– Тебе скрыться надо. Не у меня. Найти могут. А я пока выясню что к чему. Есть где затихариться?
Она отрицательно помотала головой.
– Ты думаешь, что…, – Инга многозначительно раскрыла глаза пошире.
– Я не знаю, что думать. Сама говоришь – вальнуть хотели. Тогда нужно предполагать, что тебя станут искать. Не они, так менты точно ищут. Слушай, – я вдруг встрепенулся. – А может, тебе к мусорам податься? А?
– Нет, нет! – она ужаснулась. – Ты что? У них защиту нашему брату искать бесполезно. Еще хуже будет!
– Мда-а… ты права. И не защитят, да еще и трахнут вкруговую на шару. Обидно. Ладно, давай собираться и уматывать отсюда. Схороню тебя в гостинице одной – глухомань редкостная. В ней первое время пересидишь. Там тебя вряд ли искать станут. А после решим, что дальше делать.
– Но я… я думала у тебя…
– Ты чего, подруга, совсем мозги прососала? – от такой мысли меня аж в жар бросило. – Каждая собака знает о наших с тобой отношениях. Не сейчас, так после ко мне и без того нагрянут. Давай-давай, вылазь. Дергать надо. Черт, и без машины еще. Пешком потопаем, за час дойдем. На такси нельзя.
Что мне нравилось в Инге, так это ее полное подчинение в случае, когда она чувствует абсолютную правоту того, кому надо подчиниться, и делает это беспрекословно. Уже минут через двадцать мы шлепали по ночному городу, держась в темноте и часто озираясь вокруг. Прямо шпионы какие-то! Как я и предполагал, мы добрались к гостинице "Амур" за час с копейками. Инга выглядела вполне пристойно, все ее раны были скрыты одеждой и косметикой. Поселились без проблем (я назвал кодовое слово и дал прилично денег). Пообещал днем заглянуть, привезти еду и питье, а пока приказал строго-настрого – не высовываться и ждать.
– Жить хочешь?
– Дурак, что ли! Конечно, хочу.
– Тогда сиди в номере и носа наружу не кажи, ясно?
– Яснее не бывает.
– Ну ладно. Я пошел. Скоро вернусь.
Уже на выходе она окликнула меня.
– Даня!
Я обернулся.
– Спасибо тебе, – прошептала Инга, и это "спасибо" звучало искренне. Вот она – самая настоящая. – Не знаю, что без тебя бы делала…
… Я спал, как убитый (тьфу-тьфу-тьфу). Но спал недолго. Мои опасения подтвердились: зачирикала птичка, а за дверью стояли долгожданные работники уголовного розыска. По мою душу. Ну что ж. Придется Инге поголодать чуток. Заодно фигуру в полный порядок приведет.
– Воронцов Данила Сергеевич? – утверждающе-грозный голос.
– Он самый, – беспечно позевывая, ответил я, хотя на самом-то деле у меня внутри все сжималось и напрягалось.
– Городское управление внутренних дел, отдел по борьбе с организованной преступностью, капитан милиции Ивченко Сергей Сергеевич. Разрешите войти?
– Да, пожалуйста.
Началось! Ну, брат, держись! Вошли, не разулись, и принялись деловито осматриваться вокруг. Ничего, знаем ваши приемчики психологического давления. Уж будьте уверены, на меня они не подействуют.
– Хорошая у вас квартира, – деловито заметил капитан, на что его напарник лишь молча кивнул. – Работаете?
– Угу.
Я решил держаться просто, отвечать односложно, дабы не взболтнуть случайно лишнего, поэтому напустил на себя абсолютно пофигистический вид ничего не разумеющего простачка. Ожидал продолжения беседы, но следователь внимательно посмотрел на меня, словно изучал каждую морщину но моей роже, а потом произнес:
– Собирайтесь, Данила Сергеевич. С нами поедете. Разговор у нас долгий и серьезный.
– Эээ… а по какому, собственно, поводу? – я ожидал подобного, но не столь скоро.
– А вот у нас и поговорим. Есть повод. И очень весомый, уж поверьте. Собирайтесь, собирайтесь, – последние слова он произнес как-то ласково, с нотками снисхождения в голосе.
– Так суббота ж. Выходной, как-никак.
– У вас?
– А у вас?
– Собирайтесь.
Ну что ж. Спорить далее было бессмысленно, а потому я подчинился воле закона, умылся, оделся.
– Я готов.
– Тогда поехали.
Ехали молча, но быстро. Молчание угнетало еще больше, нежели заковыристые вопросы следователя, и я по опыту знал, что это один из пресловутых ментовских приемов психического воздействия. Мрачное здание, мрачные и полутемные коридоры (экономия электричества), старый и обшарпанный кабинет с видавшей виды мебелью и местами порванный, зеленого цвета, старый диван в углу.
– Берите стул, присаживайтесь.
Капитан Ивченко был вежлив, насколько позволяла служба, и даже какой-то равнодушный. Он не проявлял эмоций, говорил ровно и монотонно, в его глазах не было злобы или доброты, ненависти или приязни. В них была только деловая пустота и настойчивость опытного сыскаря.
Я повиновался, придвинул шатающийся, как корабль на волнах, стул и аккуратно опустил свой зад, боясь грохнуться на пол. В дверь тут же постучали и в проем сунулась огромная голова, наполовину лысая, с перебитым носом.
– Товарищ капитан. Разрешите?
– Входи. Ты с протоколом?
– Угу, – детина кивнул и, не обращая на меня никакого внимания, прокосолапил к столу своего начальника.
– Присядь. Я прочту.
Опер плюхнулся на диван. Несколько минут Ивченко елозил карандашом по листам бумаги и вдруг улыбнулся, но быстро стер улыбку с лица, придавая ему чуть грозное выражение.
– Ты мне скажи – в школе русский язык проходили?
– Проходили, товарищ капитан.
– Вот я и вижу, что когда в школе его проходили, то тебя там и рядом не было! Читаю: "…труп гражданки Розановой Ксении Валерьевны, проживающей по адресу…" По какому адресу? Как труп может проживать по адресу, а? Супрун?
– Так это…
– Что это? Исправить! Дальше, – следак повел пальцем вниз по бумаге. – Ага, вот: "…труп гр-ки Розановой К.В. был обнаружен в полусидячем (!) положении в состоянии алкогольного опьянения средней степени тяжести… глаза убитой смотрят вдаль…". Ты что, Супрун? Решил Пушкиным заделаться? Прям целые поэмы верстаешь! В каком "полусидячем", какая "даль"?
– Так это… она сидела, а когда ее по голове, то повалилось на бок… вот, – на лбу писателя выступила испарина.
– Что повалилось?
– Так это…известно что… тело потерпевшей.
– Твою мать, какой потерпевшей? – вызверился капитан.
– То есть, пострадавшей.
– Пострадавшей?! Супрун, страдают и претерпевают живые, а она жмур! Уяснил?
– Так точно! – он резво вскочил с дивана.
– Садись. А откуда ты слямзил эдакий поэтический оборот: "состояние алкогольного опьянения средней степени тяжести", а? Это что, побои тебе? И как ты это самое опьянение измерил?
– Плюс труп, – неосознанно вставил я.
– Чего? – Ивченко зыркнул в мою сторону. – Ах, да. Труп в состоянии алкогольного опьянения. Ты где так писать учился, Супрун?
Бедный опер был красный как рак и не знал, что отвечать, а потому виновато потупил взгляд.
– И как глаза убитой могут смотреть вдаль? На кой хер ты пишешь эту галиматью?!
– Я исправлю, товарищ капитан, – виновато пробубнил он
– Шагай. Исправляй. Сам вызову. На-а… Пушкин, мать твою за ногу!
Супрун буквально вылетел из кабинета, а я едва сдерживал себя, чтоб не засмеяться.
– Это не смешно, Данила Сергеевич, – уже серьезно и так же ровно, как раньше, резюмировал капитан. – Поди, уже догадались о причине, по которой мы с вами тут мило беседуем?
– Догадался. Ксюшу убили? – и я изобразил знак вопроса на своем фейсе так, будто мне все еще не вериться в происшедшее.
– Убили. Вчера вечером.
Я молчал.
– Не удивлены?
– Почему же, удивлен.
– Не видно. Где вы были вчера между 19.00 и 01.00 ночи этого дня? – он взял в руку ручку, пододвинул к себе лист бумаги.
– С друзьями. Отдыхали вместе.
– В клубе "Конго"? – прищурился.
– Да.
– Это ваше?
Ивченко достал из ящика стола мои документы.
– Мое. Только вот куртка подевалась куда-то.
– Она у нас. Вернем. Почему же вы ушли из клуба, оставив в нем куртку с документами?
– Вышел сигареты купить, они в клубе дорогие больно, – нашелся я.
– И?
– Вернулся, клуб пустой. Все закрыто, и куртки моей нет.
– А почему вышли без куртки? Холодно ведь еще по вечерам.
– Так думал по-быстрому. А пришлось пробежаться.
– Ясно. И факт отсутствия вашей верхней одежды не обеспокоил?
– Нет. Мне же сказали, что налетел "Беркут", всех забрали и вещи тоже.
– Положим, забрали не всех, ну да ладно. А где вы сигареты купили? И где они? Показать можете?
Вот я осел! Такой пустяк, и не додумать!
– Закрыто все было. Поздно, потому и не купил ничего.
– Так-так. Ясно. Мне вот иная картина представляется. Что вышли вы совсем не за сигаретами. Так ведь, гражданин Воронцов?
– А зачем? – и тут до меня начало доходить.
Он ведь думает, что это я мог Ксению привалить – время моего отсутствия может совпадать с временем убийства! И не скажешь ему, что отвалил я по-тихому, благодаря корешу Вовке из спецназа. Спалю товарища. А это распоследняя пакость.
– А-аа… вижу, соображаете! – довольно хмыкнул следователь. – И правильно. Лучше сразу признаться, и дело с концом.
– В чем признаться? – я подался вперед. – Не убивал я. Сами же знаете.
– Не знаю.
– У меня есть свидетели, которые подтвердят, что отсутствовал я всего-навсего не более 10-15 минут, а за такое время даже Освальд убийство не обтяпает, – уверенно произнес я, хотя до абсолютной уверенности мне было так же далеко, как арабу-смертнику до сострадания.
– Шибко грамотный? – Ивченко недобро прищурился. – Может, стоит тебя в камере подержать чуток, да профработу провести, чтобы не умничал, а?
Я взирал на него со спокойным безразличием, понимая, что иного мне не остается. Этот человек внушал опасение, он буквально источал какие-то волны, заставляющие испытывать страх. Я не сомневался, что все его подопечные рано или поздно кололись как грецкие орешки под сильным ударом молотка, но в себя я верил не меньше. Знал, что не расколюсь, и то, что знаю, – не солью. Почему, спросите вы? Да потому, что уровень моего самоуважения и гордости был настолько высок, что я готов был стерпеть многое, лишь бы не ударить в грязь лицом, не уронить собственного достоинства и не попортить так тяжело зарабатываемый авторитет в этой сложной жизни. Мы некоторое время молчали. Я видел, что ему очень хотелось упечь меня в предвариловку, но отсутствие весомых оснований, кроме того одного единственного факта, что в период операции "Беркута" я отсутствовал в клубе и это время совпадало с приблизительным временем убийства Розановой, не давало ему полного права применить ко мне задержание. Ведь он понимал, что все равно отпустит меня, потому что знал, – я не мог быть убийцей, ведь есть свидетели, которые подтвердят, что во время убийства я был далеко от того места.
– Сейчас мы поедем в морг. Мне нужно, чтобы вы опознали труп, – недовольно проскрипел капитан, поднимая свой милицейский зад со стула.
Разве мог я ему возразить?…
Глава 4
На этот раз мы ехали втроем на служебной машине, за рулем которой сидел молоденький паренек, видимо, таким образом начинающий свою незавидную карьеру в органах правопорядка. Минут через пять мы свернули с главной дороги на второстепенную, ведущую в объезд областной клинической больницы, и я скумекал, в какой именно морг мы направляемся. Как вы уже догадались, созерцать жмуров не входило в перечень моих любимых занятий, однако лучше покорно изучать дохликов, чем вызвать раздражение следователя и загреметь в каталажку на пару суток. Так и есть. Дорога привела нас к ржавым, настежь распахнутым воротам, минуя которые мы очутились во дворе больницы и, свернув вправо, шурша колесами, подкатили к зданию морга. Тихий теплый ветерок ласково щекотал лицо, где-то щебетал соловей, согреваемый нежными лучами солнца, и безоблачное небо над головой радовало глаз.., а вот другой глаз напрягался от того, что всю эту природную красоту приходилось ощущать вблизи отеля для покойников, что напрочь угнетало всю романтику внутри. Это одноэтажное строение выглядело ничуть не лучше тех самых ржавых ворот, которые мы только что проехали, длинное, как кишка, обшарпанное и мрачное, с серой шиферной крышей и местами разбитыми окнами. Выйдя из машины, мы направились ко входу, вошли внутрь – и я чуть в обморок не грохнулся от волны трупного смрада, резкого и едкого, в мгновение пахнувшего на нас. До конца дней не забуду этот сладковатый запах смерти. За свою шальную жизнь я успел повидать жмуриков, успел "насладиться" ароматами разлагающейся плоти, но то, что я увидел здесь, превзошло самые смелые мои впечатления и ожидания. В коридоре нас встречал невзрачный человечишко в серовато-белом халате, замызганном, как и само помещение морга. Такое впечатление, что здесь поработал грамотный маркетолог, создав некий брэнд под названием "Ля-жмур" с отличительным корпоративным стилем – здесь все было серое, мрачное, пропитанное зловонием.
– Здрасьте, – вяло бросил сотрудник мертвецкой. – Вы из милиции? Нам только что насчет вас звонили.
– Капитан Ивченко, – следователь ткнул удостоверением. – Это со мной. Нам нужно провести опознание трупа предполагаемой гражданки Розановой, доставленной этой ночью.
– Да, конечно. Идите за мной.
Мы двинулись по коридору вглубь здания. Сладковатый запах с каждым шагом усиливался. Я не сдержался и чихнул. Гулкое эхо разнеслось по моргу, и я инстинктивно поежился. Представьте себе, что значит оказаться здесь ночью. Каково, а? Навстречу нам двигалась группа то ли врачей, то ли студентов-практикантов, один из которых причвакивал пирожок с абсолютно безмятежным видом, даже получал от приема пищи удовольствие. И это в таком-то месте?! Воистину, выдержка славянских народов не имеет границ!
– У нас, к сожалению, маленькие технические проблемы, – на ходу, как бы невзначай прокомментировал трупных дел мастер. – В общем-то, пустяки. Так, ничего серьезного. Холодильник сломался.
– Какой холодильник? – спросил Ивченко.
– В котором содержатся тела. От того и запах чуточку неприятный.
Ничего себе "пустяки"! Я от этого чуточку неприятного запаха испытывал уж вовсе не приятные ощущения. Думаю, и мой вынужденный провожатый тоже. До извержения блевотины оставалось очень недолго.
– И что нам делать?
– Собственно, ничего. Носовые платки есть?
Ивченко покосился на меня с немым вопросом. Я пожал плечами.
– Чистый, – сказал он, вынимая из внутреннего кармана пиджака аккуратно сложенный палеозойской эры платок, постиранный когда-то бабушкой, и передавая его мне.
– Зачем?
– Известно зачем – нос затыкать, когда во внутрь холодильника зайдете, – наш медэксперт хохотнул, – который не работает. Мы пришли.
Перед нами была металлическая дверь цвета хаки, плотно закрытая, и, несмотря на это, пропускающая резкий трупный смрад наружу.
– Прошу, – открывая дверь, произнес он, приглашая жестом руки зайти в хранилище мяса отечественного производства.
А что делать? Выбора нет. Мы вошли. Черт, платок! Я дернул руку вверх и зажал что есть силы нос. Друзья мои, это нечто! Увиденное и унюханное просто невозможно описать, но я все же постараюсь. Во-первых, все тот же пресловутый запах: первое, о чем мне подумалось, когда я влез в этот супер-холодильник – сломанный никак не меньше нескольких дней, ибо кислорода в нем практически не было. Так, заблудившиеся молекулы О2 пролетали мимо и также не понимали, что они тут делают, как и я. Едкая смесь ароматов разложения соответствовала всем нормам и законам биохимии. Я буквально не мог дышать, потому что вдыхать эту жуть было невозможно, а посему мне пришлось выскочить обратно в коридор и продуть ноздри.
– Эй, вы чего? – как ни в чем не бывало, заботливо поинтересовался наш серохалатный, находясь внутри холодильника как у себя дома. – Все в порядке?
– Какой, мать вашу, в порядке?! – выругался я. – Как вы здесь вообще работаете?