– Эх, Татарин, хороший ты кореш, если открыл мне свою тайну. Но, прикинь, когда я освобожусь, мне будет уже за пятьдесят, бегать по сопкам силенок может не хватить. А ты думаешь, никто по вашему маршруту не прошел? – с какой-то детской надеждой, посмотрев на Татаринцева, спросил Кузя.
– Может, и прошел, но там участков было четыре. Сдается мне, хоть один да останется.
– А если нет?
– Да вряд ли, – закончил разговор Татаринцев.
Через три года после этого разговора Кузя освободился, Татаринцеву же оставалось досиживать полтора года. В течение этих полутора лет Кузя не забывал старого кореша, время от времени отправляя передачи или письмецо. Последнюю передачу Иван получил из Кемеровской области, где, судя по всему, собирался осесть Кузя. Освободившись по истечении срока, от звонка до звонка, Татаринцев перебрался в Усть-Неру. Старую общагу геологоразведочной экспедиции он нашел без труда, потому как за пятнадцать лет отлучки не забывал об этом. Спустившись в подвал, посветил там заранее купленным карманным фонариком и стал пробираться к тайнику. К нему, похоже, никто не прикасался. Пошарив руками, Иван выудил завернутый в целлофановый пакет сверток. Карта сохранилась прекрасно. Поднявшись из подвала, он отправился в местную столовку. Женщина, орудовавшая в посудомойке при входе, чем-то напоминала Марию, девчушку, когда-то влюбленную в Татаринцева. Для начала плотно поев, Татаринцев решил подойти к ней.
– Мария, – тихонько шепнул он.
Женщина вздрогнула и, повернувшись, устремила взгляд на незнакомца.
– Ваня, ты?
– Мария, – еще раз произнес он. – Узнала?
– С трудом, Ваня, с трудом. Из-за твоих игривых глаз только, – обрадовано сказала она. – Ты откуда?
– Давай, Мария, потом все. Я схожу в магазин. Посидим, вспомним прошлое, поговорим о настоящем, ну, как ты?
– Ладно, Вань, на тебе адресок мой, – она достала из кармана ручку и клочок бумаги, написала свои координаты. – Ты иди в магазин, а я сейчас закончу и поеду домой, приготовлю что-нибудь. До сих пор не верится… Ведь столько лет не виделись!
Вот так Иван Татаринцев, встретив старую знакомую, обрел свою будущую жену Марию Афанасьевну, в последующем Татаринцеву, со своим домом и дворовыми постройками на окраине Усть-Неры, лет восемь тому назад похоронившую прежнего мужа.
«Кукурузник» АН-2 с двенадцатью пассажирами на борту, проваливаясь в воздушных ямах, приближался к аэропорту Усть-Неры. Экипаж самолета, проделавший многочасовой рейс, благополучно приземлил «Аннушку». Схватив свои пожитки, Олег Свиридов и Федька – Фан – сошли на колымскую землю навстречу предстоящим приключениям. Из аэропорта до города доехали на автобусе. Вытащив адресок, выданный дядей Колей, навели справки у проходившей мимо женщины и побрели на окраину города в поисках деревянного дома, указанного на листочке. Петлять долго не пришлось – нужный номер отыскали быстро.
Хозяин дома Иван Татаринцев встретил их с непонимающим взглядом, но, когда Олег протянул ему запечатанную в конверт «маляву», написанную дядей Колей, прищурив глаза, стал внимательно читать. «Здорово, кореш! Твое послание получил! И еще раз повторяю: я стар и здоровьем не богат. Какая тебе от меня помощь?! Посему подобрал себе замену из двух крепких “фуцанов”, которые тебе, надеюсь, очень пригодятся. “Фуцаны” должны быть надежные, я с ними кантовался месяца три в леспромхозе, где и проживаю доселе. Думаю, если не вытяните пустышку, за «рабсилу» меня еще отблагодаришь. Ну, ты сам присматривайся и решай, что с ними делать, подробностей они не знают»
– От Кузи, значит? – отрываясь от чтения, проговорил Татаринцев. – Ну что ж, «кенты» моего кореша – мои «кенты», заходите в избу. Марьюшка, накрой на стол, гости у нас с «материка». Да, и заначку пошмонай.
Женщина накрыла на стол, достала из заначки бутылку самогонки и, поняв, что разговор будет серьезный, незаметно исчезла.
– Как там Кузя, седеет помаленьку? – начал разговор издалека Татаринцев.
– Имеете в виду дядю Колю? – переспросил Олег.
– Его, горемычного, его. Кличка-то у него Кузя. Аль не знали? Ну да хай с ним! Так вы золотишком интересуетесь?
– Есть маленько.
– Маленько – это хорошо, а то другим не достанется. Имеете опыт намывки?
– Не приходилось нам артельничать, Палыч, – вмешался Фан, – но мы понятливые, смекнем, коли подскажешь, как.
– Время еще до выхода есть. Перекантуетесь в общаге, адресок дам. Снаряжение и паек я приготовлю.
Уходили в начале мая, как только земля чуток оттаяла, издавая весенний аромат. Нанесенный на карте маршрут Татаринцев так изучил, что мог обходиться и без нее. Несмотря на приличный возраст, он держался крепко, так что ребята, увешанные инвентарем и рюкзаками, еле успевали за ним. На исходе третьего дня прошли километров сто. Рюкзаки давили плечи, инвентарь – лопаты, топоры и сита – оттягивал руки вниз. Километров через пять показался зимник, где устроились на ночлег. Татаринцев вел «партнеров», заранее изменив маршрут. Знал, что два участка, отмеченные на карте, геологи во время его длительного отсутствия раскопали, и там сейчас после прохода бульдозеров и работы драги делать нечего. Два оставшихся находились километрах в тридцати друг от друга. На самый дальний и прицелился Татаринцев: «Начнем с него. Там надежды больше. Девяносто процентов точняк».
– Еще четыре дня попрыгаем по сопкам – и мы на месте, так что держись, братва, это вам не водку за столом хлебать, – подшучивал он над Олегом и Федькой, глядя на их «кислые» морды.
Через четыре дня, как и рассчитывал Татаринцев, дошли до места. Зимника здесь не было. На берегу Индигирки соорудили шалаш, накрыв его мхом. Палатку они не взяли, запаслись лишь самым необходимым: солью, спичками, чаем, сахаром, несколькими банками тушенки, хлебом в виде сухарей из расчета на шестьдесят дней, патронами, охотничьим ружьем, позаимствованным у знакомого Татаринцева, утварью для приготовления пищи и инвентарем для намывки золота. Остальное все нужно было добывать: рыбу, мясо, золото. Определив Федьку на добычу рыбы, а Олега – на приготовление сооружений для варки пищи, сам Татаринцев ушел поохотиться. Места здесь были безлюдные, разве что охотник якут мог забрести. Но поблизости, в радиусе пятидесяти километров, зимников не наблюдалось, а якуты, прежде чем охотиться, строили зимники, в шалашах да палатках от медведей, изредка заглядывающих в гости, не спасешься.
Стоило Татаринцеву чуть отойти от лагеря, как из кустов выскочил заяц. Вскинув ружье, он выстрелил. Заяц подпрыгнул и повалился набок. Он перерезал ему горло, положил в целлофановый пакет и бросил в рюкзак. По его расчетам, карабин Стрельцова, запрятанный лет шестнадцать назад, находился километрах в четырех от их базы. Пройдя эти четыре километра, Татаринцев нашел знакомую ель со своей зарубкой и раскопал хорошо завернутый карабин. Карабин слегка проржавел, но механизм его работал отлично. Заслав один патрон в патронник, он выстрелил в дерево, стоящее метрах в ста от ели. «Хорошо сохранился, ничего не скажешь, и прицел не сбит», – подумал он, подойдя к дереву, где красовалась дырочка от пули.
На обратном пути удалось подстрелить еще одного зайца. «Зверье есть. Значит, здесь давно не бывали ни геологи, ни охотники-промысловики», – рассудил Татаринцев. Карабин, не доходя до базы, он решил на время спрятать, но, раскинув мозгами, не стал этого делать.
– Ого! – встретил его Олег. – Откуда карабин?
– В лесу нашел, – отшутился Татаринцев. – Видать, кто-то убегал от медведя, забыл.
Расспрашивать дальше о карабине не стали. Нашел – так нашел, что человека пытать, для общего дела принес, не для себя. Поужинав зайчатиной, с наступлением темноты легли спать. Карабин Татаринцев оставил около себя, а двустволку отдал Олегу. Поднялись с рассветом, молча позавтракали.
– Ну что, ребятишки, – вставая с мерзлой земли, сказал Татаринцев. – Проверим участок! Есть там золото или нет.
– А далеко топать, Палыч?
– Зачем топать. Вон, видите, ручей течет к Индигирке? – показал он на ручей, находящийся на расстоянии двухсот метров от шалаша. – Если расчет верный, он должен быть золотой.
– А вдруг неверный? – усомнился Олег.
– Вот это мы сейчас и проверим. Не для того, чтоб уйти отсюда пустыми, я ждал шестнадцать лет. Берите сито и лопату, да ружье не забудь, – повернувшись в сторону Олега, произнес Татаринцев.
Интуиция его не подвела – ручеек оказался золотой. Прошло всего пару дней, и граммов четыреста золота они уже намыли. «Не зря, не зря в свое время Стрелец рыскал по этому ручью и возлагал на него большие надежды, да, видать, не суждено было».
Вначале работали втроем. Но надо было добывать и пищу. Вперемежку, соблюдая очередность, занялись добычей рыбы и мяса. Дни шли, запасы соли, спичек и хлеба становились все меньше и меньше.
– Ну что, золотари, думаю, намыли достаточно. Еще пару дней – и будем сворачиваться, – начал разговор за ужином Татаринцев. – Запасы и патроны иссякают, пора возвращаться.
– С голоду не помрем, давай еще поработаем дней десять, – возразил Олег.
– Если тебе этого мало, можешь остаться, – грубо ответил Татаринцев и, несколько помолчав, продолжил: – Ты это еще сплавь. Десятки килограмм рыжевья залетному скупщику не сбросишь, тут нужен надежный покупатель. Рыжевье никуда не денется, ручеек-то вот он. Наладим канал сбыта – в любое время вернемся.
– Ладно! Так тому и быть, – согласился Олег, глядя на Федю. – Ну, а ты как думаешь?
– Палыч правильно говорит, Олег, надо вернуться и сбыт искать. А что толку сейчас столько намывать?
– Все за, – и Олег развел руками.
На другой день Татаринцев остался у шалаша, собираясь на охоту, Олег с Федькой с ситами и двустволкой спустились к ручью.
– Слышь, Фан! Не нравится мне этот Палыч, как бы не порешил нас на обратной дороге, – завел разговор Олег.
– С чего это ты?
– Да все шуточками да шуточками. А сдается мне, что есть у него канал, не зря мудрит этот старый пердун. Ему рыжевья со всего ручья не хватит, а он тут сворачиваться собирается. Лишние мы для него, чую, лишние. Использует он нас вместо ишаков и избавится. Ну, сам подумай. Он не новичок, как мы, маршрут знает назубок, и карабин у него тут припрятан был. Не объясняет же, падла, ничего.
– Без него мы не справимся, – прервал его Фан.
– Да справимся! С маршрутом я разберусь, у меня ориентир дай бог, и рыжевье мы, думаю, толкнем. Есть у меня на материке, кого оно интересует. Знавал я таких.
– Что предлагаешь-то? Раз завел этот разговор.
– Порешить надо Палыча.
Федя молчал.
– Чего молчишь?
– А кто сделает?
– Мы монетку кинем, – сказал Олег, но, подумав, добавил: – Да я и сделаю, сегодня. Откладывать не будем.
В обед снялись как обычно, во избежание подозрений со стороны Татаринцева, доваривающего в котелке подстреленную куропатку.
– Ну, что, архаровцы, намыли много? – спросил он.
– Да не очень, – поднимая для выстрела заранее заряженное ружье, буркнул Олег.
Татаринцев, хоть и стоял спиной, но почувствовал опасность. Опасность, которую всегда чуют звери. Опасность, которая всегда подстерегает, где не ждешь. Карабин лежал метрах в двух от него, и достать его без резких движений не получалось. Но оставался нож. Схватившись левой рукой за рукоятку и поворачиваясь в правую сторону, он, не целясь, бросил нож туда, откуда веяло смертью. Одновременно с броском прозвучал выстрел. Нож, поцарапав ухо Олега, со свистом вонзился в сзади стоящее дерево. Пуля, выпущенная из двустволки, прошила грудь Татаринцева, отчего он качнулся, но равновесие не потерял. Но от второй пули уже не удержался и с грохотом повалился на горевший костер, сметая подвешенный котелок. Федя беззвучно наблюдал за этим в стороне, стоя поближе к карабину, готовый в любую минуту вмешаться. Олег убивал человека впервые в жизни, но ни мандраж, ни истерика его не охватили, словно стрелял он ради спортивного интереса.
Труп, зацепив за ноги, потащили к речке.
– Фан, дай я его обшмонаю, может, припрятал в карманах рыжевье, – высказался Олег и стал обшаривать мертвеца, вытаскивая все подряд. – Да ничего стоящего тут нет. Вот только лист бумаги, карта какая-то.
– Оставь пока у себя, – ответил Федя, сгребая остальное барахло и запихивая все по карманам трупа.
Не думал и представить себе не мог Татаринцев, что судьба уготовила ему такой же конец, какой он сам устроил когда-то Стрельцову. Проворнее оказались фуцаны, проворнее. А мыслишки-то у него были сделать как раз наоборот, как и предполагал Олег.
– Ну что, взяли, Фан! – и, схватив мертвеца за ноги и за руки, они сбросили его в бурлящую речку.
Очистив следы борьбы и уничтожив улики, Олег вновь вспомнил о карте:
– Смотри, Фан, оказывается, у нашего Палыча и карта своя была. Вот участок, где мы сейчас копошимся, – он ткнул пальцем в крестик на карте. – Дальше – еще три участка, скорее всего, тоже с золотом. Да и маршрут прочерчен отчетливо, только почему-то не похож на тот, по которому мы шли. Воистину золотая карта! Слышь, чего говорю-то, – обернулся он в сторону Федьки. – Надо нам возвращаться по этому маршруту, проверить, насколько точна карта, все равно в Усть-Неру выйдем. Авось что и найдем.
Переночевав, с рассветом они двинулись в обратную дорогу, захватив с собой остатки провианта, карабин с ружьем и намытое золото, которое разделили предварительно на две части, чтоб каждый мог нести свою долю сам. Шли по маршруту, нанесенному на карту, как и предлагал Олег. В конце первого дня пути, пройдя километров тридцать, остановились на отметке, указанной в карте крестиком. Бросив рюкзак на землю. Олег стал осматривать окрестности.
– Глянь, Сивый, – произнес Фан, назвав Олега придуманной после знакомства кличкой, показывая рукой вдаль. – Вроде ручей. Не там ли рыжевье?
– Так другого здесь нет, ясно, что золото там. Жалко, сито не взяли, можно было бы удостовериться.
– А ты карту точно расшифровал, ошибки не может быть? – с сомнением проговорил Фан.
– Географию надо было учить в школе, и ты бы разобрался. Вот, глянь на карту, – снова разложил Олег ее перед собой на земле. – Видишь, начерчена жирная полоса. Это Индигирка. Если бы я не знал о существовании того участка, где мы копались, естественно, она была бы для меня лишь жирной полосой, но, к счастью, мы знаем больше, чтобы разгадать крестики на карте. Тонкие полоски, прилегающие к жирной, – это ручьи. Первый – значит тот, где мы намывали золото, я определил его по двум сопкам, верхушки которых начерчены здесь на карте, вот они, – и он уверенно показал пальцем на две фигурные полудуги, – а на втором мы сейчас сидим. Почему? Объясню. Больше, во-первых, ничего подобного нам по пути не попадалось, а во-вторых, расстояние, пройденное нами, абсолютно идентично расстоянию на карте, а в-третьих, что очень важно, небольшой островок! Заметил его возле ручья или профукал?
– Ну, допустим, заметил, – буркнул Фан, разочарованный своими знаниями по ориентации.
– А вот он на карте, – снова продемонстрировал Олег свою сообразительность.
Два других участка по пути к Усть-Нере оказались раскуроченными бульдозерами. Сомнений не было, все совпадало с картой.
– Похоже, сюда мы опоздали, Фан. Не зря Палыч повел нас в обход, он наверняка знал, что золотари здесь побывали. А последний и предпоследний участки не достали. Значит, второй ручей тоже должен быть золотым.
– А нолик-то между ними что означает? – вопросительно взглянув, спросил Федька.
– Это загадка. Сам же видел, ничего путевого больше не было. Скорее всего, эту тайну Палыч унес с собой, – задумавшись, ответил Олег, не догадываясь, что никакой тайны уже не было: спрятанный карабин обозначенный ноликом, находился у него в руках.
Вор в законе Валерий Пустовалов по кличке Пустой, выйдя из очередной отсидки, занялся привычной работой Смотрящего. В молодости Пустой слыл медвежатником высочайшего класса и половину жизни провел в тюрьмах да лагерях нашей необъятной Родины. С каждого набега на свободе он исправно вносил взносы в общак воровской империи, соблюдал ее идеи и жил по понятиям этого особого мира. Не каждый человек мог выдержать все испытания, чтобы пройти от мелкого воришки до вора в законе, проходя суровую жизненную закалку в тюрьмах и лагерях и не роняя при этом свое достоинство – достоинство настоящего вора. Для таких воров идеи воровской империи превыше всего, отступиться от них – значит вынести себе приговор, немедля приводившийся в исполнение. Случайные воры не могли выдержать такого напряжения и оставались в рядах обыкновенных или, еще хуже, «ссучивались». Прошедшие же все трудности в воровской империи, не теряя лица, не подставляя свой зад тюремным надзирателям, завоевывая авторитет только делом, силой, и с согласием со «сходняком воровским», становились законниками. Одним из таких законников и являлся вор в законе по кличке Пустой, ставший впоследствии в одном из провинциальных городов России Смотрящим.