Ворон оглушительно закаркал, вздымая эбонитовые крылья и кружа по комнате. Пернатый посланец словно разрушил барьер, преграждающий вход в её комнату непрошеным ночным гостям. Теперь к ней мог заглянуть кто угодно.
Вслед за вороном выросла луна. Перья птицы окрасились серебром, а глаза сверкнули призрачным блеском. Бледное светило стало раскачиваться на небе, как маятник, и в комнате задвигались тени. Они незаметно соскальзывали со своих мест и подкрадывались к ней, ползли и сливались воедино, проглатывая комнату, как океан берег во время прилива. Тени от ножек стульев, переплетов книг, фарфоровых кукол, полотен картин – всего, что захватил лунный свет, – тянулись к ней. Щупальца осьминога продолжали тянуться к ней. Это тёмное ополчение привело её в ужас. Чем больше она паниковала, тем более изощрённые образы вытаскивал из подсознания мозг, и сегодня он был в ударе.
За рёвом ветра донеслись чьи-то шаги, и она взмолилась, чтобы это оказалась мама. Сейчас дверь откроется, впуская свет из соседней комнаты, и сон развеется. Или, может быть, утро уже наступило, и вот-вот спасительные лучи солнца её разбудят. Пожалуйста, что угодно, лишь бы её вызволили из собственного тела.
Неужели так чувствуют себя больные в коме, подключённые к системам жизнеобеспечения?
Ветер тоже поддался одержимости. Сквозь окно в комнату врывался настоящий шторм, вырывающий с корнями цветы на подоконнике. Всё новые и новые порывы оглушительно хлопали в ушах, надрывая барабанные перепонки. Поднялся невидимый смерч, разрушающий мир. Он сорвал с неё одеяло и вцепился ледяными объятиями. Это было всё равно, как если бы с неё сорвали кожу. Беззащитной перед стихией, ей оставалось лежать обездвиженной, пытаться проснуться и ждать маму. Медленные шаги подступали к двери, отдаваясь в голове накатывающей океанской волной.
После такого понадобится выкурить целую пачку сигарет, пусть только никотин протолкнёт дальше по венам её застывшую от ужаса кровь.
Она боролась, мучилась, но не просыпалась. Мысленные усилия не помогали. Из грудной клетки вырывалось сердце, мозг пульсировал и точно вздулся, больше не влезая в черепную коробку. Становилось всё хуже. Её душевное состояние крошилось, превращаясь в руины.
И тогда к ней пришли. Шаги оборвались. Дверь не шелохнулась, но в комнату всё равно вошли. Это была не мама.
Он сел на стул возле кровати. Свет луны не касался его, будто огибал, но она рассмотрела невероятно высокую, худощавую фигуру с нечеловечески длинными конечностями. У него не было лица, цвета или одежды, только сплошная, но осязаемая тень. Фигура почти касалась сгорбленной спиной потолка, скрестив руки на острых коленях. Пальцы, как веревки, свисали с ладоней. Она заглянула в потолочную бра и увидела себя в море тьмы. Появление Чёрного Человека вычеркнуло из метафизической реальности всё, что она знала.
Она никогда не видела его раньше, но знала имя, словно оно всегда было спрятано в далёком страшном сне. Вытянутая голова на тонкой шее повернулась. Чёрная, затмевающая любую другую тьму пустота вместо лица уставилась на неё.
– Что у тебя в левом кармане? – спросил он.
Но в её пижаме не было карманов.
Даже если бы она могла сейчас говорить, то не выдавила бы ни слова из-за сковавшего горло страха. Голос Чёрного Человека принадлежал другому миру. Он впитал в себя скрипучие шаги в заброшенном доме, куда полезла компания мальчишек, страх одинокого ночного прохожего перед незнакомцем, руки которого спрятаны в карманах, смятение пешехода от гаснущего фонаря, за которым продолжалась тёмная дорога; голос отражал образы из книг и фильмов, которые засели в подсознании и с годами выросли в фобии. Голос проникал под кожу, тёк по венам вместе с кровью и вытряхивал из самой сути человека всю храбрость, оставляя внутри только податливое чувство страха, из которого и лепятся кошмары наяву и во сне.
Её левая рука вдруг ожила и потянулась к бедру.
«Проснись. Проснись скорее», – твердила она себе.
Пальцы забрались в карман. Разрез в ткани показался таким естественным, будто всегда там был. Рука по запястье увязла в несуществующем мешочке, где ничего не могло храниться.
– Что у тебя в левом кармане? – повторил Чёрный Человек.
Она сжала что-то. Маленький шарик размером с крупную жемчужину. Она тут же поняла, что ни в коем случае не должна это отдавать.
Она держала самую важную часть себя. Возможно, ту самую, без которой человек становится серым, как туман во время дождя. Потеряв эту часть, он остаётся существовать только как тень себя.
– Дай мне это.
Проснись, проснись. ПРОСНИСЬ!
Почему он пришёл именно за ней? Из её жизни нечего забирать.
Она до дрожи сжала ладонь в кармане, но непослушная рука всё равно норовила выскользнуть наружу. Чёрный Человек встал, раздвигая границы комнаты, унося стены и мебель во мрак космоса. Пространство рухнуло. Дикое карканье ворона превратилось в песню смерти, ревущий ветер стал музыкой, а тени неистово заплясали. Ансамбль безумия исполнял апокалиптическую оперу, которая сопровождала её в другой мир. А проводник – это Чёрный Человек, желающий взять причитающуюся ему награду. Он был Хароном на реке Стикс, Анубисом в залах Дуата, Папой Легба из призрачной Гвинеи. Чёрный Человек был всем, и теперь она знала о нём всё, хотя раньше не знала ничего.
Она хотела закричать. Или умереть, чтобы с воплем или последним издыханием выпустить из тела часть страха, пока её не разорвало. Но паралич продолжался.
ВСТАВАЙ, ОЧНИСЬ! ВЗМОЛИСЬ ЛЮБЫМ БОГАМ, НО ТОЛЬКО ПРОСНИСЬ.
– Дай мне это!
Голова была готова взорваться от этого требовательного астрального голоса. Чёрный Человек ещё более возвысился, обхватил кровать руками в перчатках из тьмы и поднял. Она снова падала, только на этот раз вверх, и чувствовала, как парит. А сжатая в кулак рука по-прежнему протягивала круглый шарик. Протягивала её душу.
Ей следовало внимательнее следить за своими вещами.
Но она не виновата!
Может быть, но теперь её вещички полетят прямым рейсом в аэропорт ада.
ПРОСНИСЬ!!!
Она чувствовала, как слетает с катушек, по-другому не назовёшь.
Чёрный человек склонил к ней голову размером с грузовик. Тьма пропела:
– ДАЙ МНЕ ЭТО.
Одна рука держала кровать, а другая протянулась к ней. Он хотел забрать то, что с нечеловеческим отчаянием сжимала её маленькая, тонкая рука.
Как же легко будет умереть после таких усилий.
В последний момент, прежде чем пальцы разжались, она проснулась.
Она сорвала голос с первых нот крика и со слезами на глазах вскочила с кровати и ринулась в комнату родителей. Завербованные потусторонними силами тени проводили её, а после заняли свои привычные места.
Родители убеждали её, что это был всего лишь очень страшный сон, такое случается, детка.
Со временем она заставила себя в это поверить.
С запертого окна слетели петли. Их давно было пора менять.
Чёрное вороново перо лежало на сдвинутой с положенного места кровати. Всему найдётся объяснение, если сильно этого захотеть.
На левой ладони ещё долго не заживали глубокие царапины от ногтей, которые она сама себе нанесла, но со временем и это прошло. Никаких карманов в пижаме, конечно, не было.
Но иногда в настоящих карманах пальцы нащупывали что-то, похожее на жемчужину. Девушка вздрагивала, а затем успокаивалась. Ведь главное сокровище осталось при ней, напоминая о полноте жизни.
Кости
Начался дождь, Мартин отвлёкся от работы и увидел, как последние просветы чистого неба затянулись серыми облаками. Из лесной чащи в сторону двух людей стелился туман. Мартин выругался и проклял весь свет за то, что его забросило в такую глушь.
Его брат, Якоб, упорно продолжал копать бесформенную яму.
– Хватит, – сказал Мартин, вытирая пот со лба. Пятна грязи раскрасили лицо, как камуфляж.
– Нет, брат, ещё немного, и мы найдем. Чувствую, вот-вот найдем.
Мартин со стоном выпрямил деревянную спину. Боль сводила онемевшие мышцы, пока он выбирался из ямы.
– За целый день мы ничего не нашли, кроме червей и дерьма. Заканчивай, пока я сам тебя здесь не закопал.
Мартин пнул лежавшую лопату, и та свалилась вниз. Якоб ответил прежним безучастным голосом:
– Теперь ты не сможешь меня закопать – у тебя нет лопаты.
Мартин выругался и подавился кашлем. Он отошёл к ближайшим кустам. Не было смысла спорить с братом, который понимал лишь значение пинков и затрещин. Сегодня он своё ещё получит.
С дождём пришёл холод, хотя над горизонтом ещё висело солнце. Мартин расстегнул ширинку и помочился. От струи пошёл пар.
Обдумав сложившееся положение, Мартин потащился обратно к яме. Кашель гнул его спину, горло саднило. Мартин оглядел прогалину посреди леса, где они с братом рылись целый день. Вывернутая наизнанку земля размякла от мелкого дождя, всё тонуло, словно в болоте. Ещё утром братья намеревались найти в этом месте клад.
Мартин отхаркнул всё, что скопилось у него в горле. До сумерек оставалось чуть больше часа. Темнота не тревожила бы Мартина, будь они в горах: там он и брат нападали на туристов и грабили их палатки, крадя попадавшиеся ценности, но в основном альпинистское снаряжение, которое потом сбывали. Не самое лёгкое и прибыльное занятие, но для них вполне надёжное. Мартин всё это придумал. А думать он умел и делал это за двоих, потому что мозгов у Якоба не было совсем.
В горах они часто работали в темноте. Она могла покалечить или убить, достаточно маленького шага не в ту сторону. Но с гор есть спуск, из них всегда можно выбраться, а лесные дебри – это лабиринт, который хоронит людей заживо. Мартину не хотелось плутать по местным лесам даже днём и с картой.
Сейчас его планом было поскорее добраться до оставленной машины и вернуться в город – туда, где есть свет.
– Якоб, – прохрипел Мартин, стоя у края ямы. – Мы уходим.
По напряжённому лицу брата стекал пот, его взгляд сосредоточился на чёрной земле.
– Я с тобой разговариваю!
– Ещё чуть-чуть, брат.
– Кончай это, здесь ничего нет. В записях была ошибка или ложь.
Якоб промолчал. Ветер усиливался, а серые облака на небе превратились в копоть. Мартин опустился на колени и схватил брата за рукав куртки.
– Я тебе руку сломаю, клянусь!
Якоб пытался отстраниться и боязливо замычал. Мартин был выше, шире и сильнее брата, поэтому собирался просто вытащить его из ямы.
– Здесь нет ничего ценного!
Голубые глаза Якоба остекленели.
– Ты не прав, – сказал он, едва пошевелив губами. – Здесь спрятано сокровище.
Он резким движением вырвался из хватки Мартина и с такой яростью заработал лопатой, что копай он у дерева, то выкорчевал бы его. Якоб сжал губы, и во вспышке молнии на мгновение его лицо стало совершенно белым и нечеловеческим.
Начался ливень, Мартину пришлось отступить под ближайшую крону дерева. Ревущий ветер сносил к нему холодные капли.
Сквозь дождевую завесу Мартин смотрел на Якоба. С тем всё было ясно: братец окончательно слетел с катушек. Этого стоило ожидать – он всю жизнь был ненормальным. Вспомнить только, как он застывал на одном месте и часами пялился на стены с облупившейся краской или на рваные обои. Он видел в их линиях узоры и лица, о которых потом всем рассказывал, и его было не остановить. Часто это выводило из себя его слушателей.
Якобу повезло, что после его рождения отец свалил и не вернулся, иначе бы Якобу доставалось от него даже больше, чем от Мартина. Единственное, чем брат заслуживал право на заботу и содержание, так это послушанием. Он был очень исполнительным и откликался на команды, как хорошо дрессированный пёс. Сегодня же в нём что-то сломалось.
Мартин опомнился и бросился спасать от дождя их вещи. Он взял оба рюкзака и переносной ящик с инструментами, затем отнёс всё в сухое место. Мартин перебирал вещи в рюкзаке Якоба и достал записную книжку в кожаном переплёте, из-за которой они здесь оказались.
Неделю назад они наткнулись на палатку туриста. Он был один и почти не сопротивлялся. Мартин избил его до потери сознания и так и оставил. Якоб помог забрать вещи.
Когда они осматривали добычу, то обратили внимание на эту книгу. Из неё братья узнали, что турист был археологом и искал древние неизученные места. Одно из них находилось неподалёку в лесах.
И Мартин поверил, что это могло оказаться правдой. Ведь разное старьё действительно лежит всюду под землей и стоит огромных денег. Как было не попытать счастья. Тем более, думал тогда он, что вылазка не отнимет много сил. Они с братом сели в машину и поехали.
Мартин замахнулся и бросил книгу в лес. Сам он без сил упал на землю и прижался спиной к дереву. Кашель не давал передышки, вдобавок у него разболелась голова. Боль распространилась на виски, переносицу, лоб, затылок, темя. Болели даже глаза. Мартин лёг на землю, накрыл руками голову и застонал.
Он не помнил точно, но был крошечный шанс, что в его рюкзаке лежали обезболивающие таблетки. Мартин дотянулся до своего рюкзака. Чтобы его открыть, пришлось бороться с заевшей молнией. Запутанным путём его рука проникла в потайной карман, в ладонь легка рукоятка старого «кольта».
У Мартина кружилась голова, он не мог сосредоточиться, забыл то, что хотел сделать и зачем взял оружие. Он поднимался медленно, чтобы от резкого движения его не стошнило.
Пистолета словно и не было в руке, Мартин его не чувствовал. Не понимая, что будет делать, он вышел под дождь и пошёл в сторону ямы.
Якоб увяз в размокшей почве. Он сгребал её и перекидывал через край ямы. Его мышцы уже должны были лопнуть от такой тяжелой непрерывной работы. Мартин не понимал, как тщедушное тело брата до сих пор стояло на ногах.
Он подошёл к краю ямы, снова опустился на колени и схватил брата за куртку. Якоб сопротивлялся, а когда Мартин подтащил его к себе, ударил наотмашь лопатой.
Мартин разжал хватку, чтобы увернуться.
– Тебе жить надоело? – спросил он.
Якоб ответил:
– Я должен, это очень-очень важно. Я обещал.
– Кому ты обещал? Что?
– Она меня зовёт. Она хочет, чтобы я продолжал, – сказал он, и кучка влажной земли полетела Мартину под ноги.
Ветер срывал листья с деревьев, и казалось, вокруг прогалины образуется смерч. Мартин заметил, что его кожа побледнела. Несколько секунд он рассматривал свою руку, прежде чем понял, что держит Якоба под прицелом. Из памяти исчез момент, когда он поднял пистолет.
Нетвёрдая рука качалась, пальцы онемели.
– Вылезай, – сказал Мартин. Оружие было снято с предохранителя. – Твою мать, я не шучу.
С новой волной усилившейся головной боли Мартина охватило чувство правоты и уверенности в себе. Глаза вдруг заволокла пелена, он впал в смятение от переполняющих сознание мыслей. Мартин ничего не слышал за громом и ветром, но перед выстрелом до него донёсся звук глухого удара со дна ямы.
Руки Мартина повисли вдоль туловища, сам он дрожал. Пальцы выпустили пистолет, и тот с хлюпаньем упал в грязь. Мартин навис над ямой, а Якоб вцепился в лопату, словно она служила ему единственной опорой.
Мартин стрелял? Но в кого? Якоб забыл о последних часах жизни. Единственное, что связывало его с тем временем, это головная боль, которая до сих пор его мучила, но сейчас ослабла.
– Брат, что с тобой? – спросил Якоб.
Его голос будто пробудил Мартина, тот огляделся и втянул носом холодный воздух, не обращая внимания на дождь. Он забыл о выроненном пистолете и спрыгнул в яму. Якобу показалось, что земля под ними прогнулась.
Мартин быстро двигался. Он выхватил лопату из трясущихся рук Якоба и соскрёб немного земли. Под их ногами появилась деревянная доска, на которой барахтались потревоженные черви. Мартин продолжил расчищать место.
– Принеси лом, – сказал он.
– Мне холодно, – отозвался Якоб больным голосом.
– Пошевеливайся!
Якоб понимал, что брат сердится. Даже хуже – он зол. Они не были хорошими братьями, но Якоб никогда не ощущал от Мартина настоящей угрозы. Сейчас он испугался.