Деревянный дом Яромира (или по паспорту Николаева Антона Валерьевича), находился на отшибе деревни. Купил он его четыре месяца назад, практически за бесценок, у местного алкоголика, а сам Антон, вырос в Кирове, откуда бежал за долги. После того, как он перебрался в этот дом, Яромир устроил в нем логово экстрасенса – запустив о себе рекламу в интерактивную паутину, и в дешевых всяческих газетах области. За месяц, предприимчивый молодой человек, заработал нужную сумму на долги, с остатком, и теперь ему было бояться нечего…
Вернувшись из уборной, Антон обнаружил в доме гостя. Тот сидел обнаженный, сгорбившись, почесывал свой круглый, словно раздутый, живот. Мужчина был небрит, грязные ноги он закинул на стол, ковыряя своим гнилым ногтем хрустальный шар.
– Это еще что? – Возмутился экстрасенс – от наглости и необычности гостя не было предела. Посетитель толкнул шар пяткой, и тот чуть было не упал на пол, но Антон подхватил его у самой точки небытия. Он отварил дверь в сени. – Вон отсюда! – Скомандовал экстрасенс, но незнакомец лишь рассмеялся:
– Я шишига9 – я сам тебя выгоню.
Яромир поставил шар на комод у входа и, облокотившись на стол, проговорил сквозь зубы, хоть и неизвестный заинтересовал его:
– Шишиги обитают в водоемах, а здесь нет нечего подобного, да и приходят они к пьянчужкам – я же не пью. Вы сами уйдете, или мне применить силу?
Широкоплечий, высокого роста молодой мужчина мог с легкостью выпроводить шишигу, но гостю, похоже, было все равно – он только смеялся, словно слова Антона щекочут ему потрескавшиеся пятки.
– Не сможешь, – говорил шишига, показывая на дверь крючковатым пальцем – он не даст.
Двери, за спиной Антона, с силой захлопнулись, и Яромир резко обернулся так, что голова пошла кругом. На пороге стоял великан. Он плечами уперся в потолок и смотрел, наклонившись, сверху на экстрасенса единственным своим глазом. Хозяин попятился назад, челюсть его отвисла от удивления, но когда шишига, помахав ему тоненькой ручкой, растворился в воздухе словно пар, ноги Антона подкосились и он упал, не дойдя до кровати. Великан прошел к стулу и попытался сесть на него, но тот не выдержав такого веса, сложился как меха гармошки.
– Меня зовут, Борот, – представился великан, поднимаясь на ноги – я лихо10. – Антону и без того было страшно, вскочив будто ошпаренный, он бросился к двери, но та была заперта снаружи. Как не бил он ее плечом – дверь не поддавалась. – Некуда бежать, и за окном лишь тьма вернет тебя назад.
– Зачем я… – начал заикаться Яромир. – Зачем вы… что не так… почему?
Циклоп11, взял его громадной своей рукой, и усадил на цветной узорчатый вязаный плед на кровати.
– Да тебя так не поймешь, – почесывая подбородок, гулко сказал великан. – Может сестрички поймут, о чем глаголешь12. Эй, сестрички! – Крутясь на месте, лихо зазывал неведомо кого. – Трясовицы13 идут, – вновь он обратился лихо к Антону. – Не боись. – Сказал он и вышел в окно, не отворяя и не разбив его.
Там, за прозрачной льдинкой стекла, шел снег. Крупными хлопьями, нещадно, осыпали землю снежинки, собираясь в сугробы легким ветерком, у зажженного фонаря. Свет прожектора очертил круг у столба, затаив в себе тишь и спокойствие. Как же Антону хотелось быть этим фонарным столбом, или спрятаться под ним, но улица его устрашала уже больше чем дом.
Открыв шкаф, экстрасенс что-то искал, выкидывая книги одну за другой, а тем временем из стен и пола вылезали Трясовица, двенадцать обнаженных женщин, с прекрасным молодым телом и обезображенным лицом, всяческими болезнями, шрамами и ожогами на нем.
– Кто нас звал? – Послышался за спиной женский голос.
Антон обернулся, и пред ним предстали все двенадцать сестер Лихо. От изнеможения и ужаса, экстрасенс упал на колени, закрыв лицо руками.
– Не плачь, – нежно сказала другая сестра, гладя рукой по голове, длинные волосы Антона – мы не за тобой, нам послышался голос брата нашего. Может быть, ты знаешь его – Боротом названный.
– Он ушел, – не открывая лица, дабы не видеть ужасных лиц зловещих дев, всхлипывая, произнес Антон. – Кто там еще: Полкан14, Сирин15 или Яга16?
– Нет, – зазвучал знакомый голос – это я – Нав17.
Антон поднял голову и изумился – Трясовиц более не было, но на кровати сидела старушка в черном одеянии, облокотившись на деревянную клюку. Это была она – та, что приходила вечером. Она говорила о своих проблемах и болезнях, что муж умерший зовет ее во снах, а Яромир дал ей пастушьей сумки и мяты18, сказав, что только это сможет ей помочь отогнать мир Нави19.
– Ты обманул меня, – продолжала старушка – ты пошел против Прави. Быть может вы думаете, что эффект плацебо20 не чего не значит – но дома, после ваших травок, я уснула крепким сном и в страшных судорогах…
– Я не понимаю. – Вытирая слезы, пробормотал экстрасенс.
– Видно аллергия на пастушью сумку убила меня – ты убил меня! – Больно ткнул пальцем призрак, в лоб медиума.
– Но вы же только что ушли, а живете в Екатеринбурге. – Щеки горели, лихорадочные чувства одолевали тело. Он пытался еще найти разумное объяснение, хоть чему-то из происходящего.
Старушка рассмеялась, и смех был похож на тот, что лился из шишиги.
– Там нет времени… – продолжала она, но Яромир уже не слышал ее, и не понимал, ни чего. Что-то охватило его душу – он кинулся к старушке с неистовой злобой – схватив за горло покойницу, Антон душил ее. Старушка кряхтела, выпуская слюну пеной, наконец, губы посинели, и вывалился, изо рта, ее опухший язык.
В сенях что-то грохнуло – послышались шаги и голоса. Дверь со скрипом отварилась. В дом вошли полицейские во главе с капитаном. Видя действие, нарушающее закон, капитан решил его предотвратить. Лишь шагнув к душегубу, полицейский задел комод, и хрустальный шар упав на пол, разлетелся на тысячи мелких кусочков. Тело Антона накрыло покойницу, он зарыдал, но не от содеянного, а от разрушенного его инструмента, капитаном.
– Как же я буду работать теперь? – Повторял он. – Вы знаете, какой дорогой нынче хрусталь?
Троица в форме МВД, недоумевающее смотрели на то, как безумие брало верх, над молодым, но уже ослабшим сознанием. Они приехали на подозрение о мошенничестве, а застали убийство.
Когда Николаева Антона Валерьевича выводили во двор, он увидел, что сумерки лишь зачинали в просторах – как давеча, когда духи к нему только начинали приходить. Но, все же, экстрасенс был рад, что более не будет его в этом доме.
Так Агафуры21 пополнились еще одним пациентом.
ЖИЗНИ ВОПРЕКИ
Ты мать моя – родная Русь —
Перед тобой лишь, встану на колени.
Я только за тебя молюсь —
Чтобы ушли невзгоды все, и беды!
(Май 1998 год).
Леонид открыл глаза.
Голова шла кругом, уши заложило. Горечь подобралась к горлу. Осколки мокрой земли, поднятые взрывами гранат, падали на лицо.
Небо затянуло тучами. Дождь вымочил одежду, но лишь треск под каской обращал на себя внимание.
Слух снова напомнил о себе. Казалось, что вокруг нет ни чего, кроме грохота, скрежета траков и звонких хлопков винтовок.
Вблизи, прямо над лицом, пролетели самолеты, с красными звездами на крыльях. Земля задрожала, с оглушительным криком в себя – это бомбы достигли цели.
– С тобой все в порядке? – Хриплым голосом поинтересовался мужичек в фуфайке. Он был похож на Женьку, но постаревшего и уже с серебром в волосах.
– Евгеша, ты?
Мужичек с темным израненным лицом, улыбнулся.
– Ну, значит пришел в себя. Давай – подымайся. – Протянул руку состарившийся друг. – Надо добить гада – потом разговоры.
– Ты так постарел, – не унимался Леонид, поднимаясь на ноги.
– А ты что – помолодел? Шестой десяток, а ведешь себя, как мальчишка.
Старый друг сунул Леониду винтовку и ринулся вперед с криком:
– За родину, за Сталина!
Выстрел, другой и люди в серых одеждах падали на землю.
Мимо бежало с десяток мужчин разных возрастов. С гулким «ура», они проносились мимо, стремясь за Женкой, к разрушенному взрывами и снарядами остову высотного дома.
– Иваныч, – крикнул один из них на ходу – ты чего? Бей фрица! – И толкнул плечом Леонида. – Ура-а… – голос молодого парня оборвала пуля, выпущенная из окна первого этажа дома.
Недолго думая, Леня вскинул винтовку, нажал на спусковой крючок и серая пилотка, неизвестного стрелка, слетела с окровавленной головы.
Леонид бежал, бежал туда, где у входа уничтоженного подъезда стоял, оглядываясь по сторонам, «старый» друг. Там уже собралось еще четверо в выцветших телогрейках, из зеленого к серо-желтому цвету. Мужчины зашли внутрь остова дома – выстрел, другой, очередь… и вот Евгеша машет Лене рукой.
Леонид спешил, но грязь, арматура и переломанный кирпич, словно цеплялись за ноги. Почти у самого входа в остов, проволока обняла лодыжку и повалила Леньку на горячую от смерти землю. Что-то пролетела над головой, свистом заложив уши, шлепнулось у столба на углу, некогда дома, и заворчала взрывом.
– Стихло. – Произнес Евгений, когда на пороге появился Леня. – Скоро начнут.
Леонид стоял недоумевая. Молодой, лет двадцати, парень в лейтенантских погонах забился в углу и что-то бубнил – он трясся от страха. Двое солдат, возрастом как Евгеша, собирали пули в магазины для оцарапанного черного незнакомого оружия. Они забирали его у трупов, в серых шинелях и с металлическими птицами на груди, коих покойников под ногами были десятки. Один парень, совсем молодой, сидел под окном, с длинной винтовкой, смотрел в какую-то трубку, прицепленную поверх своего оружия. Он был сосредоточен, будто наблюдал за тем, что происходит за окном. Женька же, обыскивал трупы – ловко, не тревожа их покой, он доставал из прикрепленных боковых карманов тонкие магазины.
Но недоумение у Леонида появилось от увиденных собственных рук: они покрылись морщинами и ссохлись, от этого волнами задрожал воздух, закружило голову, и Леня не заметил, как выронил свою винтовку.
– Евгеша, что это? – Чуть не плача, с хрипом в голосе, произнес Леонид. Он почувствовал, как голос его состарился. – Мы же не могли, так быстро постареть.
Все обернулись на Леню – «старый Иваныч» плакал, и слезы прорывались разводами по морщинистым, измазанных сажей и грязью, щекам. Даже парень с длинной винтовкой оторвался от черной трубки.
– Только не сегодня, – обняв ноги Леньки, затараторил Лейтенант. – Только не сегодня, пожалуйста!
– Что не сегодня? – Леонид Иванович не понимал.
Двое стариков, откинув оружие, подскочили к лейтенанту и, оторвав его от сапог Леньки, оттащили офицера назад, в угол.
– Сегодня, значит сегодня. – Сказал один из них.
– Умри достойно. – Добавил другой, и пощечиной привел в сознание лейтенанта. – Мы должны занять высоту.
Не обращая внимания на вновь возобновившиеся взрывы и выстрелы за окном «комнаты», Женя, выпрямившись, подошел к другу.
– Как называется наша страна? – Спросил он Леню, глядя ему прямо в глаза.
– Российская Империя. – Удивленно, от самого вопроса Евгеши, произнес Иваныч.
– Сейчас! – Объявил Евгений остальным. – Давайте примем бой достойно!
Он отбежал к другому окну, взяв с собой странное оружие.
– Ленька, – обратился Евгеша к другу – ты займи позицию рядом с Рустемом. – Азиат был здесь один – мальчишка с длинной винтовкой, и Леня послушно присоединился к нему, у окна. – Бей таких же, как эти мертвяки. – «Как эти» – это лежащие здесь с железными орлами на груди – понял Леонид. – Лейтенант – на дверь! Остальные ко мне!
Все подчинились приказу.
Только теперь, когда Евгеша скинул телогрейку, Леонид увидел на плечах друга, новенькие, сверкающие погоны капитана.
Из комнаты раздались выстрелы – это три старика, в купе со «старым Женькой», били очередью из странного оружия. От входа летели гранаты, и за редкостью раздавались выстрелы из пистолета. Мальчик-азиат стрелял из своей длинной винтовки, глядя в трубку со стеклами, словно в пристроенную к винтовке маленькую подзорную трубу.
Через прицел винтовки, Леонид видел приближающихся людей в серых шинелях, совсем молодых, но приказ был стрелять, а Женька дурного советовать не будет.
Люди, с орлами на груди, стреляли, кидали гранаты… и падали на землю замертво.
Через полчаса, или меньше, у подъезда упала граната, и Ленька увидел, как тело лейтенанта откинуло в сторону. Леонид обернулся – у второго окна уже не было слышно выстрелов – двое стариков лежали на трупах врагов, а Евгеша, улыбаясь, смотрел на Леньку. Что-то хлопнуло, и висок Женьки выпустил фонтан крови в «комнату». Пуля убила Евгешу, влетев ласточкой в окно.
За спиной разорвалась граната, ноги и шею обожгло кровью, рот наполнило кровью, и Леонид невольно упал на мертвое тело Рустэма. Он умирал, но перед смертью разобрал немецкую речь – люди говорили о русских свиньях, и что-то о коммунистах.
Тошнило. Бинты стягивали голову, но мягкая постель, после дождя и холода смерти, расслабляла.
Леонид открыл глаза.
Перед ним сидел его друг, все такой же молодой, с сияющей улыбкой – Женькина грудь была забинтована.
– Очнулся? – Тихо сказал Евгеша. – Слава Богу!
– Я видел, как мы умрем. – Вцепившись в друга, зашептал Ленька. Он посмотрел на свои руки, они вновь были молоды и полны сил. Леонид с облегчением вздохнул. – Мы будим старыми, и война уже будет другой…
– То есть, мы состаримся. – Перебил Леньку, Евгеша. Тот кивнул. – Вот и хорошо, а теперь спи – ты в госпитале. Врач сказал тебе нельзя разговаривать после контузии, а потом поправишься – и все мне расскажешь. Нам еще за империю повоевать придется.
ФАНАТ
Любовь – это лишь слово, которое сказать
может каждый, но понять его могут не все.
(26. 01. 1999 год).
Зимние каникулы – что может быть лучше для школьника, но не когда ты болеешь. Новогодние праздники Николай провел в постели, ему нечего не хотелось, лень подавляла желания подняться. Сквозняки, в подсознание его, возбуждали агрессию и нервозность. Мама крутилась вокруг Коли, радость празднества, заходила в каждый дом, в каждый уголок нашей планеты кроме квартиры в доме номер четыре по улице Советской.
Светлана Васильевна воспитывала одна Николая – муж сбежал, испугавшись трудностей и ответственности, лишь Коля появился на свет, дав ему только фамилию и отчество. Валентин (отец Николая) появился вновь через год, когда подавал заявление на развод. Маме приходилась работать на заводе и мыть подъезды, а когда Коля загрипповал, она при каждой возможности приходила домой пораньше, даже во время обеда, чтобы быть с сыном как можно дольше – от работы отказываться нельзя, даже на время, иначе после не на что было бы жить.