Но тут Сабина схватила ее за плечо и воскликнула:
– Но так же не может продолжаться до бесконечности!
Камилла сжалась.
– Конечно, нет… то есть… все так сложно, – пробормотала она.
– Ришар ничего не подозревает?
– Не думаю… Нет, я даже уверена в этом, – добавила она уже потверже. – Он давно не интересуется мной, так что мои настроения…
– Ты к нему слишком сурова. Он, может, и не идеал мужчины, но зато он рядом, он надежен, всегда готов помочь. И вкладывает все силы в вашу контору.
Камилла кивнула и с усмешкой ответила:
– Да-да, замечательно, просто превосходно!
– Послушай, нельзя же иметь все разом – и мужа, и любовника, и детей…
Амели не успела договорить, Камилла прервала ее:
– Хватит!
– Что «хватит»?
– Стивен мне не любовник, я терпеть не могу это слово! – сердито бросила Камилла.
– Ах, он тебе не любовник?! А кто ж он тебе – товарищ по курсам кройки и шитья? – ехидно спросила Амели.
– Не смешно!
– Может, и не смешно, но признай, что ты сама себя обманываешь.
– Нет! – отрезала Камилла.
– Нет? Ну, тогда объясни, сделай милость!
– Стивен мне не любовник, это совсем другое. С ним я чувствую себя живой.
Чувствую…
И она смолкла в замешательстве.
Поставив локти на стол и уткнув подбородки в ладони, Амели и Сабина нетерпеливо ждали продолжения.
– Так что ты чувствуешь?
Пока официант расставлял перед ними тарелки с заказанной уткой, Камилла начала свою неожиданную исповедь:
– Я знаю, что наша история может показаться вам до ужаса банальной: двое взрослых людей, холостой мужчина и замужняя женщина, которая со скуки запала на очаровательного двойника Саймона Бейкера[8] с седеющими висками. Да, я знаю, но поверьте, ничего такого нет и в помине. Те часы, которые мы проводим вдвоем, вовсе не украдены у моей супружеской жизни, ставшей слишком монотонной. И, уж конечно, это рядом не лежит с идиотскими сеансами психоаналитиков, уверяющих, что женщина, обделенная любовью, вполне может заменить ее чеком на пятьдесят евро, который она вручает раз в неделю такому вот умнику за то, что он сидит в своем удобном кресле и регулярно повторяет: «Я вас слушаю, мадам!»
Камилла на миг смолкла, и теперь в зале слышалось только позвякивание столовых приборов. Амели, обычно такая жизнерадостная, перестала улыбаться. Она поняла, что ее подруга раскрывает перед ними всю душу. А Камилла продолжала:
– Можете осуждать меня как угодно, можете не верить, но я знаю одно: то, что мы со Стивеном сейчас переживаем, не поддается никаким логическим объяснениям. Понимаете, я уверена в том…
Она снова умолкла, почти пристыженная тем, что собиралась сказать. Но Сабина настаивала, и Камилла наконец призналась:
– Вам, наверное, покажется это безумием, но я твердо убеждена, что, даже если бы Ришар был прекрасным принцем, какого ждут все девушки, это ровно ничего не изменило бы!
– Как это «ничего не изменило бы»? – возмутилась Амели, не забывая при этом смаковать медовый соус к утке.
– Да, ровно ничего! Когда бы Стивен ни появился, наша история началась или, вернее, продолжилась так, словно она никогда не кончалась. Потому что это не любовь, это гораздо больше, чем любовь, – свободное дыхание, откровение, безумие, страсть… Да, именно страсть!
– Опомнись, Камилла… Это же просто невозможно, все было так давно…
– Я знаю, знаю… но это именно так!
– А дети – ты о них подумала?
– Ну, конечно… – пролепетала Камилла, – я… я очень переживаю из-за них…
К Амели вернулась ее дерзкая откровенность, и она сформулировала вывод в свойственном ей стиле:
– В общем, ты прекрасно устроилась: и муж, и дети, и любовник! Ой, пардон, это слово отныне исключено из нашего лексикона, – и Стивен! – саркастически закончила она.
Камилла сидела молча, с каменным лицом. На ее тарелке осталось несколько ломтиков утки.
– Мы тебя не осуждаем, Камилла, но… рано или поздно все равно придется что-то решать, – мягко сказала Сабина.
– Да!
– Что «да»? – насторожилась Амели.
– Да, я уже решила: любить его! И потом… нет, хватит об этом, давайте заказывать десерт, я еще не наелась!
Амели, изучавшая настенный экран, на котором чередой проплывали вазочки с десертами и мороженым, не удержалась от шпильки:
– Н-да, старушка, я вижу, ты втюрилась по уши!
Камилла нахмурилась и вылила в свой бокал остатки «Grain d’amour».
Глава 2. Если такая любовь существует…
Если такая любовь существует, может быть, она живет только в моих мечтах, в забвении ночей – нескончаемо долгих, когда я не сжимаю тебя в объятиях? Если такая любовь существует, может быть, ее создали только для нас двоих, убаюканных иллюзией, что лишь нам одним на этой земле дано ее изведать?
Если такая любовь существует, может быть, мы ее не переживем, сраженные страшной мыслью, что ей суждено угаснуть раньше нас?
Если такая любовь существует, тогда не буди меня, позволь мне надеяться, что мечты не растают с рассветом.
Этим июньским полднем в Париже царила атмосфера необычного благостного покоя. Скорее всего, благодаря солнцу, которое победно сияло целую неделю, напоминая парижанам, что пора отпусков, с их свободой и путешествиями, уже не за горами.
Автомобильные гудки и яростный рев моторов звучали все реже. Некоторые прохожие даже с удивлением ловили себя на том, что иногда отрывают взгляд от своего смартфона или газеты и смотрят вокруг, встречая на своем пути другие лица, другие улыбки.
Сегодня у Камиллы было назначено свидание со Стивеном в его парижском книжном магазине «Слова и словесность», расположенном в квартале Маре. Как и всегда в таких случаях, она изобрела предлог для ухода из консультации – деловой обед. Камилла взглянула на смартфон – он показывал 11 часов, – и закрыла папку со своим очередным делом.
Дело оказалось сложным, она корпела над ним уже целую неделю. Некий господин Дюронтен, крупный производитель зерна и старый друг семьи ее мужа, не придумал ничего лучшего, как поручить составление своих налоговых деклараций продажному бухгалтеру, который, соблазнившись солидной взяткой, регулярно передавал конфиденциальную информацию главному конкуренту фирмы Дюронтена.
Проблема была весьма деликатная: все дельцы яростно борются с конкурентами и готовы по любому случаю натравить на них целую свору адвокатов, но при этом категорически не желают посвящать органы правосудия в подробности своих махинаций.
Камилла давно привыкла к подобным делам, требовавшим от консультанта скорее изворотливости фокусника, нежели честных усилий добиться правды.
По этому делу был назначен новый судья, который дважды отклонил просьбу Камиллы принять ее для предварительного обсуждения дела. Она очень не любила вести процессы с непредсказуемым исходом, а день суда между тем неумолимо приближался.
Камиллу часто мучили сомнения и заботы, связанные с ее личной жизнью, будь то даже незначительные мелочи, тогда как в профессиональной сфере она чувствовала себя абсолютно уверенно. В кулуарах дворца правосудия она пользовалась репутацией опытного юриста, который успешно выигрывал самые сложные дела, чему немало способствовало полное отсутствие чувствительности. Что бы ни представлял собой противник, она безжалостно изматывала и изничтожала его, к великому удовлетворению своих клиентов. Однако нынешнее дело всерьез беспокоило ее, внушая даже какой-то непривычный страх.
За последние дни Камилла несколько раз делилась своими опасениями со Стивеном. И тогда он предложил ей отсрочить их встречу, чтобы она могла полностью посвятить себя изучению дела Дюронтена. Но Камилла решительно отказалась: ей не хотелось создавать такой прецедент, грозивший омрачить их отношения. Этот отказ был абсолютно безрассудным, как, впрочем, и всё, что относилось к истории со Стивеном – которая и впрямь не укладывалась в обычные рамки.
Итак, Камилла с самого утра работала у себя в кабинете, где царил мягкий полумрак, помогавший ей сосредоточиться. Ближе к полудню она закрыла папку, подошла к окну и потянула за шнур, раздвигавший шторы, чтобы впустить в комнату больше света. Отсюда, с третьего этажа, она хорошо видела людей, гулявших по широким аллеям Люксембургского сада. Все скамьи под сенью столетних каштанов были заняты: одни читали, другие – скорее всего, студенты, – полулежали, откинув головы на рюкзаки, несколько одиночек мечтательно смотрели в пространство.
Камилла приникла лбом к стеклу. Она думала о Стивене, который задолго до встречи подстерегал ее у выхода, за зеленой изгородью сада, не смея подойти. Как же ей хотелось, безумно хотелось увидеть его! Этот человек, возникший из далекого прошлого, перевернул все ее существование. Иногда она спрашивала себя, что с ними будет через месяц, а может, через год… Не готовит ли безжалостное время, как это часто бывает, пышные похороны их любви, любви, которая мало-помалу стирается из памяти влюбленных так незаметно, что оба они, еще вчера пылавшие страстью, даже не замечают ее гибели?! Камилла уже представляла, как проснется в одно прекрасное утро и почувствует, что желание увидеть Стивена, прильнуть к нему, ощутить его тело уже не так сильно. Но всякий раз, как ее одолевали такие сомнения, она закрывала глаза и уносилась мыслями к дюне Пила, к пляжам Аркашона, туда, где началась история их любви.
– Прошу прощения, Камилла, вы не забыли о назначенной встрече?
Погруженная в свои мысли, Камилла не услышала, как в дверь постучалась ее помощница.
– Да, Клаудиа, простите… Что-то случилось?
– Ваша встреча… Вы о ней не забыли?
– Нет-нет, конечно, помню, спасибо! Но… который час? – спросила она, невидяще глядя на экран компьютера. – О господи, уже без четверти двенадцать, я же опоздаю!
Камилла собиралась обсудить дело Дюронтена с мужем, – ей нужно было узнать его мнение о новом судье, с которым он постоянно контактировал. И притом обсудить немедленно, до обеда, поскольку Ришару предстояло выступать в суде много дней подряд, и до конца недели, начиная с 14 часов, к нему невозможно будет подступиться.
– Мой муж у себя? – спросила она у помощницы.
– Да, конечно! – успокоила ее Клаудиа.
– Прекрасно, мне нужно кое-что обсудить с ним перед тем, как… перед назначенной встречей.
И Камилла почти бегом направилась к кабинету Ришара, торопливо набирая на ходу эсэмэску Стивену, чтобы предупредить его о своем опоздании: «Извини, буду только к 13 ч. До свидания… с тобой!»
Подходя к столу Изабель, помощницы мужа, Камилла замедлила шаг, не отрывая глаз от экрана своего смартфона. Она надеялась на скорый ответ Стивена, ей было стыдно за свое опоздание. Такое случалось уже не впервые, но сегодня, даже непонятно почему, Камиллу мучило дурное предчувствие.
– Как дела, Изабель? Мой муж там один?
– Да, он собирает папки для сегодняшнего заседания.
– Мне нужно поговорить с ним о деле Дюронтена, – объяснила Камилла, стуча в монументальную деревянную дверь.
И, не дождавшись разрешения, вошла в кабинет.
Ришар был так поглощен чтением отчетов о предварительных заседаниях, что даже не выразил удивления. Мельком взглянув на Камиллу, он снова склонился над стопкой своих документов.
– Мне требуется твоя помощь, – прошептала она, прижимая к груди толстую голубую папку.
Ришар слегка усмехнулся, и это привело Камиллу в раздражение.
– Почему ты смеешься?
– Я не смеюсь, я улыбаюсь, – иронически уточнил он.
– Ришар, сейчас не время для шуток, это дело меня совсем доконало, – неохотно призналась она. – А ты знаешь его от корки до корки, и мне действительно нужен твой совет по нескольким пунктам.
– Я тебя предупреждал: промышленники – народ сложный, тут тебе придется изменить свою обычную тактику, – сказал он, снова с иронией.
Подобные словесные схватки на профессиональные темы происходили между Камиллой и Ришаром довольно часто. С течением времени их рабочие отношения постепенно приобрели форму постоянного соревнования в успешном ведении дел, которые каждый их них брал на себя. Впрочем, это соперничество имело и определенное преимущество, стимулируя обоих супругов и способствуя тем самым процветанию юридической консультации «Мабрек-Лубен». Эта своеобразная, но эффективная конкурентная борьба обеспечивала им некое удобное равновесие, тогда как в Сен-Реми-ле-Шеврёз[9], в доме, где они жили, неизменно царила тишина. Камилла и Ришар уже миновали период ссор и объяснений, которые сменились усталостью и недопониманием; мирный диалог между супругами стал большой редкостью. Впрочем, Ришар никогда не был склонен к интимным излияниям и терпеть не мог «выяснять отношения». Это был, несомненно, результат чересчур строгого воспитания его родителей – Мариз и Максима, поставивших перед своими тремя сыновьями одну-единственную, главную цель: преуспеть в школе, чтобы поступить в самые престижные университеты. Ришар и его старший брат Эмерик подчинились родительской диктатуре; в результате оба они, уже перейдя сорокалетний рубеж, по-прежнему вели себя как послушные детишки. Зато Эван, самый младший, в возрасте восемнадцати лет принял решение вырваться из железных родительских объятий сразу после окончания лицея. Он занялся разведением овощей и фруктов, чтобы поставлять их в рестораны Лангедока[10], где и поселился вместе с женой Калиньей и двумя сыновьями-близнецами – Тео и Антоном. Их семейство процветало и никаким образом не подчинялось суровым устоям семьи Мабрек. Несмотря на различия, все трое братьев очень любили встречаться друг с другом дважды в году, во время семейных торжеств, которые Мариз и Максим устраивали в «Старых липах» – семейном гнезде, расположенном в Босе, зерновой житнице Франции.
Ришар на свой лад любил жену. «На свой лад…» Вот в этом-то и крылась главная проблема. У него было такое суженное понятие о чувствах, что уже через несколько лет после свадьбы Камилла решила обсудить с ним свою неудовлетворенность. Но каждая такая дискуссия заканчивалась одинаково.
Ришар разъяснял, что любит ее, что обеспечил ей вполне комфортную жизнь, что у нее есть все для счастья – деньги, здоровье, двое прекрасных детей, и что он не понимает этой жажды пылких, юношеских чувств, которых она от него требует. Делать нечего, после нескольких таких попыток Камилла смирилась. Она сосредоточила свою любовь на детях, посвящая Ванессе и Люку все свободное время, насколько позволяла работа. Может быть – как намекал ей муж, – тоска Камиллы по нежности и по душевной близости была всего лишь свидетельством ее слишком чувствительного характера? Иногда, думая об этом, она и сама говорила себе, что, наверное, слишком требовательна к Ришару… Но так было до тех пор, пока в ее жизни снова не появился Стивен, который доказал, что страсть, которой ей так не хватало, существует! И что любовь, настоящая любовь, вечно живет в ненасытной тоске по любимому.
– Ну-с, так что там с нашим другом Дюронтеном? – спросил Ришар. – Ты же знаешь, что это очень выгодный клиент и близкий друг моих родителей, так что мне нет нужды напоминать тебе, что ты почти обязана выиграть этот процесс! Во-первых, ради нашего кабинета и, во-вторых, ради наших…
Камилла подняла глаза к небу и прервала супруга:
– Да-да, знаю, ради твоих родителей.
– А почему ты говоришь таким тоном?! – оскорбился Ришар.
– Я уже поняла, что это дело первостепенной важности для имиджа нашей конторы и для твоих родителей.
Обиженный Ришар предпочел увести этот бесплодный разговор, грозивший перерасти в сведение семейных счетов, в другое русло.
– Вернемся к главному! В чем твоя проблема?
На сей раз Камилла тоже решила не настаивать и сосредоточилась на досье, вызывавшем у нее сильную озабоченность.
– В общем, все сводится к одному препятствию: новый судья упорно отказывается меня принять. А мне нужно обсудить с ним кое-какие сомнительные моменты. Дюронтен очень неохотно говорит о некоторых финансовых потоках, – боюсь, мне будет трудно защищать его по этому пункту. Я хотела бы уяснить себе мнение судьи в данном вопросе.