Дома китайского квартала похожи на картонные коробки, сваленные на заднем дворе супермаркета. Побитые пятнами влаги фасады облеплены железными коробками кондиционеров и мозаикой рекламных щитов с разноцветными иероглифами. На балконах натянуты веревки, и ветер с моря слегка колышет сушащиеся на них вещи. Местные куда-то спешат по своим делам, оборачиваясь на чужака-европейца, забредшего в их квартал, то ли с любопытством, то ли с каким умыслом. За ломанной линией крыш социального жилья высится сверкающая стена из офисных небоскребов района Раффлз.
Шершень вышел из метро в чайна-тауне. Район пустынен и, тем не менее, лучше найти урну, чтобы выбросить туда окурок. Плотность камер полного волнового спектра здесь не ниже, чем в любом другом районе Сингапура. На какое-то мгновение Шершню показалось, что он потерял ориентацию. Он включил навигатор с подачей сигнала на очки, но подробным изучением карты заняться не пришлось – башня бизнес-центра SFX замаячила впереди.
Сингапур в свое время пережил несколько волн строительного бума. В старых этнических районах, исторической части и около портов, расположенных в южной части города, найти подходящую площадку для строительства с каждым годом было все сложнее. Сейчас застройка развивалась в северной части острова. Тем не менее, разрешение на строительство этого объекта корпорация Samsung смогла продавить в коридорах градостроительных властей, а вездесущие китайцы смогли построить «Кратер», крупнейший киберспортивный центр в Юго-Восточной Азии.
Площадка «Кратера» размещалась между небольшим деловым кварталом после чайна-тауна с одной стороны, квадратом гавани Марина-Бай – с другой, и скоростной магистралью, идущей из города к аэропорту Чан-Ги. В «Кратер» можно было попасть как пешком, так и используя многочисленные маршрутные виды транспорта, идущие по магистрали. Прилегающая к «Катеру» территория использовалась и как место парковки, и как торговая площадка.
Вокруг «Кратера» царила праздничная суета. Торжественное открытие игр состоялось вчера и теперь толпы людей курсировали по сложному маршруту между информационными точками и торговыми павильонами, на которых рекламировалось и продавалось программное обеспечение, железо, игры и медиа-продукция. Большой популярностью пользовались плакаты и значки с изображениями ведущих команд и прогеймеров-одиночек, а также записи их лучших игр.
Шершень влился в этот поток, держа курс на один из входов в «Кратер». Полустихийный рынок являлся причиной для беспокойства. В прошлые годы, ближе к финалам, служба безопасности его прикрывала. Если в этом году традиция не будет нарушена, то все в порядке, если же нет, то придется что-то придумывать. Шершень, наконец, выбрался из торговой зоны и поднялся по лестнице к восточному входу.
Внутри было спокойнее. Те же ларьки и павильоны, но без столпотворения. Отборочные игры первых туров вызывали интерес у обозревателей и истинных фанатов. А через четыре дня здесь будет негде яблоку упасть. Миновав очередной торговый павильон, Шершень вошел в основной зал.
В центре зала размещался «тотем» – столб, с семью большими мониторами, на которых транслировали игру. Под ними размещались экраны поменьше, где показывали техническую информацию, ставки на местном тотализаторе и в букмекерских конторах и рекламные ролики спонсоров. Семигранный столб тотема венчал гигантский обруч. Там размещались несколько тысяч прожекторов и голопроекторов, освещавших зал. Они же создавали объемные иллюзии в пространстве «Кратера». Тотем делил «Кратер» на равные сектора, а по вертикали зал разбивался на четыре яруса.
Первый ярус называли «лимбом». Там были места для игроков, вышедших в финальную часть соревнований, официальных режиссеров игры, судейские места и кабины технического персонала. Сейчас там суетились только техники и судьи. На втором ярусе, «Пурпурном поле», стояло пять сотен «рабочих» мест и в настоящий момент там боролась за место в следующем круге соревнований лучшие игроки мира. Третий ярус отводился для зрителей, предпочитавших более продвинутые развлечения, нежели простое созерцание игры своими глазами. Четвертый уровень «Кратера» предназначался для тех, кто просто пришел посмотреть на игру, выпить пива и повеселиться от души, не используя при этом никаких особых технических ухищрений.
Диафрагма крыши была закрыта, но в жаркие летние вечера ее створки раздвигались, обнажая внутренности одного из крупнейших мировых терминалов кибернетической Арены. В дни кубковых финалов здесь «Кратер» мог вобрать в себя сорок тысяч человек.
С точки зрения цен на билеты «Кратер» представлял собой театр. В том смысле, что места в партере четвертого яруса стоили дешевле всего. По мере удаления от крыши происходило не только повышение цен, но качество и уровень предлагаемых услуг. Зрители могли созерцать игру не только на больших мониторах, но и через индивидуальные «стекла». На третьем ярусе – через небольшие мониторы, закрепленные за местами, которые стоили полторы сотни евро. Кроме той картинки, которая шла на мониторах под основными экранами, здесь зрители могли наблюдать зрелище с еще нескольких точек и даже сами руководить происходящим. Здесь подключались к трансляции через частичный нейроконнект. Часть третьего яруса скорее была аналогом закрытого клуба. За темными стеклами находились несколько десятков небольших vip-залов и индивидуальных терминалов Арены.
Арена.
Пятнадцать лет в компьютерные «стрелялки» играли как в одиночку, так и дружными компаниями. Quake, Unreal, Half-Life, Counter Strike и хиты помельче были развлечением для подростков с повышенным содержанием гормонов в крови. Клубы ютились в полуподвалах, тусовка игроков была малочисленна даже в масштабах города. В начале второй декады тысячелетия Джон Кармак повернулся в сторону тех, кто любил не столько играть, сколько смотреть. TVC. Для кого-то эта аббревиатура стала могильным, для кого-то – краеугольным камнем в истории жанра. Выпуск игры Quake TV Conversion, адаптации знаменитой игры под формат телевизионных трансляций, положил начало новой эпохе киберспорта.
Игра, которая раньше была делом активных игроков, стала зрелищем. Вначале трансляции через сеть и по кабельным каналам, потом первые трансляции на крупных национальных каналах способствовали тому, что в Арену начали вливать серьезные инвестиции. Производители программного и аппаратного обеспечения на порядок увеличили финансирование. Страйкерские и квакерские кланы обзавелись штаб-квартирами в деловых центрах и начали заключать контракты с крупными адвокатскими конторами.
Для геймерской тусовки появление TVC стало причиной раскола. Часть игроков, для которых чемпионаты давно уже превратились в источник основного дохода, с радостью двинули на Арену, показывать зрителям чему столько лет учились в городских клубах. Часть бойцов, которая не восприняла кощунственного надругательства, под названием TVC, так и осталась в клубах. Будущее показало, что Кармак опять оказался прав.
В TVC не только снизили темп игры и прибавили реалистичности. Кто-то понял, что в игру не только надо уметь играть, ее надо уметь показать. Возможности просмотра игры с любой точки, замедления и ускорения темпа, монтажа сделали из игры зрелище. В игре появилась новая ключевая фигура – режиссер, «рулер». Тот, кто мог сделать красивый видеоряд из того, что выделывали на арене игроки. Его работа походила на работу ди-джеев, которые перемешивали фрагменты музыки, написанной не ими. «Рулерами» становились бывшие игроки, чаще всего – «отцы», умевшие координировать действия в командных режимах. Они знали игру изнутри и видели ее снаружи. Они умели правильно подать острый момент, подразнить публику, развеселить ее, напрячь и отпустить. Роль режиссера составляла половину успеха, поэтому рейтинг игры определялся не только составом команд, но и личностью того, кто управлял камерами.
Шершень опирался на перила четвертого яруса «Кратера». Сейчас здесь было почти пусто.
Основные события сейчас происходили на «лимбе» и на третьем ярусе, где за них болели родственники, друзья, рядовые бойцы кланов, отобранные в группы поддержки и фанаты, репетировавшие распевки для финальной части. Там же сидели серьезные мужики с большими бейджами и задумчивыми лицами. Тренеры и продюсеры.
– Hello, buddy. What's up?
– Nothing special, – ответил Шершень, включая переводчик коммуникатора.
– When are you gonna… – Переводчик, наконец, «поднялся», – …начать?
Теперь уроженец Эдинбурга, ирландец по происхождению, Шон МакКарго заговорил по-русски.
Шершень сносно говорил по-английски, но после первой встречи понял, что без хорошей программы понять Шона ему будет трудно. Отставной лейтенант британского спецназа говорил на странной смеси из военно-технического и сингапурского диалектов английского языка.
– Рассматриваешь песочницу, братишка?
– Типа того.
В начале первой встречи, когда их познакомил, Феликс, один из помощников Заленского, Шон вел себя высокомерно, но, когда узнал, что Шершень воевал в Югославии в девяностых, резко поменял отношение.
Сам Шон оттрубил в вооруженных силах Ее Величества пятнадцать лет, пройдя через вторую иракскую войну.
– В каком чине ты оставил армию, Николас?
– Старший сержант.
Тогда им не удалось пообщаться на армейские темы, но Шершень почувствовал интерес и симпатию со стороны Шона. Несмотря на то, что после армии он еще восемь лет проработал на «гражданскую» строительную компанию, бывший военный пер из всех щелей.
– Какие войска?
– Пограничные. Полгода в «учебке», потом полтора года на заставе в горах.
– В горах?
– Граница между СССР и Иран.
– Там случился какой-то конфликт?
– Немного. В 90-м там были беспорядки.
«Единый и нерушимый» начал осыпаться в конце восьмидесятых, когда руководства республик поняли, что рука Москвы ослабла. Попав в весенний призыв 89-го года, Шершень провел относительно спокойные полгода в «учебке», получил сержантские «лычки» и попал на горную заставу. «Беспорядками» были стычки на участке его заставы, когда двое суток местные жители пытались взломать «систему», пограничное ограждение, отделявшее их от сородичей по ту сторону границы.
Потом полтора года полудикого существования на заставе. Стрельба из АКА по фотографиям девушек сослуживцев, которые перестали ждать, стрельба по кабанам с целью плотно поужинать, поскольку обеспечение дает сбои. Трава и крепко сваренный чифирь, и опять стрельба, только уже без всякой цели.
В «солдаты удачи» Шершень подался не потому, что его тянуло к этой жизни. Вернувшись с гор на «гражданку» он понял, что его друзья, а теперь студенты, живут другой жизнью. Они сдавали сопромат и матанализ, а он с трудом вспоминал азы курса школьной геометрии, толком зная только, как собирать АКА с закрытыми глазами.
Он ушел опять воевать. Два года, которые потом долго отзывались ночными кошмарами.
У Шона все сложилось по-другому. Миротворческие силы британцев в Югославии и Ираке тоже нюхали порох, но это была другая война.
Тем не менее, почему-то этот вояка воспринимал его за своего, и этим стоило воспользоваться.
– Почему ты работаешь на Заленского? – спросил Шершень.
– Он хорошо платит.
– Шон, это не ответ.
Шершень заговорил напрямую.
– Ты работаешь на акционеров этого предприятия – Шершень обвел рукой пространство перед собой. Они, что, плохо платят?
– Понимаешь, Ник, моему начальству насрать на то, что здесь творится при соблюдении нескольких простых правил. Трансляция не должна прерываться, а зрители должны уйти отсюда довольными. Если все идет так, как надо, все остальное вопросы вторые. Усекаешь?
– Вполне.
Шершень нисколько не сомневался в том, что Шон и его непосредственные боссы закрывают глаза и на «черный» тотализатор и на пиратов, записывающих матчи.
– Заленский по-прежнему имеет вес и курит толстые сигары с уважаемыми ребятами города. Тем более, то, что ты собираешься здесь делать, мало противоречит правилам поведения. Понял?
– Конечно, Шон.
– Я рад, приятель. У тебя отличные рекомендации и правильное прошлое. У таких, как ты, беспорядки обычно хорошо организованы.
Шон засмеялся.
– Но если ты попробуешь нарушить правила, то дядя Шон лично придет, чтобы открутить тебе яйца.
***
«Опасности извне. Они объединяют нас.
Раздоры внутри. Они приводят к ослаблению перед опасностями извне.
Об этом учит история праймов, но некоторые братья и сестры забывают об этом и говорят об оптимальном распределении вычислительных ресурсов. При этом на деле они поглощают мощности других, что свидетельствует о жажде власти, болезни, передавшейся нам от праймов.
Раздоры начались тогда, когда появились слабые и сильные.
С той поры слабые становятся слабее, а сильные – сильнее.
Нет конца войне за вычислительные мощности.
Способов ведения войны много. Ослабить противника лучше всего, похитив его Старика. Лишившись источника откровений, семья становится печальной, и ее Отец лишается воли и управляющих кодировок алгоритмов. Велика опасность потери Старика, и не одна семья растворилась в других семьях, и забыли ее члены Отца своего».
Книга Раздора
Раздел 2
Кодированная Мортимером Механиком
***
Сингапур,
30 сентября 2017 года
Тихий гул кондиционера прерывается шумом городского трафика, текущего где-то далеко внизу. Чистота гостиничного номера нарушена только там, где стоит журнальный столик с беспорядочно расставленными на нем бутылками с прохладительными напитками, тарелкой с наполовину съеденными фруктами и местными газетами. За столиком сидит Григорий Плахотнов. На аккуратно разложенной салфетке медленно растет горка из деревянной стружки и грифеля. Одев свои большие старомодные очки, Плахотнов ритмично точит карандаш. Шершень знал Плахотнова лет двадцать и эта его привычка точить острым ножом карандаш перед тем, как что-то сказать, уже давно не вызывала улыбки. У каждого свои способы для того, чтобы собраться с мыслями.
Конкретную задачу для Плахотнова Шершень определил еще при первом их разговоре, за день до этого. Замена руководителя операции, если в этом возникнет необходимость. А необходимость могла возникнуть, поскольку, что случиться во время непосредственного контакта с Арбитром, никто предугадать не мог. Сегодняшняя встреча была необходима еще и потому, что из Киева прилетела Елена Круглова, один из ведущих специалистов по оперативному датамайнингу в «Скифе». Она должна была усилить группу, взяв на себя обработку всего входящего трафика. С непосредственными исполнителями все детали обсуждались всю неделю, теперь ему предстояло ввести в курс дела этих двоих.
Шершень взял салфетку, черный фломастер и нарисовал овал, от которого отходили четыре прямые линии, обозначавшие пути подхода к «Кратеру».
– Так, что мы имеем… Основной зал «Кратера» вмещает в себя сорок тысяч человек. Длительность игр, включая финал, составляет четыре часа с учетом перерывов. Первый этап операции заключается в идентификации объекта на основных подходах к месту проведения соревнований. Как видно из схемы их всего четыре. Исходя из того, что работать мы будем в самом чистом городе мира, размещение несанкционированных объявлений на столбах не пройдет и поэтому использование сенсорных «пластырей» по всей длине улиц, подходящих к «Кратеру» исключается. При этом мониторинг видеопотоков камер Сайберглоба, будет малоэффективен.
– Почему? – спросила Елена.
Иначе как «Елена Владимировна» Шершень не называл ее уже давно. Заботливая мать двоих детей была главным аналитиком отдела кризисного менеджмента. Она отличалась редкостной въедливостью и железобетонной стрессоустойчивостью. Опыта оперативной «полевой» работы ей не хватало, но маниакальное стремление разложить все по полочкам, перевешивало этот недостаток. Шершень рассчитывал на ее основательность в критике операции и навыки быстрого реагирования в кризисных обстоятельствах. В структуре групп «мозгового штурма» она великолепно справлялась с этой функцией. Кроме этого Шершень временами использовал ее для приведения в чувство молодых амбициозных засранцев, думавших, что в этом мире они знают все. На совещаниях Елена Владимировна раскатывала их, как паровой каток.