой. Зачастую решая сложные вопросы с местными, там, где останавливался табор, она, чувствуя за своей спиной его широкую грудь вела себя гораздо увереннее, положительного эффекта добавляло наличие у Адриана необходимого опыта, который теперь был доступен и Тшилабе, что в её молодые годы было не мало важным. Чутье фламандца к засадам и ловушкам и с его умением вербовать людей и склонять на свою сторону власть имущих, дало Тшилабе необходимый опыт, сделав её куда более предприимчивой и дальновидной, улучшилось и её здоровье за которым теперь также следил фламандец. Забота о шувани было не единственным, что входило в деятельность Адриана, защита табора всегда было основной задачей и в ней он тоже добился многого, став правой рукой Мириам, и иногда, когда она была занята лечением или участием в каком-то сложном обряде, заменял её.
Раздобыв в одном из боев оружие, представляющее собой, шило или скорее заточку с рукояткой как у кинжала, он не пренебрегал случаем применить его, вонзая лезвие в тела врагов, он снискал себе в мире духов, славу опасного противника. Присматривал он и за Корундом, демон жил в небольшом сундуке, что-то среднее между шкатулкой и ларцом, и был похож на маленького черноволосого цыганёнка, если бы не черно-серый серный дымок, окутывающий его тело и четыре огненных красных глаза, в которых всегда плескалась злоба, впрочем, иногда, она имела обыкновение накапливаться и подниматься как вода в колодце, после паводка, и в такие дни исходящий от него запах тухлятины был по-особенному безжалостно смердящим. Несмотря на то, что о существовании Адриана в таборе знали единицы, ему нравилось там, нравилось чувствовать себя членом этой большой и шумной семьи. Наслаждаться ароматами хабе рома45 или хабе мелало46 с только, что испёкшимся бокморо47, слушать звон бубна, дробящего тишину ночи и утопать в волшебной атмосфере, сладких и буйных праздничных цыганских вечеров, когда лоскутное шитье разукрашенных красками нарядов, начинает колоситься и играть под звуки гитар на малиновых лентах. Затем, когда фимиам горячих похвал стихал и костры горбатых дворов, становились тускнея, можно было услышать сладкий шёпот в лампадном сиянии шатров. Однако всё хорошее рано или поздно заканчивается вопреки, неистребимой человеческой вере в утопию. Духи увы не всемогущи, впрочем, как и боги, и что далеко не все трудности, можно обойти или обмануть, изменив ткань будущего, знают не понаслышке и принимают это. Есть сложные времена, которые иногда все же нужно прожить, уплатив дань жертвой, в такие времена сильные стиснув зубы молчат, слабые жалуются, прогибаются и умирают, так и не выторговав у фортуны, своё лишь им ведомое счастье, впрочем, есть ещё и третьи про которых фортуна просто забыла.
Двадцать первого сентября тысяча девятьсот тридцать девятого года в Берлине прошла встреча начальника Главного управления имперской безопасности Райнхарда Гейдриха с представителями Полиции безопасности (Зипо) и Службы безопасности (СД). После победы Германии, гарантированной вторжением в Польшу, он намеревался депортировать тридцать тысяч немецких и австрийских цыган из Великого германского рейха в Генерал-губернаторство (эта часть оккупированной немцами Польши не была аннексирована непосредственно Германией). Генерал-губернатор Ганс Франк, главный представитель гражданских оккупационных властей в Генерал-губернаторстве, расстроил этот план, отказавшись принять большое количество цыган и евреев в Генерал-губернаторство весной тысяча девятьсот сорокового года. Однако германские власти все-таки депортировали некоторое количество цыган из Великого германского рейха в оккупированную Польшу с тысяча девятьсот сорокового по сорок первый годы. В мае тысяча девятьсот сорокового года эсэсовцы и полицейские депортировали приблизительно две тысячи пятьсот цыган в основном жителей Гамбурга и Бремена, в Люблянский округ Генерал-губернаторства. Эсэсовские и полицейские власти отправляли их в лагеря принудительного труда. Условия, в которых им приходилось жить и работать, оказались для многих из них смертельными. Судьба выживших неизвестна48. Так начался параимос – геноцид цыган.
Отношение к происходящему у самих цыган до которых доходили эти известия было не однозначным, кто-то брался за оружие, кто-то, собирая своих старался уйти от немцев как можно дальше или просто спрятаться, кто-то не верил, считая это всё выдумками и слухами. Табор Тшилабы, проведя собрание начал готовиться к отходу, хотя они находились на территории Франции и им пока ничего не угрожало все понимали, что так будет не всегда, копилась провизия, деньги, наводились справки о состоянии дорог, постов полиции. Звучал и самый главный вопрос. Куда бежать?