Эта задумчивая заминка и спасла меня. Или меня спас Чон Со, который сначала делает, а потом уже думает. Треск сверху заставил меня отскочить в сторону и с ужасом наблюдать, как тяжелая балка с грохотом рушится вниз. Сверху летели щепки ломающегося дверного проема, я упала и отползала дальше.
Буквально через минуту меня окружила толпа – грохот тут же собрал студентов, оказавшихся неподалеку. Многие с открытыми ртами наблюдали картину разрушения, кто-то боялся подойти ближе, и только Даня тут же подлетел ко мне, испуганно ощупывая ноги:
– Вик! Ты в порядке?
– Нормально, – отмахнулась я и с его помощью встала. – Меня не зацепило. Что это вообще было?
Штефан тоже стоял рядом с остальными, но даже не изображал испуг или сочувствие. Просто смотрел на меня пристально темными глазами, как будто мысли пытался прочитать.
Тут же рядом обозначился и преподаватель с синим от страха лицом. Неудивительно, если представить, чем могло все закончиться. Не остановись я, чтобы оглянуться, не сработай приобретенный от Чон Со инстинкт, то руководство и прочая челядь этого вуза по миру бы пошли. Профессор дышать-то начал только после того, как убедился, что я самостоятельно стою на ногах. Но все равно потащил в медпункт и бесконечно переспрашивал, не вызвать ли скорую.
Из ранений у меня обнаружилась только неглубокая царапина на руке, да пятая точка ныла от неудачного падения. Я же оставалась спокойной – в таких ситуациях на первый план выходила личность Лии, которая подсказывала, что паника никогда и ничему не помогает. А в отсутствии опасности вообще лучше избегать лишних телодвижений. Поэтому произошедшее никакой внутренней тревоги во мне не оставило. Но ровно до той секунды, пока я не начала анализировать.
Балка вряд ли крепилась непрочно. И такие объемные сооружения не рушатся за одну секунду – если бы там образовалась трещина, то обвал произошел бы после провисания. Вероятно, настолько длительного, что это бы заметили. Конечно, место теперь тщательно осмотрят – и, насколько я могла судить, обнаружат или рычаг, или трос, который и позволил обрушить заранее подготовленную конструкцию за мгновение.
Я молчала о своих подозрениях, пока не получила подтверждение – так оно и было. Балку распилили и зафиксировали деревянной планкой. Кто-то дернул за трос и сорвал планку как раз в тот момент, когда я оказалась в эпицентре. После этого в институт вызвали полицию, но под подозрением оказались десятки человек, которые были поблизости. А поскольку найденная веревка была длинной, то провернуть это могли и из актового зала, и из коридора, и из операторской будки.
Данька не отходил от меня ни на шаг, постоянно успокаивая. Наверное, моя заторможенность наталкивала на мысль о необходимости моральной поддержки. На самом деле я думала. О том, что рядом со мной незадолго до эпизода был только Штефан. Странный и подозрительный Штефан, у которого, как и у десятка других, тоже не нашлось железобетонного алиби. Конечно, полиция не выделяла его, но сама я чувствовала, знала, что меня хотели убить или покалечить. Не кого-то случайного, а меня. И главным подозреваемым логично стал тот, поступки которого до сих пор были непонятны.
Кто знает, насколько я преувеличивала, называя его маньяком? Он преследовал меня с первой минуты знакомства. Потом состоялся бессмысленный разговор – словно ему хотелось поболтать, но темы он так и не придумал. И сразу затем – балка, подготовленная заранее. Мысли я озвучила только Дане. Он обдумал, кивнул, согласился, но предостерег, чтобы я об этом не распространялась – ведь если нет стопроцентной уверенности, то я могу оклеветать невиновного. В любом случае мне стоит держаться подальше от новичка и быть осторожной. Этот совет был лишним: теперь я до ужаса боялась, что Штефан в самом деле окажется маньяком.
Даня же мне подкинул и другую мысль: если некто хотел меня убить, то гораздо проще было организовать покушение вне института. С этим сложно было спорить – такая подготовка не оправдывалась результатом. Напрашивались два возможных вывода. Первый – цель не я. Какой-то психопат долго готовился, чтобы просто посмотреть, что выйдет. Второй – маневр был направлен на меня, но не для обязательного причинения вреда – это можно сделать более простыми способами. Тогда для чего? Испугать? Посмотреть, как я реагирую? Показать кому-то, как я реагирую? На этом я логические цепочки закончила, а то так, неровен час, и до паранойи недалеко. А я и без нее сумасшедшая.
Следующие дни все в институте ходили словно балкой пришибленные и строили теории заговора. В деканате меня слезно умоляли не писать жалобы во всевозможные инстанции – я и не собиралась. Институт я любила, да и у полиции сложилось мнение, что все было подстроено, а не стало следствием чьей-то безалаберности. Так какие у меня могут быть претензии к любимому учебному заведению? Сама я к Штефану не подходила на пушечный выстрел, да и он меня оставил в покое.
Правда, через два дня он уверенно направился к нашему с Данькой столу перед началом очередной пары.
– Больше я ни о чем с тобой разговаривать не буду! – уверенно заявила я, до сих пор не определившаяся со своим отношением к произошедшему.
– Я не к тебе. Даниил, мы можем поговорить?
Перевела удивленный взгляд на друга, но тот остался невозмутимым. И поскольку уже раздался звонок, кивнул:
– Поговорим. После пар. Вик, доберешься сама сегодня?
– Без проблем.
Одного часа и двадцати минут вполне достаточно, чтобы разработать план и воплотить его в жизнь. Как только преподаватель попрощался, я вскочила с места и схватила свою сумку.
– Ну все, Дань, до завтра. Разговаривайте тут, а потом мне все перескажешь, лады?
– Лады.
Я знала, что друг себя в обиду не даст. Даже маньяку. Но и сомневалась, что он мне обо всем расскажет. В отношениях этих двоих присутствовало что-то, чего я не понимала. Поэтому и решила не полагаться на дружескую искренность. Лучше потом извиниться перед Данькой и пережить терзания совести, чем остаться в неведении, если меня решат именно там и оставить.
На следующий день я зашла в ту же аудиторию, чтобы забрать свой телефон. Вчера, когда Данька выходил отвечать доклад, я прилепила мобильник скотчем под крышку парты. Конечно, теперь он разряжен, но зарядки и объема памяти должно было хватить на то, чтобы записать даже двухчасовой разговор. Сам Даня на расспросы ответил только: «Кажется, он полный псих!». И больше ничего.
Прослушать запись я смогла вечером. И после этого поняла, что вовсе не сумасшедшая. Похлеще меня экземпляры найдутся.
– Зачем ты пытался убить Вику? – голос Дани.
В аудитории стих шум, и лишь после того они заговорили. К счастью для меня. Ведь могли и другое место найти – в этом случае я ничего бы не узнала. Вероятно, они не доверяли друг другу настолько, чтобы куда-то вместе уходить. Все-таки в институтской аудитории, если кто-то и начнет швыряться дверными проемами, то выпутаться и привлечь свидетелей проще.
– Я не пытался, – ответил ему Штефан. – И почти уверен, что это сделал ты.
–Зачем? Мы проводим столько времени вместе, что если бы мне пришла такая мысль в голову… Неважно. В любом случае сама Вика уверена, что это ты.
– И ты наверняка приложил к этому руку, – усмехнулся Штефан. – Почему тебе так важно, чтобы она боялась меня? Не станешь же ты отрицать, что мешал моим попыткам поговорить с ней. И не ты ли предупредил одногруппников, чтобы не давали ее номер?
– Я, – неожиданно признал Данька. – Потому что думаю, у тебя не все в порядке с башкой. И мне не нравится, что в этой твоей больной башке засела мысль о моей подруге. Считаю себя обязанным защищать ее.
Штефан, кажется, тихо смеялся:
– Допустим, так и есть. Допустим, вы правда друзья, а я все себе придумал.
– Что придумал? – задал Даня тот вопрос, на который я сама хотела бы узнать ответ. – Что вообще происходит, герр Беренд?
Голос того стал слышен отчетливее – наверное, пересел ближе или наклонился:
– Ты хочешь от меня откровенности, но сам ничего не скажешь, ведь так? – пауза. – Хорошо. Я расскажу тебе кое-что. Если ты в самом деле не в курсе, то просто убедишься, что башка у меня совсем больная.
– Ну же, рассказывай! – нетерпеливо поторопил Данька, а я прибавила колонки на полную громкость, хотя и без того было прекрасно слышно.
– Система состоит из шести элементов. Вика – Логика. И она не представляет, что происходит. Догадывается, конечно, но не понимает до конца. И не поймет, если ей прямо об этом не рассказать. Своим ощущениям не поверит. Логика не склонна верить ощущениям, она принимает только то, что доказано.
Я нервно рассмеялась от такого странного и неточного описания моего характера, но голос у Даньки оставался спокойным:
– Логика? А ты тогда кто? Кретинизм?
– Осознание. Но я уверен, что ты и сам догадался. И у меня не было ресурсов, чтобы добраться до нее раньше. Мой дед был русским, повезло. И я знал, где искать, но мне стоило немалых трудов, чтобы оказаться тут хотя бы сейчас. Ты же нашел ее раньше. Зачем и каким образом? Я не верю, что вы оказались рядом случайно.
– Что за бред ты несешь? – поинтересовался друг, но в интонации не звучало любопытства. – Какая еще логика, какое осознание? Кто кого нашел?
Штефан будто и не услышал его:
– Но меня интересует другое: кто ты? Ты не из нашей Системы.
– Солнечной? – несмотря на всю абсурдность разговора, Даня чувства юмора не растерял. – Межгалактической?
– Системы Знаменателя, – спокойно ответил безумец. – Но я чувствую в тебе ту же энергию, что чувствую от других элементов. Кто ты? Другая Система? Я думал, это невозможно.
– А мне интересно, – Данька проигнорировал вопросы, – почему ты все это мне говоришь, а не Вике? Мог бы эту ересь и в моем присутствии нести. Я-то думал, ты на нее с поцелуями и удавкой кидаться начнешь.
– Она не должна ничего знать. Стать Знаменателем можно только после смерти остальных. И я пока не уверен, что она не захочет им стать. Так кто ты, Даниил?
Я услышала какое-то движение – возможно, один из них встал. А потом тихий шепот – неразборчиво, даже говорящего определить невозможно. И как бы я ни вслушивалась, сколько раз бы не отматывала назад – ровным счетом ничего уловить не смогла. Это Штефан сказал очередную глупость Даньке на ухо, или Даня ответил нечто, после чего разговор продолжать было бессмысленно?
На этом все. Вывод простой: с головой у Штефана полный капут. Но и что-то в словах: «Система состоит из шести элементов» – заставляло бесконечно мысленно возвращаться к этой фразе. Я вспомнила о яростном Чон Со и тихой Лие. Штефан назвал меня Логикой. А что, если и у двух моих субличностей тоже подобные имена? А что, если они на самом деле существовали, а после смерти стали частью меня? Стали ли они и частью Штефана, раз уж он «в нашей Системе»?
Я всегда знала, что сумасшедшая, но только теперь по-настоящему испугалась этого понимания. Почти до утра я плавала в интернете по ключевым словам «система», «знаменатель», «логика», «осознание» – и, естественно, ничего толкового не нашла. Потому что это были общие термины, встречающиеся повсюду. Настолько простые и привычные, что никакого дополнительного посыла обнаружить по ним было невозможно. Единственным, за что зацепился взгляд, оказалась фраза в блоге, где обсуждались достижения науки. И там некий аноним назвал Джеймса Уатта Знаменателем. Может быть, в другом значении, но теперь я досконально исследовала биографию этого ученого.
Ничего необычного. Кроме того, что Джеймс Уатт отличался исключительной невезучестью: при завидных мозгах он нищенствовал, занимался мелкой работенкой и словно был обречен кануть в небытие, как и миллионы таких же неудачников. Но его жизнь изменилась в одночасье – как будто переписали. Или… дополнили. После этого он вступает в выгодное партнерство, начинает заниматься исследованием, которое потом изменит картину мира до неузнаваемости. Особенно меня заинтересовало упоминание многогранности его личности: и там и сям он отличался глубокими познаниями. Да и модели паровых двигателей неоднократно создавали до него – но посмотрите-ка – история человечества резко изменилась именно после его разработки! Был ли Уатт гениальнее Ньюкомена и прочих своих предшественников? А может, все дело в том, что он был Знаменателем – личностью, которая способна организовать промышленную революцию или подобное по грандиозности событие? А как же другие ученые, которые тоже в этом деле поучаствовали? Они тоже были Знаменателями или помощниками в истории?
Все эти рассуждения имели бы смысл только при уверенности, что детали я не сама додумала для заполнения пробелов.
Глава 3. Рациональность и целеустремленность
Система образуется в момент рождения и распадается таким образом, чтобы каждый элемент развивал свое первостепенное свойство в самых благоприятных условиях.
После смерти элемент передает свою способность остальным элементам Системы равными долями.
При прочих равных условиях способность выражена тем сильнее, чем дольше она развивалась в рамках одного элемента. Поэтому смерть элемента в раннем детстве или неблагоприятные для развития способностей условия плохо сказываются на итоговых характеристиках Знаменателя.
***
А после этого Штефан пропал. Вот уже пять дней кряду он не появлялся в институте. И я начала скучать. Все же привыкаешь к ощущению, что на тебя постоянно кто-то пялится, а чтоб уж совсем нескучно было – рушит дверные проемы. И без этого теперь стало будто чего-то не хватать.
Ксюша уже на второй день предположила, что «Дойч красава» наконец-то осознал, что тутошнюю программу не тянет, и потому решил найти своим мозгам более удобное пристанище. Она так печалилась по этому поводу, что мы снарядили нашего старосту в деканат выяснить подробности. Оказалось, что Штефан документов не забирал, а потому его возвращения стоило ждать. Эта новость меня совсем уж нелогично обрадовала.
Но от сумятицы в мыслях спас Данька, привнеся в них еще большую сумятицу. В пятницу мы ненадолго засели в баре, чтобы отдохнуть после отлично защищенной типовой, и там он вдруг спросил:
– Вик, а ты никогда не думала, что мы могли бы встречаться? Вряд ли я найду кого-то, с кем мне будет так же легко. И уж точно ты не найдешь кого-то получше меня.
Он сам рассмеялся своей шутке, этим скрывая волнение, а я немного опешила. Нет, ну это просто уму непостижимо! Я об этом думала столько раз, что уже и считать устала. Именно так должна была закончиться наша дружба, чтобы началось нечто более близкое. Это было предсказуемо, с какой стороны ни глянь. И несмотря на всю ожидаемость, предложение прозвучало громом среди ясного неба! Так и захотелось переспросить: «Почему сейчас? Почему не раньше и не позже? А именно тогда, когда на краю моего сознания мимолетно промелькнул другой?». Его предложение можно было бы отнести к ревности – ведь часто бывает, что ценное замечаешь только в тот момент, когда оно ускользает. Но ведь Данька с легкостью игнорировал все мои отношения, некоторые из которых уж точно выглядели посерьезнее, чем мой секундный ступор, когда я впервые увидела Штефана. Так что дело не в ревности, но все равно – сейчас совсем неуместно. К счастью, я всегда гордилась рациональностью своих поступков, поэтому, вместо всех этих вопросов, ответила:
– Думала! И пришла к тем же выводам.
Данька улыбался.
– Тогда давай сюда свою руку. Мы оба об этом не пожалеем.
И только вечером я окончательно поняла, что теперь все неизбежно изменится – и не факт, что в лучшую сторону. Данька поцеловал меня в щеку на прощание, а между нами до сих пор даже такого не случалось. И имею ли я право продолжать называть его Данькой, или стоит придумать более романтичное обращение? Даня, Даниил, Даниил Александрович, милый, любимый… Нет, пусть пока остается Данькой, нельзя так сразу всё менять.
Страсть между нами не могла разгореться мгновенно после изменения условий. Если мне раньше не хотелось вдруг оказаться в его объятиях, то такое желание если и возникнет, то только спустя время. И я, и Данька были людьми холодного рассудка – а для таких романтические всплески нетипичны. Такие, как мы, обычно выбирают не по принципу «на кого встало», а лучший из всех доступных вариантов. И если уж мы обнаружили самый лучший, то вряд ли разбежимся из-за мелочи. Все предыдущие отношения я рвала легко, как только убеждалась, что мне с тем человеком неудобнее, чем без него. А с Данькой это невозможно, потому что вот уже больше двух лет нам вместе было удобно.