Вы говорили о лжи и лицемерии, и это доказывает, что Вы лучше многих наших идеологов понимаете суть происходящей трансформации общества. Они говорят о величии германской нации, о возвращении исторической роли немецкой нации, нации господ… для меня это трескотня, к сожалению, полезная трескотня. Человеку, гражданину, орднунг-меншу надо верить в свое превосходство, чтобы чего-то добиваться – именно потому Христос называл своих учеников богами. Но суть ЕА не в этом. ЕА не революция, ЕА – генеральная уборка. Я хочу очистить Германию, а, может, и всю Европу, от лжи и грязи либерально-толерантной идеологии.
– Именно потому я и согласился стать Райхсмаршалом, Эрих, – Конрад вновь посмотрел на дом, на сей раз более внимательным взглядом. – Мы друзья, но из дружеских побуждений я не принял бы Ваше предложение. Я верю в Орднунг, хотя помню, чем закончились предыдущие попытки остановить либерализацию Европы. Я верю, потому что весь мир против нас, и у нас нет союзников. Вы должны это знать.
– Я знаю, – кивнул Эрих. – Так что, перевозишь вещи в дом?
– У меня нет вещей, – ответил Конрад, задумавшись. – Точнее, вещей у меня немного. Да, пожалуй, пора ей перестать кочевать. И да, я вижу, здесь есть караульное помещение? Могу я сам организовать охрану объекта из солдат моей десятки?
– Не доверяешь Райхсъюгенду? – удивился Эрих.
– Нет, просто больше доверяю своим панцергренадерам, простите, герр Райхсфюрер, – ответил Конрад, глядя прямо в глаза Эриху. Это был странный взгляд – здоровый глаз Райхсфюрера смотрел прямо в здоровый глаз Райхсмаршала.
– Да хоть из ангелов с огненными мечами, – пожал плечами Эрих. – Мне же будет спокойнее, с учетом репутации твоих ребят. Надеюсь, ты танк на участок загонять не станешь?
– Для танка здесь нет подходящих целей, – серьезно ответил Конрад. – А вот несколько эфэлек не помешает. Вам же будет спокойнее… – и подмигнул здоровым глазом, слегка приподняв уголок губ.
* * *
Двенадцатого марта в усадьбе Райхсмаршала царило оживление. Унылые пронумерованные мужчины чистили подтаявший снег на дорожках, приглаживали дотоле неаккуратные сугробы и удаляли засохшие ветви деревьев. Не менее унылые безымянные-женщины драили полы и до блеска начищали металлические, фарфоровые и стеклянные приборы. К обеду приехал новенький снежно-белый «мерседес»-минивэн, из которого вышло несколько мужчин и женщин из орднунг-менш. Мужчины спустились в подвал, где занялись проверкой размещенной там электроники. Женщины прошлись по комнатам особняка, отдавая короткие приказы трудящимся унтергебен-фроляйн. В спальне на кровати постелили новенькое белье, покрыв его покрывалом цветов Райхсфлага. Включали и выключали свет, проверяли работу отопления, кондиционеров, систем коммуникации…
Даже несведущий человек по этому ажиотажу мог понять, что хозяин особняка вот-вот вернется.
Однако хозяин особняка как раз в это время находился более чем в трехстах километрах от своего дома, и возвращаться, кажется, не собирался. Герр Райхсмаршал сидел в удобном кресле командно-штабного бронеавтобуса, построенного специально для него подразделением концерна МАN, известного миллиардерам всего мира как АВС ГмбХ. Невинный с виду бронеавтобус мог безопасно работать в ближней зоне поражения взрыва тактического ядерного заряда, его незаметная снаружи броня выдерживала плазменный заряд «Нойе Бруммера»30 или обстрел из эфэльки повышенного могущества, вроде той, что стояла на балконе особняка фельдмаршала. Внутри автобус был довольно комфортабельным, хоть и тесноватым. Сзади располагалось спальное место Райхсмаршала и его рабочий стол. От основного салона они были отделены консолью электронного оборудования связи и радиоэлектронной защиты – здесь были системы шифрования, усилители и модуляторы сигналов, навигационная станция точного позиционирования, дизскрэмблеры и многое другое. Вторая консоль, отделявшая салон от кабины, сбивала с толку системы наведения ракет, мин и снарядов, электронные взрыватели дорожных фугасов, слепила системы наблюдения и наведения оружия противника. Это делало машину Райхсмаршала единственным в мире автобусом стелс.
В центре кузова находился салон, где и расположился хозяин автобуса. Салон нельзя было назвать просторным. Здесь был большой стол с тремя закрепленными креслами, зажатый между кухонной консолью и баром. Пара проекторов, встроенных в поверхность стола, позволяла работать с компьютерами прямо за ним. На противоположной стене была огромная интерактивная карта, в реальном масштабе отражавшая положение на всем растянувшемся от осажденного Гданьска и только что взятого Тчева до карпатских предгорий, где первая панцердивизия при поддержке народных гренадеров из легиона «Тоттенкопф» по колено в своей и польской крови прорвала фронт между Тарнувом и Новы-Сонч и подошла к окраинам Дембицы, направляясь к Сталевой Воле.
– Нам не хватает войск, – сокрушался генерал-лейтенант Адлерберг, командующий южным направлением. Конрад с удовлетворением отметил, что тучный Адлерберг за последнее время подрастряс жирок, хотя стройным его по-прежнему назвать было нельзя. В отличие от остальных двоих офицеров, присутствовавших на совещании. Худой, как щепка, генерал Фон Тресков командовал центральным направлением. Сидящий в коляске здоровяк Маннелинг, не так давно лишившийся обеих ног, но не особо по этому поводу переживающий, «потому, что главное не пострадало, ну, вы понимаете» командовал северной армией. – Нужен вспомогательный удар на Жешув, но чем я ударю? Не могу же я оставить танки без гренадеров!
– И авиация, – добавил фон Тресков. – Этот хрен Гайзель творит, что хочет, авиационной поддержки не допросишься, зато бомбить Варшаву хрен пойми зачем – всегда пожалуйста.
Конрад поморщился. Райхсмаршал авиации Гайзель был креатурой штадтфюрерин Остерейха, приказам Швертмейстера не подчинялся, а просьбы игнорировал. Даже Райхсфюрер не мог на него повлиять, тем более, что Гайзель с его небесной чертовщиной31 нужен был ему для решения его геополитических задач. Дошло до того, что Эрих, который, кроме всего прочего, был Райхсадмиралом Кригсмарине, перебросил в Позен морскую авиацию, не предназначенную для поддержки армии, но худо-бедно с этим справляющуюся.
– С авиацией у нас сами знаете что, – ответил Конрад. – Тут я ничего не сделаю. Франц, удар на Жешув можно отложить?
– Нет, – без обиняков ответил Адлерберг. – В Жешув отошла двадцать третья бригада пшеков, в половинном составе и без тяжелой техники, но им откуда-то подвезли новые танки, к тому же туда перебросили маршевые батальоны башибузуков из Варшавы. Сраные поляки, бьешь-бьешь, а они не кончаются!
Маннелинг скрипнул зубами. Фон Тресков кивнул. Это было чистой правдой: польская армия, словно Лернейская гидра, отращивала все новые и новые головы. Хотя польской ее можно было назвать весьма условно – на три четверти, если не на девять десятых, она состояла из «беженцев» – турок, афганцев, сирийцев, ливийцев… под бело-красным знаменем с орлом в бой шли с именем Аллаха и Мухаммада на устах, а офицеры польского генштаба свой боевой опыт приобретали в запрещенных в соседней России и самом Нойерайхе Аль Каиде, ИГИЛ и Джабхад Ан Нусре.
И опыт у них был не маленький. Джихаддисты смертельно боялись авиации (спасибо российским ВКС, натянувшим им в Сирии глаз на пятую точку), но авиации, благодаря хрену Гайзелю, вдоволь как раз не имелось.
К тому же польская армия даже сейчас, после всех понесенных потерь, была больше, чем немецкая, а когда любимая конрадовская «десятка» отразила вторжение бригады польской армии, пытавшейся совершить марш-бросок на Берлин с целью ликвидировать молодое правительство Нойерайха, польская армия по численности превышала немецкую втрое. Милитаризация Польши началась лет десять назад, если не раньше; по крайней мере, в две тысячи двадцатом покойный президент США Трамп провозгласил Польшу «союзником номер один» по сдерживанию России. Логика очевидна – «сдерживать Россию» лучше было чужими руками и на чужой территории, без риска глобальной войны. Вначале роль «великого сдерживателя» отводилась Украине, но не сложилось – доведенное до ручки «реформами» прозападных гауляйтеров население этой страны встало на дыбы, и украинским нацистам небо с овчинку показалось. Вскоре Украина исчезла с карт, превратившись в несколько новых российских округов, и как плацдарм для раздразнивания русского медведя была полностью потеряна.
Тогда польский Сейм принял скандальный Закон о приобретенных правах гражданства, предоставлявший особый статус тем мигрантам, которые согласятся вступить в ряды вооруженных сил Республики. С тех пор Польша сильно почернела, ее господствующей религией стал Ислам, а коренные поляки на своей земле стали, фактически, унтергебен-менш, обслуживающими башибузуков, «сдерживающих» Россию, которая, впрочем, назло польскому правительству Мацеревича, совершенно не собирались вновь комунизировать несчастных поляков.
ЕА в Варшаве дежурно объявили «происками Москвы». Мацеревич лично пытался убедить в этом руководство НАТО, но не успел – лишенная финансирования со стороны США, которые ввязались в затяжное изматывающее противостояние с набирающими могущество Россией и Китаем, и минимизировали свои расходы, как могли, в тайне мечтая, чтобы Россия уже занялась Европой, и оставила Китай один на один с Соединенными Штатами, структура НАТО объявила о своем распаде. Естественно, до Германии с ее ЕА никому не было никакого дела.
Вернувшись в Варшаву, Мацеревич посчитал, что после ЕА в Германии начнется хаос, чем можно воспользоваться. Президент Польши исходил из того, что бундесвер, не участвовавший в августовских событиях, не станет воевать с бывшим союзником по НАТО. Через комиссию взаимодействия командующих стран НАТО, которая по инерции продолжала работать, он уведомил и.о. главнокомандующего бундесвера генерала Швертмейстера о том, что намерен ввести в Германию войска, чтобы «ликвидировать участников прокремлевского путча». И даже сообщил, где и когда.
На границе беззаботных башибузуков на джихадомобилях встретили танки «десятки» со Швертмейстером во главе. Дерзкий комбриг польской армии Ислам ибн Салман бин Нахман Аль-Азани (типично польская фамилия, почти шляхтич) приказал у преградивших дорогу танкистов «привести старшего». Конрад в комбинезоне без знаков различия выбрался из головного танка и спросил, зачем его звали.
– Приказываю освободить дорогу, – сказал Ислам, предъявляя какую-то бумагу. – Мы следуем в Берлин, чтобы бить неверных дружков руси.
– Так Вы поляк? – спросил Конрад. – «Аве Мария» знаете?
– Я похож на неверного? – вытаращился на него Ислам. Конрад вытащил пистолет и выстрелил в лицо предводителю польских джихаддистов.
– А лучше б знали, – сказал он, но его слова заглушили выстрелы – танкисты «десятки» моментально превратили колонну техничек в груду пылающего метала.
На следующее утро Конрад получил из рук Эриха фельдмаршальский жезл. Получил прямо на поле боя – Спешно преобразованные в армии, армейские корпуса Райхсвера нанесли хорошо скоординированный удар по местам дислокации польской армии на западной границе.
Но, несмотря на первые победы, уже тогда свежепроизведенный Райхсмаршал понимал – сломать хребет десятилетиями накачивающей мускулы против более сильной России Польше будет очень непросто.
* * *
Война шла уже второй год, и лишь сейчас Конрад мог с уверенностью сказать – Нойерайх в стратегической перспективе победил. Самые боеспособные части польской армии разбиты, Половина страны очищена от либерально-эмигрантского сброда, и на территориях от Гдыни до Кракува установлен Орднунг. Немногие уцелевшие этнические поляки (оказалось, что пригретые Мацеревичем исламисты устроили коренному населению настоящий геноцид), преодолев либеральную робость, вступали в ряды Райхсвера, и уже целые полки, укомплектованные ими, сражались с бывшими «хозяевами жизни». Фронт, в основном, проходил по Висле. Гданьск был блокирован, Варшава – частично блокирована. Но исламистам удалось создать глубоко эшелонированную оборону, напичканную минами, и не только…
Конрад подошел к карте и двумя пальцами увеличил район Жешува. Карта формировалась с помощью спутниковой и беспилотной съемки, и на ней можно было разглядеть детали вроде эфэлек, замаскированных орудий, превращенных в ДОТы поврежденных танков.
– Микель, – обратился он к фон Трескову, – чем заняты «Адлеры»?
– Третьего дня отведены к Позену на доукомплектование, – ответил Фон Тресков. – Сегодня принимали новые «Пантеры32». Держу их пока в резерве – во-первых, они в Торне хорошо поработали, а во-вторых…
– А во-вторых, мне они кровь из носу нужны в Данциге! – пророкотал Маннелинг. – Почему я должен на коленях вымаливать десантников? Что вы за люди такие, снега зимой не допросишься.
– Хайнрих, я разговаривал с Райхсфюрером, – сказал Конрад Маннелингу. – На Рюген перешел «Князь Боргезе», ребята вовсю готовятся. Или тебе принципиально важно, чтобы десант был воздушным, а не морским?
Лицо Маннелинга просветлело:
– Это еще лучше. У герра Райхсфюрера ребята – во! Не то, что эти шланги из Люфтваффе!
Неделей раньше Маннелинг вымолил себе воздушных десантников у Райхсмаршала Гайзеля. Солдаты прибывшего полка могли бы сниматься в американских боевиках – каждый выглядел как Джон Рэмбо в лучшие годы. Увы, в бою они оказались более чем никакие – большинство перебили гданьские башибузуки, уцелевших пришлось под визги Гайзеля спасать с большими потерями из окружения. Десант оказался абсолютно бесполезен, зато истеричный Райхсмаршал авиации тут же заявил, что «его ребята не пушечное мясо», и теперь их на передовую он пускать не намерен.
К началу войны у Конрада в подчинении было три свои воздушно-десантные бригады, по одной на корпус. Их использовали интенсивнее других частей, и в итоге двадцать первая и двадцать вторая были полностью потеряны. Их остатки были переданы на доукомплектование уцелевшей двадцать третьей, ныне Люфтангрифбригады «Райхсадлер», на фронте называемой просто «Адлер».
Франц, бери «Адлеров» с их «Пантерами», – сказал Конрад Адлербергу, – добавь три штуки «Зенгеров» со штурмовыми экзоскелетами…
– У меня на три не наберется, все в деле, – перебил Адлерберг. – На два наберется.
– Ну, так загрузи в третий «Бруммер», так даже лучше, – сказал Конрад, потирая гладко выбритый подбородок. – Вот что, у тебя «Зенгеров» только три, да? И ничего больше?
Адлерберг кивнул, тяжко вздохнув при этом.
– Тогда возьми мой «Минизенгер». И мою Райхсъюгендкоманду, я скажу Ульриху. Пусть ударят пшекам в тыл.
– Герр Райхсмаршал, – побледнел Адлерберг. – Но ведь это же…
– Я знаю, – ответил Конрад. – Скорее всего, ребята оттуда не вернутся, но свяжут боем башибузуков. Постарайся побыстрее взять Сталеву Волю, чтобы помочь нашим в Жешуве… если, конечно, успеешь…
* * *
…Перед тем, как покинуть особняк, две женщины в полицайуниформе зашли в пустой каминный зал второго этажа. В зале не было почти ничего – только камин, большая люстра и портрет, висящий напротив камина.
– Это нормально, что в зале так пусто? – спросила одна из женщин другую. Вторая была старше – и по возрасту, и по званию. Она внимательно осмотрела пол зала, вышла в эркер, проверив уголком платка рамы на предмет чистоты, и лишь затем ответила:
– Раньше в зале был бильярдный стол и шкаф, но затем их вынесли в кладовку, не знаю, почему. Возможно, сам Райхсмаршал распорядился.
Она подошла к камину и проверила его своим платком – все, включая заднюю панель и обрешетку, все, кроме дна. Ее собеседница, тем временем, подошла к портрету, и, достав из небольшой сумочки блокнот и огрызок карандаша, стала что-то быстро черкать на задней странице блокнота.
– Кажется, он и камин-то ни разу не разжигал, – сказала старшая, тихо подойдя сзади. Молодая женщина вздрогнула, карандаш дернулся, оставляя полосу на странице. – Ты чего?
– Вы напугали меня, фрау Марта, – покраснев до корней волос, ответила та. – Вы ходите совсем бесшумно!
– Ты зря боишься, – фрау Марта провела платком по раме, по заднику картины. – О том, что ты рисуешь на досуге, в Виршафтлишабтайлунге33 не знает только ленивый. Фроляйн Хильда даже намекала на то, что твои рисунки следовало бы показать фрау Магде, – фрау Марта хихикнула, – особенно «Дилогию»…