– Спасибо вам за такой интересный комплемент, – отозвалась я и мило улыбнулась. – Я так никогда и не считала себя прекрасной.
– Слава бессмертной Афродите и Венере слава! – он театрально поднял руки вверх и потряс ими в воздухе, обращаясь к невидимым богам. – Есть справедливость на свете, сжалились вы над немощным стариком – послали не только красивую, но еще и умную женщину мне в собеседницы!
– Да, ладно, – махнула я рукой, – с чего вы решили, что я умная? Я ведь и слова не сказала.
– Только умная женщина никогда не будет считать себя красавицей, а будет ею, – он поднял указательный палец кверху и как бы поставил точку в своём изречении. – Так говорили те, кто жили до нас.
– Дайте, я угадаю: вы историк и ваша научная работа называлась «Мифы и быль древней Греции»?
– Нет! – старик, как ребёнок, захлопал в ладоши. – Но ваша мысль мне приятна! Я костюмер, декоратор, портной, кутюрье – выбирайте, что вам по душе, но никогда не был историком, тем более специалистом по древней Греции.
– Но здесь столько книг… – я ещё раз обвила комнату взглядом.
– Конечно, каждый человек имеет свою страсть, – старик согласно закивал головой. – Моя – книги! Уже много лет я сижу в этом кресле, и читаю, читаю, читаю… Знаете, это отвлекает, а главное, никогда не может надоесть.
– Вы здесь так ограничены… – он не дал мне договорить.
– Я? Нет! У меня есть всё, что нужно, и в допустимом пределе вытянутой руки, а кресло еще и передвигается. У меня есть здесь спальня и огромная ванная комната, удобно, практично…
Дверь резко открылась, на пороге стояла Ася, держа в одной руке чайник, в другой глубокую тарелку. Она пыталась ногой и локтем закрыть за собой дверь. Я тут же подскочила с места.
– Я помогу, – взяла из её рук тарелку, в ней оказалась манная каша, и закрыла дверь.
Ася вся запыхалась, рассказывала последние новости на ходу.
– Все сотрудники уже разъехались, корпоратив закончился. Папа тоже уехал в аэропорт. Его Верочка тут же в машину и след простыл…
Дед её перебил.
– Иван что, уехал?
– Да, дедуль, извини, забыла тебе сразу сказать. Опять в Париж на три дня, какие-то проблемы на работе.
– В твой день рождения, – Леонид Аристархович помрачнел, сжал кулаки.
– Ты только не расстраивайся! – Ася подбежала к письменному столу, достала из ящика какую-то склянку и накапала несколько капель в изящную рюмочку.
– Не буду я это пить! Не приставай ко мне! И кашу эту есть не буду. Сегодня праздник!
– Дед!
– Достань нам лучше с Еленой Ляксевной, – выкрутил он моё отчество на старинный манер, – пять капель крепенького.
– Тебе же нельзя, – в голосе внучки слышался упрёк.
– Мне нельзя, а прекрасной даме можно, так ведь? – и пока Ася копалась в шкафу, переставляя на тайной полочке книги, дед продолжал. – Я сильно скучаю без общения, вот моё главное ограничение. Вся жизнь прошла в кутерьме, сотни людей, друзей, манекенщиц! А теперь пустота! И вокруг никого нет.
– Как нет? – отозвалась Ася. – А я?
– Да, только внучка меня и спасает, – он обратился к Асе. – Приставляешь, карты-то меня не подвели! Как легла утром червовая дама, так вот она – вечером передо мной!
– А разве червовая дама не Татьяна Викторовна, что в прошлый раз приходила? – удивилась Ася, выставляя на круглый стол бутылочку наливки. Дед брезгливо поморщился.
– Конечно, нет. Та дама была пиковой, и убери эту гадость, – указал он на бордовую бутылку. – Налей-ка нам благородного выдержанного коньячку!
– Ну, дед, ты даешь, – Ася снова стала переставлять книги, и через минуту из глубины шкафа извлекла пузатую бутылку французского коньяка. Я забеспокоилась.
– Мне не надо. Я опьянею. Целый день ничего не ела, – призналась я.
– Так вот же закуска! – старик театрально изогнул кисть руки и указал на поднос. – Угощайтесь! Икра, ветчина, рыба – всё перед вами, и не надо стесняться! – он потер руки, глаза его заблестели, когда Ася поставила перед ним рюмку. – Пять капель! – сразу ограничил он допустимое количество и подцепил на вилку кусочек росистой сёмги. – Ну, девочки, за встречу!
Ася налила себе в большую фарфоровую чашку чаю, и мы все втроем осторожно чокнулись. Да, коньячок оказался как нельзя кстати. Была ли это нервная дрожь, или я до сих пор не могла согреться после корпоратива на свежем воздухе, но благородный напиток сделал своё дело – жидкость растеклась по венам, нервы успокоились, расслабились и мысли стали почти невесомы. Чтобы не опьянеть, я не спеша принялась за еду и внимательно слушала речь Леонида Аристарховича.
Он был в ударе. Конечно, может, и пяти капель для него было выше нормы, но чувствовал он себя просто великолепно. Рассказывал смешные приличные анекдоты, шутил, хлопал в ладоши, словно фокусник, и извлекал новую историю из цилиндра памяти, над которой мы с Асей смеялись, как две глупые девчонки. Между дедом и внучкой было неоспоримое сходство, и теперь, когда они сидели оба передо мной, всё это было на виду. У Аси были такие же пушистые рыжие ресницы и веснушки, цвет волос в точности может и не совпадал, но волосы у девочки так же вились и пушились возле лба, как и у деда, только без благородной седины. Глаза её были особенные, светло-коричневые, ни в отца, ни в деда.
– Вот платье у вас изумительное, – Леонид Аристархович с удовольствием рассматривал мой вечерний наряд. – Простое, но со вкусом. Ткань хорошая, дорогая, но больше этому платью ничего и не надо. Шанель… – мечтательно добавил он. – На какой улице Монмартра покупали?
– Где? – не поняла я и растерялась.
Ася пришла мне на выручку.
– Дедуль, ты в каком веке живешь! Все платья Парижа уже можно купить и в Москве. Даже дешевле.
– Да, времена другие, – замечтался дед. – А вот раньше на улице Деплье был один замечательный магазинчик…
И снова потекли рассказы, воспоминания… Я уютно устроилась в кресле, незаметно разулась (ступня уже не болела, но ноги устали от каблуков) и расслабилась, слушая монотонный, успокаивающий голос едва знакомого мне пожилого человека. Время шло незаметно, где-то в соседней комнате пробили куранты. Но на их позывные удары никто не обратил внимания, мы продолжали пить чай. Ася за всё время ни разу не вспомнила об отце, была весела, смеялась дедовским шуткам и мило подзадоривала его, когда он явно начинал преувеличивать свою значимость в ходе истории. Их союз был для меня очевиден. По сути их объединял не возраст (как говорится: стар и млад), а что-то большее, может быть, одиночество, даже некая отстраненность от окружающего мира, которая проглядывалась в той нежности, что они испытывали друг к другу. И рядом с ними мне казалось, что я тоже являюсь их невольной союзницей и единомышленником, словно я долгие годы знала этих людей и прожила вместе с ними часть своей жизни. Во всяком случае, я совершенно не чувствовала той неловкости, которая возникает в присутствии мало знакомых людей. Мне было хорошо, спокойно и тепло от их улыбок. Моё одиночество невольно само присоединилось к ним, и они, заведомо не сговариваясь, сразу же приняли меня в своё тайное общество.
– Ой, снег пошел! – вскрикнула Ася и подбежала к окну, одернула высоченную белоснежную занавесь.
– Ты выключи большой свет, – подсказал ей дед. – Нам и торшера хватит.
Выключили свет. Огромное черное окно превратилось в жидкокристаллическую плазму. Мы сидели и молча наблюдали за кинофильмом, что решила прокрутить этим вечером сама природа. Сначала снежинки были одинокими и редкими, потом запорхали большие хлопья снежной ваты, словно госпожа Метелица не взбивала, а рвала в клочья свою огромную перину. Так продолжалось минут пять-десять. Потом эти хлопья повалили нескончаемым потоком, как ливнем, и ветер время от времени лепил мокрый снег комками и швырял их прямо на стекло. Можно было подумать, что дворовые мальчишки шутили над нами и огромными снежками забрасывали окно.
– Ну, и погодка сегодня, – время от времени восклицал дед, – Что творится, что творится…
Сидели мы молча, наслаждались тишиной и приятным вечером. Каждый думал о чём-то своём и не мешал другим сосредоточиться на своих мыслях. Я думала о том, что всё-таки как не крути, а Светка хорошая подруга. Не будь она сегодня так занята со своими родственниками, обязательно поехала бы с Толиком на его корпоратив, а я не попала бы в этот замечательный дом и в эту удивительную компанию из двух человек. Всё же иногда со мной могут случаться приятные вещи!
В полумраке торшера я хорошо видела рядом профиль Аси. Ресницы её нервно поддергивались каждый раз, когда новый порыв ветра приносил в окно огромную охапку снега. Смотрела она, не мигая, в одну точку, склонив голову немного набок. На щеках от тепла горел яркий румянец, еще больше выделяя россыпь веснушек ближе к носу. На лице не было ни грамма косметики, собственная красота, как говорят французы, а-ля натюрель. Но красота эта была ещё до конца не раскрыта, скорее девичья, чем женская, не смотря на то, что исполнилось уже семнадцать лет. И тем милее она мне казалась сейчас, без лишнего грима. Весь профиль её напоминал скромную деревенскую девушку с картин Сурикова или Брюллова. Я засмотрелась. Ася скорее почувствовала, чем заметила, мой пристальный взгляд и обернулась ко мне. Глаза её были широко раскрыты и заметно увлажнены. Видимо, мысли девушки столь тихи и печальны на первый взгляд, сильно всколыхнули со дна безмятежной души позабытую грусть прошлого, если у неё и было таковое.
Ах, какие же всё-таки красивые глаза! Почему я сразу их не заметила и решила уточнить.
– Ася, а ты глазами на маму, наверное, похожа?
Дед что-то тихонько напевал себе под нос, но после моих слов примолк. Ася помрачнела. Какая же я всё-таки бестолковая! Ну, зачем я это ляпнула! Подвёл коньяк, как пить дать, подвёл!
– Прости меня, – я заторопилась извиняться, – я не знала…
Ася встала, собрала пустые тарелки на поднос и вышла из комнаты. Я кинулась к деду.
– Что не так? С её мамой что-то случилось?
– Случилось, – буркнул старик. – Ещё десять лет назад случилось.
– Простите меня, я же не знала. Меня никто не предупредил…
– А что тут предупреждать! – Леонид Аристархович стал нервно одергивать на коленях плед, пряча от меня свои глаза. – Бывают хорошие матери, бывают плохие. Моя вот Лизонька и умна, и красива, а только мать никудышная. Что тут поделать? Даже в день рождения дочери не может позвонить, работа у неё срочная. Я ведь просил, напоминал…
– Так мама Аси жива? – я уже боялась задать лишнего вопроса, но нужно было всё-таки определиться раз и навсегда.
– Жива, жива, слава Богу, хоть я в него и не верю, – дед замахал руками. – А вы что подумали?
– Подумала… – я сразу прикусила язык. Мало ли, что я подумала, деду это знать совершено не полагалось. – А где же она сейчас?
– Известно, где! В Париже!
В дверь тихо постучали. Вошел мой знакомый охранник с нижнего этажа.
– Леонид Аристархович уже десять часов, – вежливо напомнил он.
– Да, да, – засуетился дед. – На покой пора. Режим есть режим. – Он обратился ко мне, прищурил левый глаз. – Теперь Олежка меня в постель укладывает, сам-то не могу, а бабки нет. Ася таблетки мои забыла! – вдруг спохватился он. – Елена Алексеевна, не сочтите за труд. Там, на столе, в коробочке из-под печенья…
Я подошла к столу, отыскала среди вороха абсолютно, на мой взгляд, не нужных вещей коробочку с пластиковыми баночками и упаковками лекарств. Поднесла к деду. Он выбрал необходимые таблетки, быстро кинул в рот, запил водой из предложенного охранником стакана.
– Меня Олег зовут, – вежливо представился молодой человек. – Иван Федорович распорядился всё к вам в комнату поднять.
Видимо, мои брови удивленно поползли вверх, потому что Олег добавил.
– По вашему списку я всё купил. Комната ваша рядом, здесь на этаже, справа. Поближе к Леониду Аристарховичу. Если что-то понадобиться ещё, сразу говорите, не стесняйтесь, машина каждый день в город ездит, привезут. Если что-то очень важное, сам съезжу, всё куплю и доставлю в лучшем виде.
Честно говоря, я мало что понимала из всего сказанного, пока не пожелала деду спокойной ночи и добралась до указанной комнаты. На широкой кровати были разложены многочисленные пакеты. Я стала перебирать их один за другим. Здесь было всё! Простенькое, но со вкусом платье, две юбки, блузочки, белый халат, четыре пары тонких чулок, теплые носки, мягкие удобные домашние туфли на низком каблуке, один пеньюар, теплая пижама в цветочек и упаковка шелковых трусиков и, боже мой, гигиенические прокладки и тампоны четыре капли! И это всё покупал мужчина и писал список тоже мужчина! Реакция была очевидной. Мне до того сделалось стыдно, что я стала тихо… хохотать!
В дверь постучали. На пороге стояла Ася.
– У вас что-то случилось? – участливо поинтересовалась она. – Я слышала смех.
– Наверное, я не рассчитала свои возможности, или стены здесь слишком тонкие.
Я думала, что после моих слов о маме, Ася вообще со мной не заговорит, но в её глазах обиды не было, и у меня отлегло от сердца. Девочка неловко стояла на пороге, я указала на разложенные пакеты.
– Вот, оказывается, твой отец сам составил список моих вещей, и сейчас я уточняю, чего он не предусмотрел.
– Вряд ли вы найдете упущения, – Ася стала помогать вынимать из пакетов содержимое и раскладывать на кровати.
– Смотрите: шампунь, зубные щетки, мягкая, жесткая и средней жесткости. Всё на ваш выбор. Паста двух видов. Даже пенка для укладки волос и дезодорант. Набор не плохой косметики. Духи!
Она потрясла в воздухе коробочкой Диор.
– А вы говорите: не предусмотрел!
Да, возразить мне было явно нечего. Но тут моё сознание прояснилось.
– А сапоги! Приехала я к вам в модельных туфельках, а на улице снег!
Ася осмотрела комнату, нагнулась куда-то под кровать. Я и ахнуть не успела, как поверх всех пакетов она важно, словно это был её праздничный торт, водрузила прямоугольную большую коробку и открыла крышку. Боже мой, в этой коробке лежали новенькие, чистенькие сапоги от Марко Тоцци! Это было выше моих сил, и я побежденная плюхнулась на кровать.
– Ну, что? – Ася уже хохотала так же, как я полчаса назад. – Еще вопросы есть?
– Как твоему отцу это удаётся, – недоумевала я. – Он продумал всё до мелочей. Тампоны! – я трясла коробочкой тампаксов в воздухе. – Как мне ему в глаза смотреть через три дня!
– Он про это всё, – Ася развела вокруг себя руками, – через три дня и не вспомнит. Даже не думайте об этом. Просто, если долго жить с моей мамой, и не такому научишься.
Наступила неловкая пауза. Ася присела на кровать с противоположной стороны.
– А какая она твоя мама? – снова не удержалась я от вопроса. Видимо, дедовский коньяк ещё не до конца испарился.
– Она любит всякие мелочи, – Ася пожала плечами. – Придаёт им большое значение и говорит, что всё в этой жизни построено на самых обыкновенных мелочах. Помню, они долго ругались с папой, что ему надевать – синий галстук или золотые запонки. Для неё работа неотделима от жизни, а жизнь не существует без любимой работы. Она всегда одевается со вкусом по последней моде, прическа – волосок к волоску. В детстве она казалось мне сказочной принцессой безупречной во всём.
– А сейчас?
– Я думаю, что и сейчас она выглядит так же, как и пять лет назад.
– Ты не видела её пять лет?
– Да, – Ася грустно улыбнулась. – Папа уговорил меня тогда поехать в Парижский Диснейленд. Как будто в двенадцать лет мне хотелось кататься на каруселях!
– Да, мужчины иногда бывают очень недогадливыми, – проговорила я.
– Там они поссорились, так, что жандармы забрали их в участок, а меня забыли на аттракционах… Он любит её, – вдруг сказала Ася. Я затаила дыхание. – Любит до сих пор. Я это вижу, когда он разговаривает с ней по телефону, когда спешно собирается лететь в Париж, вот как сегодня, например. Придумывает любой повод, чтобы встретиться с ней. А когда приезжает обратно, я не вижу его целыми днями, всегда на работе в своей фирме. Только поздним вечером он сталкивается со мной в коридоре, всегда раздражителен, молчалив…