«Если все так, то я идиот, – Матвей не двигался. И не отрывал взгляда от клубящегося внизу черного дыма. Был слышен лишь шум волн, разбивающихся о скалы. Ни тебе рыка. Ни чавканья взорвавшихся желтых сгустков. Ни мерзких воплей летающих карликов. Ни «бубу-муму» оживших мертвецов… Затишье. Но затишье перед бурей. – Заигрался…»
Однако время шло, а набравшийся мощи арлекин не показывался. Матвей снизился метров на двадцать. Подождал. Ничего не происходило, и он опустился еще на десять. По-прежнему – тишь да гладь.
Скорее всего, Климов должен опуститься к самому дыму. Тогда-то тварь и сагрится. Шкалы ХП и маны у игрока были заполнены на сто процентов, Эрнест тоже пребывал в полном порядке. Запасов, конечно, могло быть и больше, но и с имеющимися есть шансы прорваться…
«Теоретически…» – мысленно уточнил Матвей и приблизился к кипящей дымной тьме.
Четыре затянутых в черно-красный атлас лапищи прорвали ее призрачный бок острыми когтями, с которых по-прежнему слетали красные искры. Все произошло настолько быстро, что Климов, хоть и был готов к подобному, не успел ничего сделать. Его попросту сцапали.
Сцапали и утащили в черный омут боли. Настоящей, живой, не имеющей ничего общего с игровым уроном…
2
Боль растворила Матвея в себе, лишила возможности мыслить, шевелиться, дышать. Окунула в собственную бесконечность, из которой, казалось, нет выхода. Но так именно казалось, и когда она стала затихать… Ни разу прежде Климов не испытывал подобного блаженства. Оказывается, чувствовать, как боль уходит, гораздо приятнее, чем не чувствовать ее вовсе. Удивительно…
Боль сменилась ломотой, как при простуде. Чувства постепенно возвращались, и Матвей обнаружил, что лежит.
Под ним было что-то пружинящее, сверху – нечто плотное, теплое и тяжелое. Оживающая память подсказала, что обычно подобные вещи называются одеялами.
Шевелиться было страшно: вдруг боль накинется с новой силой? Но и оставаться неподвижным вечно не получится, поэтому Матвей рискнул. Осторожно пошевелил руками, затем ногами. Вроде бы неплохо, без неприятных последствий. Теперь голова, влево-вправо. А вот это тяжеловато и больно, словно кто-то доверху наполнил черепную коробку острыми камнями. Климов поморщился. Ощущения были такими, как если бы он переживал пик простуды.
Только вот Матвей совсем не помнил, когда успел простудиться. Мысли путались, но Климов со всей уверенностью мог сказать, что прежде чем оказаться в таком разбитом состоянии, он сражался со странными врагами, будучи в роли графа Мэттеуса. И закончилась битва… темнотой и болью.
«Как так? Что происходит? – вопросы возникали в мозгу один за другим. – Где я?»
Последний, пожалуй, был самым простым – чтобы получить ответ, нужно всего лишь открыть глаза.
Климов с усилием разлепил веки. И понял, что ошибся: этого оказалось недостаточно, чтобы понять, где он. Ни в одном из его знакомых мест не было такого грязного и облезлого потолка. Штукатурка отходила целыми пластами, обнажая холодную серость бетона. Помещение было полутемным, что делало картину еще более унылой.
Полный изумления, позабыв о боли в голове, Матвей приподнялся на локте и огляделся. Однако это вроде бы разумное действие лишь усилило непонимание происходящего.
Как он попал в это довольно просторное, но явно много лет как заброшенное место? Почему лежит в углу, на ржавеющей кровати с панцирной сеткой, укрытый толстым клетчатым одеялом? Изумленный взгляд Климова перескакивал с облезлых стен, некогда бело-зеленых, на расшатанные, кое-где провалившиеся половицы, оттуда на большое окно с вывороченным подоконником, частично перекрытое жестяными листами, под которым грела воздух печь-«буржуйка» – и так по кругу.
Сзади послышалось шарканье, затем скрип.
Климов вздрогнул, повернулся и увидел открытую дверь. На пороге стоял настоящий уродец – карлик с лобастой, едва покрытой длинным волосом головой, вздернутым, свороченным набок носом и впалым слюнявым ртом, вокруг которого темнела щетина. Подбородок представлял собой скошенную влево шишку величиной с кулак. Пришелец был очень худ и, что напрягало Матвея больше всего, абсолютно гол.
– А ты быстро очухался, молодец, – сипло произнес карлик и, подавшись вперед, прошел в комнату.
Климов сглотнул, глядя на спину карлика – ее почти полностью скрывало… что-то, которое больше всего напоминало мешок, покрытый темно-серой длинной шерстью. Матвей знал, что есть такая болезнь – волосяной невус, даже видел людей с большими родимыми пятнами, заросшими волосом, но те не шли ни в какое сравнение с наростом, украшавшим и без того жуткого типа.
– Чего уставился, паря? – карлик зло прищурился, чуть расставив руки, будто поддатый уличный задира. Затем, судя по ухмылке, он придумал кое-что получше, чем выяснять отношения. – А хочешь фокус покажу? Такого ты точно еще не видел.
Матвей, по-прежнему изумленный сверх всякой меры, не ответил, и уродец счел молчание знаком согласия.
Лицо его внезапно обессмыслилось, сам он еще больше ссутулился. Присел. Затем упал на корточки. В горле у него забулькало, и Матвей напрягся, готовясь к тому, что фокусника сейчас вырвет. Однако этого не произошло. Зато шерстяной мешок на спине зашевелился, задрожал и стал обволакивать тощее тело. Карлик зарычал, послышался жуткий хряск ломающихся костей.
Климов окоченел, глядя на жуткую сцену. Гигантский нарост продолжал поглощать своего хозяина, чьи кости хрустели все громче. Сам уродец рычал и хрипел.
Сколько длилась трансформация – Матвей сказать не мог, он потерял всякий счет времени. Но когда кошмар закончился, на месте карлика сидел, вывалив длинный розовый язык, лохматый дворовый пес средних размеров.
Минуты две зверь просто глядел на Климова, будто давал возможность осмыслить только что произошедшее – только вот время это пропало впустую, в голове у парня был вакуум. Потом пес опустил голову, заворчал…
Обратное превращение было таким же мерзким. Вернув себе прежний облик, карлик тяжело дышал, от него разило потом и псиной.
Переведя дух, он вновь ухмыльнулся, подмигнул и спросил:
– Ну как, понравился фокус?
Матвей не ответил. Он глядел на уродца и не шевелился. В мозгу метались лишь обрывки мыслей, калеки, от которых не было никакого проку.
Карлик видел, в каком состоянии находится Климов. Он сердито дернул щекой и проворчал:
– Совсем шутки понимать разучились. Что ты, что остальные. В играх-то своих еще, небось, и не такого навидались. Но там-то вы все герои, мама, не горюй… А вот если взаправду, если настоящего перевертыша увидите, то сидите истуканами и глазами лупаете…
Взаправду. Слово отпечаталось в сознании Матвея. То есть все, что с ним сейчас происходит – не сон, не жуть виртуальной реальности, не сопровождающий болезнь бред…
Как в это поверить? Как это осознать и принять?
Климов не чувствовал, что боится. Он попросту ощущал себя отупевшим, овощем, имбецилом. Невольно он подумал, что для пущего эффекта не хватает только нагадить под себя.
– Ладно, ¬– карлик хмуро зыркнул на Матвея. – Хватит задницу в постели мять. Пора к хозяйке, она расскажет, что к чему. Подымайся – и за мной.
Тот послушно встал. Пошатнулся и заскрипел зубами от вспышки головной боли. Уродец не собирался ждать, пока Климову полегчает, – он развернулся и вышел.
Матвею не оставалось ничего, кроме как отправиться следом. Попутно он обнаружил, что его игровая одежда сменилась джинсами и толстовкой – теми самыми, в каких он ложился в вирт-капсулу. Странно, но это можно обдумать и позже…
За дверью оказался длинный коридор, заполненный холодным октябрьским ветром, что проникал сквозь пустые оконные проемы. Теперь под ногами был цветастый линолеум, стертый местами до дыр, кое-где вздувшийся пузырями, покрытый мусором: старыми газетами, обломками кирпичей и досок, битым стеклом… Справа и слева были двери – вероятнее всего, в такие же помещения, как то, в котором очнулся Климов.
По всей видимости, раньше это была больница. Или…
– Что, знакомое местечко? Узнаешь? Хозяйка говорила, что должен, – карлик изучал его темными недобрыми глазками. – Так ты лучше к окну подойди. Удивишься.
Матвей сделал несколько шагов к ближайшему проему и замер, не в силах поверить в то, что видит.
Внизу, метрах в пяти, под холодной осенней моросью мокла асфальтированная площадка. Сквозь многочисленные трещины пробивалась растительность, уже отжившая свое. Дальше, за забором из стальных прутьев, на пару километров тянулось заросшее и заваленное мусором поле. Оно заканчивалось рекой, на другом берегу которой сливались с серостью неба отвалы шлака – излишков доменного и сталеплавильного производства. Кое-где на теле этого неподвижного монстра копошились экскаваторы, грохотали конвейеры, ездили самосвалы и погрузчики. Рядом дымил многочисленными трубами сам металлургический комбинат.
Сколько раз он любовался этим пейзажем, стоя здесь же? Сотни – и в самом разном исполнении: под снегом, в грозу, в солнечный день… Картина наводила на грустные мысли, но в то же время притягивала. Она осталась в прошлом больше десяти лет назад, когда Климова вместе с братьями и сестрами по несчастью переселили из этой аварийной двухэтажки в новый и современный детский дом на другом конце города. Тогда он, тринадцатилетний подросток, был уверен, что больше не увидит серой громады отвалов и дымных лап, тянущихся от комбината. Там, на новом месте, его ждала иная, более интересная жизнь. Переехав, он познакомился с миром цифровых технологий и компьютерных игр. Последние особенно захватили Матвея, и по счастливому стечению обстоятельств он связал с ними жизнь. Благодаря играм он распрощался с нищетой и грязным промышленным городом, в котором родился. Виртуал помог ему стать известным, пустить корни в столице, найти любимого человека.
Вот именно… Климов сейчас должен находиться в «Киберполигоне», в Мираклинне. А этот дом, как и этот город, очень далеко. Тогда почему?.. Что происходит?..
Матвей по-прежнему глядел на картину из прошлого и понимал, что если не отыщет хотя бы предположения о том, почему оказался здесь, то попросту свихнется.
«Я не могу быть здесь, это факт, – начал он рассуждать. – Значит, меня здесь и нет. Я в полигоне, и его, скорее всего, атаковали. Но уже не гейм-хакеры, а взломщики посерьезнее. Получили доступ к вирт-капсулам, а значит и к мозгу игроков, к нервной системе, сознанию, памяти и так далее. Отсюда и все глюки, сначала в игре, потом… Наверное, игра выключилась, а эти умельцы начали компилировать воспоминания, причем не самые приятные, с ими же придуманной жутью, – Климов посмотрел на карлика. Тот топтался рядом и, вывернув руку, тер шерстяной нарост тыльной стороной кисти. – И если все так, то это довольно опасно. Неизвестные играют с разумом людей…»
Продолжить размышления не позволил уродец – он подошел к Матвею, несильно лягнул в голень и просипел:
– Хорош уже мозгами скрипеть, даже здесь слышно. Все равно без хозяйки ни до чего не докумекаешь. Пошли, ждет она тебя. И все объяснит.
Договорив, он двинулся по коридору.
Матвей с трудом оторвал взгляд от окна. Размышления наполнили его сознание страхом. Если они верны, то Климов беззащитен. Что самое странное, он на сто процентов ощущал себя в реальности: чувствовал холод, ломоту в костях, тяжесть в голове. Перед глазами не было никаких игровых показателей, не имелось возможности связаться с админами – Матвей надеялся, что те сейчас всеми силами стараются отбить натиск неизвестного врага.
– Чего ты там застыл? – в голосе обернувшегося карлика чувствовалась злость. Он кривил харю и сверкал глазами. – Сказано тебе: шевелись, хозяйка ждет.
Что делать? Подчиняться или действовать самостоятельно. И если действовать, то каким образом? Бежать? Драться? Матвей не видел в этом смысла, по крайней мере, пока. Уродец сказал, что его ждет какая-то хозяйка. Значит, в любом случае надо с ней увидеться. Возможно, тогда все станет хоть немного яснее.
Климов пошел к карлику. Тот удовлетворенно кивнул и сказал:
¬– Нам сейчас на чердак. Хозяйка сказала, ты знаешь дорогу.
Матвей знал. А потому, поравнявшись с карликом, не остановился, а направился дальше. Слушая шаркающие шаги за спиной, он миновал коридор. Толкнул дверь на лестничную клетку – та поддалась с протяжным стоном.
Сама лестничная клетка больше напоминала помойку, и запах на ней стоял соответствующий. Поэтому Матвей решил не задерживаться и взялся за прутья чердачной лестницы. Посмотрев наверх, он изумился: люк на чердак был открыт, но за ним царила непроглядная темнота.
¬– Лезь уже, – подал голос карлик. – Только посреди дороги столбом не вставай и не удивляйся ничему.
«Чему тут еще можно удивиться?..» – мысленно ответил Матвей.
Оказалось, что можно. Как только Климов добрался до люка, выяснилось, что за ним лестница не заканчивается. Он в нерешительности замер, на что уродец отреагировал мгновенно и злобно:
– Сказано тебе: лезь! Тем более что недалеко осталось.
Вопреки словам карлика, карабкаться пришлось еще не меньше десяти минут, и под конец Матвей начал выдыхаться. Но как только он вынырнул из моря черноты, то забыл об усталости.
Лестница привела Климова в просторный зал. Пол, стены и низкий потолок были выложены гладким черным камнем, по которому вились светящиеся зеленым линии – вместе они образовывали сплошной причудливый узор. Матвей видел несколько колонн, также источающих зеленое свечение, причем некоторые вращались и чуть слышно гудели. Под потолком летали белые шары – время от времени они трещали и разбрасывали искры. Вдоль стен выстроились столы и шкафы, где соседствовали книги, свитки, пучки трав, конечности, туловища, головы и даже целые чучела всяких тварей, посудины разных форм и размеров…
– Что, не ожидал? – просипел карлик, хрипло дыша: ему подъем тоже дался нелегко.
«Не ожидал» – еще мягко сказано. И не только потому, что это место не имело ничего общего с чердаком отслужившего свое детдома. Оно служило магической лабораторией в Цитадели безумных некросов, локации в одной «темной» фэнтезийной игре. Та была не особо популярна, но все изменилось пару месяцев назад, когда в СМИ появилась инфа об исчезновении этой самой лаборатории. На ее месте оказалась просто белая дыра, падая в которую, игроки погибали. Кто-то считал, что это дело рук «КиберВендженсов», по мнению других сами разработчики, захотев попиариться, не придумали ничего лучше. Как бы там ни было, популярнее игра не стала. Наоборот: ее аудитория заметно сократилась, поскольку многие игроки оказались возмущены тем, что, с потом и кровью прорвавшись в святая святых Цитадели, не получили ровным счетом ничего.
Но каким образом в потерянной локации оказался Матвей? Он никогда не играл в ту игру, да и слышал о ней всего несколько раз. Возможно, за исчезновением лаборатории и странностями в Мираклинне стоят одни и те же люди. Но что тогда? Климов понял, что гадать бесполезно. Оставалось одно – позволить событиям развиваться дальше.
– Ты как, налюбовался? – осведомился карлик все так же зло. – Идти пора, хозяйка ждет.
Как только Матвей вслед за ним приблизился к тяжелым железным дверям, они открылись. Вышедшие навстречу твари заставили Климова отшатнуться.
Чуть впереди стучало копытами нечто человекоподобное, но заросшее бурой шерстью и рогатое, с серым скуластым лицом и выкаченными красными глазами. Увидев Матвея, существо оскалило мелкие острые зубы и хрюкнуло, отчего крючковатый нос чуть шевельнулся.
За ним, раскачиваясь на тонких ногах, следовало трое гораздо более странных созданий: бледные, влажно блестящие туловища-бочонки с ребристыми боками и множеством рук, сложенных как лапки у насекомых. Ни голов, ни глаз, ни ртов у них не было, и Климов очень не хотел, чтобы одна из тварей случайно натолкнулась на него, а потому переместился за спину карлика.
Рогатый, тем временем, приблизился к провожатому Матвея и остановился. Кивнув на парня, он издал несколько рычащих звуков с явно вопросительной интонацией. Уродец ответил тем же манером, вызвав у красноглазого еще одну усмешку-оскал.