У нее что, наступает старческое слабоумие?
– Вы ведь сами мне написали, что… – продолжала бормотать Олеся.
– Ничего я вам не писала! – отчеканила Инна. – Смотрите же…
Из-за неловкого взмаха рукой телефон вылетел у нее из рук и, сделав по воздуху дугу, приземлился на дубовый паркет. Инна, чувствуя, что по щекам вдруг струятся горячие слезы, бросилась за ним, ударилась локтем об угол столика и, чувствуя резкую боль в руке, опустилась на пол.
Подоспевшая Олеся дрожащей рукой протянула ей мобильный. Инна, не в состоянии сама разблокировать телефон, попыталась вспомнить четыре цифры пин-кода.
Господи, какие же они были?
И поняла, что не помнит. Олеся, суетясь, пыталась подсунуть ей то бумажную салфетку, то стакан воды. Инна, превозмогая все еще не унявшуюся боль, поднялась, прошла в гостиную и, опустившись на диван, попросила:
– Олеся, присядьте…
Девушка поступила, как ей и было сказано, а Инна, не говоря ни слова, отправилась в ванную.
Из зеркала на нее смотрела напуганная, заплаканная, растрепанная женщина средних лет, с волнистыми рыжими волосами, в крайне дорогом и консервативном деловом костюме.
А сердце этой женщины билось, как паровой двигатель идущего на дно океана «Титаника».
Дав себе несколько пощечин, Инна раскрыла кран и зачерпнула ледяную воду.
Ей было страшно, больно, муторно. Но каково было сейчас Женечке, оказавшемуся в руках…
В чьих руках?
Ненавистная фамилия вспыхнула в мозгу, как будто кто-то воткнул в призрачную сеть невидимый штепсель.
Братья Шуберт.
Приведя себя в порядок, Инна даже чуть подвела губы – и снова ощутила, что по щекам текут слезы. Снова надавав себе пощечин, она наконец успокоилась, а затем, высморкавшись, вернулась в гостиную, где ее безропотно ждала бледная испуганная Олеся.
– Инна Евгеньевна, но как же так? – пролепетала она. – Ничего не понимаю, ведь сообщение пришло от вас…
Четыре цифры пин-кода быстро пришли на ум, и Инна разблокировала мобильный. Она боялась, что сходит с ума, что, раскрыв свою переписку с Олесей, вдруг обнаружит, что в 13:57 отправила ей сообщение, которое…
Которое ей не отправляла!
Однако никакого сообщения в ее телефоне не было – последний раз она писала Олесе вчера утром, когда просила купить Женечке его любимые овсяные печенья.
– Но у меня же есть! – заявила шокированно девушка, а Инна, изучая переписку, проговорила:
– Значит, или его, отправив с моего мобильного без моего ведома, удалили. Кстати, не в курсе, можно ли восстановить удаленное?
Олеся развела руками, однако Инна и не ждала от нее ответа, потому что вопрос был риторическим.
– Или сообщение было отправлено с моего номера, но не с моего телефона! К кому же можно обратиться, чтобы проверить?
– Мой двоюродный брат классный компьютерщик… – начала Олеся.
Однако Инна ее не слушала, она поднялась на ноги и нервно мерила комнату шагами.
То, как прислали сообщение, в данный момент было второстепенно. Единственное, что имело значение, это где Женечка?
Нет, и не это тоже. Как у него дела?
Ни на один из этих вопросов Олеся ответить, конечно же, не могла. Девушка, до этого говорившая без умолку, вдруг посредине фразы разрыдалась, и Инна была вынуждена принести ей с кухни воды.
Она поймала себя на мысли, что присутствие Олеси ей неприятно, как будто та виновата в исчезновении Женечки.
Приказав себе отбросить эти идиотские мысли, Инна опустилась на диван рядом с няней и подала ей стакан:
– Выпейте. И успокойтесь.
Олеся же, подняв на нее заплаканные глаза, прошептала:
– Но как же так, Инна Евгеньевна? Как же так…
Меньше всего Инна хотела говорить о вещах, о которых не имела представления – во всяком случае пока что.
Ее занимала одна мысль: кому звонить? Кажется, у Ларисы какой-то родственник работал в министерстве юстиции на высокой должности. А не был ли бывший супруг Вероники шишкой в Генеральной прокуратуре?
И что, собственно, с супругом – тем самым, для которого Женечка всего лишь «этот урод».
Сможет ли Геннадий помочь? Захочет ли?
Тут телефон издал мелодичную трель, и Инна, подскочив, увидела, что ей звонит некто, чей номер не определился.
Чувствуя, что у нее пересохло во рту, Инна подняла взгляд на Олесю, которая, видимо, все моментально поняв, из мертвенно-бледной стала светло-зеленой.
Инна поднялась, держа в руках мобильный, подумала, как бы не выронить его вновь.
Звонок все шел, а она медлила. Словно боялась услышать ужасную весть…
– Инна Евгеньевна, телефон… – произнесла еле слышно Олеся.
Инна шагнула в холл, который показался ей коридором в ад и, наконец приняла звонок.
– Инна Евгеньевна! Милая моя! – услышала она истеричный женский голос, который, как тотчас сообразила, был ей знаком. – Вы меня слышите?
Собеседница вопила в трубку, и Инна, чувствуя, что у нее закладывает в ухе, отодвинула аппарат от себя и сухо произнесла:
– Извините, но я сейчас занята. Я вам сама перезвоню…
Она уже намеревалась завершить звонок, как вдруг до нее дошло, кому принадлежит этот истеричный голос.
Миле Иосифовне, пропавшему главному бухгалтеру «Всякой литературной всячины».
– Инна Евгеньевна, родная моя! Не вешайте трубку! Это же я!
Инна не знала, что и сказать, поэтому скупо проронила:
– Да, я поняла, Мила Иосифовна. Вы где?
– Не знаю, милая моя! Меня похитили! Когда я из подъезда сегодня утром выходила. Держат где-то в темном месте. Молчаливые блондины какие-то, в черном, зловещего вида…
Братья Шуберт. Инна сжала мобильный так, что ощутила боль в костяшках пальцев.
– Инна Евгеньевна, милая моя! Дело в том, что я тут не одна. Тут еще…
В трубке послышался какой-то шум, а потом раздался тонкий взволнованный голос – голос Женечки:
– Мамочка, а ты когда меня заберешь?
– Сыночек! – закричала Инна, чувствуя, что ее начинает трясти. – С тобой все хорошо, сыночек? Ты где? Кто тебя похитил?
В трубке что-то треснуло, и после короткой паузы послышался бархатный мужской голос:
– Инна Евгеньевна, вы не находите, что для одного раза слишком много вопросов? Но, так и быть, отвечу на них, причем именно в той последовательности, в какой вы задали. Да, у вашего сына, как, впрочем, и у вашего главбуха, состояние которой, если я правильно вас понимаю, вас не особенно заботит, хорошее. Мы все же не звери…
«Братья Шуберт, Адольф и Генрих», – билась у Инны в голове одна-единственная мысль. Интересно, кто с ней говорит – старший Адольф или младший Генрих?
Инна молчала, затаив дыхание, а неведомый собеседник тем временем продолжал:
– Вопрос «где ты?» не просто некорректен, как вы сами понимаете, но и откровенно глуп, Инна Евгеньевна. Потому что ваш сын ну никак не может дать на него ответ, а я, как вы сами понимаете, могу, но, естественно, не дам.
Инна закрыла глаза и подумала, что если бы этот сладкоречивый собеседник находился сейчас перед ней, а в руках у нее был револьвер, она бы разрядила в него целую обойму.
– Ну, и наконец, относительно вопроса о том, кто его похитил. Впрочем, не только вашего чудного сыночка, но и вашу не менее чудную бухгалтершу. Неужели вы еще не догадались?
Инна с трудом выдавила из себя:
– Что вы хотите?
– Вижу, догадались! Но, прошу вас, никаких имен, иначе мы засудим вас за клевету!
Тип благостно рассмеялся, и Инна подумала, что если уж стрелять в него, то лучше не из револьвера, а из «калашникова».
– Что вы хотите? – повысила голос Инна.
– А вот кричать вовсе не обязательно, Инна Евгеньевна, – спокойно произнес ее собеседник. – Мы же все-таки люди цивилизованные.
Да, в особенности те, кто похищают больных детей и беззащитных, страдающих диабетом бухгалтерш!
– Однако не буду скрывать, ваш вопрос правильный и, более того, закономерный. Именно это и хотели услышать мои хозяева…
Да, так и есть – его хозяева, братья Шуберт. Не будут же эти фашисты звонить лично?
– И ответ на этот вопрос очень прост: все! Но желающий получить все обычно не получает ничего. Собственно, никто ведь не пытается принудить вас к чему-то противозаконными средствами. Вы ведь и сами все отдадите?
Инна ничего не ответила, а собеседник заявил:
– Ладно, шучу, Инна Евгеньевна. Все нам и не надо. Так, кое-что по мелочовке. Но это мы с вами обсудим в спокойной деловой обстановке в начале следующей недели. На выходных у вас будет возможность обо всем поразмыслить. Тем более что вы, как мы знаем, любите проводить выходные со своим сыночком…
– Я вас убью, если Женечка пострадает! – произнесла Инна. – Лично уничтожу!
– Бог с вами, Инна Евгеньевна! – изумленно протянул ее собеседник. – Какие страсти вы тут говорите! Даме такое не подобает. Только джентльменам…
Если джентльменам, то джентльменам удачи.
Братьям Шуберт.
– Потому как мы, конечно же, не намерены никого обижать, как не намерены разлучать вас с вашим чудным сыночком. Как и с вашим не менее чудным главным бухгалтером. Ведь их никто, к примеру, не похищал, потому как использовать подобную терминологию в данном случае просто оскорбительно, Инна Евгеньевна. Они у нас в гостях.
В гостях у людоедов…
– Кстати, Инна Евгеньевна, а если мы поставим вас перед выбором – кем вы готовы пожертвовать: своим главбухом или своим сыночком, – то в пользу кого склонится чаша весов?
Он снова бархатно рассмеялся, а потом добавил:
– Глупый вопрос, конечно. К тому же это все исключительно теоретические рассуждения. Теоретические и гипотетические, так сказать. Кстати, вам ведь как главе элитарного литературного журнала, специализирующегося на публикации заумных и, по мнению некоторых, занудных книг, известна такая русская пословица: «В гостях хорошо, а дома лучше»? А вот как это звучит, скажем, по-немецки?
Он выдал на рычащем немецком фразу, которую Инна не поняла, так как владела английским, французским и в худшей степени испанским и итальянским вкупе с научной латынью, однако намек был более чем прозрачен: братья Шуберт были потомками немецких колонистов.
– А поэтому, Инна Евгеньевна, не буду вас мучить, подходите через часик к саду, что неподалеку от вашего дома, ожидайте с торца детской площадки. И получите своего сына и своего, что немаловажно, главбуха – живых и невредимых!
Инна, не веря тому, что услышала, вдруг подумала о том, что бесплатный сыр бывает только в мышеловке.
– Говорю же вам, мы не звери. Проведете со своим чудным сыночком выходные, а в понедельник мы подъедем к вам снова – с цветами, бутылкой шампанского и нотариусом. Подпишете кое-какие документы, и дело с концом! Договорились?
Инна ничего не отвечала, а собеседник угрожающе произнес:
– Или нам не ехать? Потому что вашему чудному сыночку у нас очень нравится! У нас для него компьютерная приставка, которую вы так упорно не хотите ему купить, и плазменный экран во всю стену. Ну, вашему главбуху у нас не так по душе, потому что запросы у нее несколько иные, однако не все коту Масленица… Кстати, как вы догадываетесь, в немецком языке прямого соответствия этой русской поговорки нет, хотя аналог Масленицы есть. Но моим хозяевам известна кое-какая региональная поговорка из Гессена, имеющая сходный смысл. Вам интересно, как это звучит?
Инне было совершенно не интересно, но поделать она ничего не могла. А когда тип выдал очередную непонятную ей фразу и задал сакраментальный вопрос, договорились ли они, Инна без колебаний ответила:
– Договорились!
На другом конце провода удовлетворительно, как-то по-фюрерски хрюкнули.
– Ну вот и отлично, Инна Евгеньевна! Мои хозяева не сомневались, что вы разумная женщина. Меньше чем через час заключите своего сына в объятия. И еще…
Он кашлянул и деликатным тоном добавил:
– Излишне напоминать, что не следует никому говорить о случившемся. Не следует. Вы же не хотите, чтобы ваш сын снова приехал к нам в гости? Хотя мы всегда рады вашему чудному мальчику.
В трубке что-то зашуршало, а потом до Инны донесся восторженный голос Женечки:
– Мамуля, тут так классно! А можно я тут останусь?
И неведомый собеседник дохнул в трубку:
– Ну вот видите, он даже и уезжать не хочет. Но что поделать, вы же его ждете, не так ли?
Связь прервалась. Инна, чувствуя, что щеки горят от слез, развернулась и заметила встревоженную Олесю.
– Инна Евгеньевна, ну что? – спросила она, и Инна вдруг поняла, что эта девица в рваных джинсах и с кольцом в носу тоже любит ее сына. И тоже за него переживает.
– Его сейчас подвезут, – ответила Инна, а Олеся, ахнув, побежала зачем-то на кухню, приговаривая:
– Я ему сейчас оладушки сделаю. Или блинчики? И оладушки, и блинчики!
Довольная, что Олеся нашла себе отвлекавшее ее от дурных мыслей занятие, Инна, велев никого в квартиру не пускать, отправилась в ванную.
Они сказали – через час? Время, казалось, топталось на месте. Инна сходила в ванную, привела себя в порядок – встречать сына, милостиво возвращаемого ей похитителями, она должна при полном параде.
На выходе из ванной Инна, специально не смотревшая во время наведения марафета на дисплей мобильного (однако готовая схватить его в любой момент, если бы он ожил), наконец взглянула на него – прошло всего двадцать минут.
До сада, граничившего с детской площадкой, было не больше десяти минут пешего ходу.
Чувствуя приятный аромат оладей, которые жарила старательная Олеся (кто бы мог подумать, что владелица рваных джинсов и массивного кольца в носу способна на такое!), Инна снова напомнила, что пускать в квартиру никого нельзя, – и вышла.
На улице была прекрасная погода, май выдался теплый. В такие денечки хорошо прогуливаться с Женечкой по Нескучному саду. Или бродить в центре по набережной Москвы-реки.
А ей не оставалось ничего иного, как ждать возвращения сына похитителями.
Инна медленно шла – хотя желала со всех ног бежать – к саду, разбитому между их домом и соседним. На детской площадке играли ребятишки.
Не желая сталкиваться с родителями, сопровождавшими своих чад, потому что они бы непременно задали вопрос о Женечке и о том, как у него дела, Инна дала крюк и, как и было сказано, спустилась к торцу детской площадки, который представлял собой высокий глухой забор, выходивший на проезжую часть.
Прямо на нее двигался молодой парень с невзрачной клочкастой собачкой на поводке, придававшей этому стильно одетому субъекту смешной вид. Инна вспомнила, что видела его пару раз в лифте и на площадке для выгула собак – кажется, это был новый элитный квартирант или даже хозяин.
Парень приветливо склонил голову, а Инна, сделав вид, что не заметила его, прошла мимо. Нет, только еще господ с собачками ей для полного счастья не хватало…
Но когда же минует этот час?
То и дело посматривая на мобильный, Инна считала минуты. А что, если они ее обманули?
– Инна Евгеньевна! Привет! – услышала она голос.
Одна из молодых соседок катила по дорожке сада детскую коляску и, вероятно, заметила Инну, нервно ходившую туда-сюда вдоль забора.
Отделаться от говорливой соседки, счастливой матери семимесячных двойняшек и снова недавно забеременевшей, было не так-то просто. Инне пришлось приложить максимум усилий и бездну такта, чтобы спровадить восвояси говорливую особу, которая твердила о том, что пишет философский роман, и уговаривала взять первые главы на рецензию…
Отделалась Инна только после того, как заверила соседку, что с огромным удовольствием лично прочтет ее роман, и дала себе слово, что даже опубликует его, невзирая на качество и жанр, если…