Наши!
На третий день, проведённый в холодных горах, к ночи он услышал обрывки русской речи и даже подумал, что теряет разум, но по мере того как стала приближаться к нему яркая точка света, он явно услышал столь ему знакомое с детства «Твою мать!». Совершенно неожиданно ему открылась небольшая поляна, на которой сидели у костра, как братья-месяцы, наши русские мужики. Неподалёку от них полукругом выстроились несколько советских фур марки КамАЗ. Как в кино, ему захотелось крикнуть: «Наши!» – но будто комок застрял в горле, что и не позволило ему излить охватившую его радость. Неимоверным внутренним усилием духа он, взяв себя в руки, не спеша и не делая резких движений, приблизился к людям. В воздухе чувствовался витающий божественный запах разогретой тушёнки. Русские дальнобойщики, совершенно не удивившись появлению ночного гостя, пригласили его к костру. Посыпались вопросы: кто? зачем? откуда и куда? После чего они дружно пришли к выводу, что путешествие нашего героя – это безумство чистой воды! Один из мужиков даже предложил подвести его обратно, прямо к советской границе. Другой дал ему открытую банку с камбалой в томатном соусе, а кто-то и половину булки хлеба, за что ночной гость был им всем очень благодарен.
После ужина Борис поспешил с ними расстаться и продолжить путь, как вдруг кто-то из них его окликнул: «Постой! Вот тебе средство передвижения. Думал, домой привезу и отремонтирую, но тебе нужнее!» Сказав это, мужик выкатил ему из темноты древнего вида велосипед и вдогонку добавил: «Заднему тормозу хана пришла, но зато передний в рабочем состоянии, и важно, чтобы ты особо не разгонялся, притормаживая на спусках, а то и через руль вперёд вылететь можно». Этот велосипед был явно доисторической модели или музейный экспонат: педали этого чудища едва вращались, и его ржавая цепь издавала не скрип, а пронзительно душераздирающие вопли. В любом случае это подарок был лучше, чем ничего, и ещё мог послужить в роли самоката, на котором можно будет скатываться с гор. Да и рюкзак можно было на нём транспортировать, ибо от его брезентовых лямок плечи, как и ноги, были стёрты в кровь. Так, новоиспечённый велогонщик, оседлав конька-горбунка, понёсся верхом стремительно вниз в кромешную тьму, навстречу своей судьбе! Он гнал велосипед всю ночь, почти без остановок, только иногда ему приходилось затаскивать своё транспортное средство на очередной бугорок, чтобы вновь лететь сломя голову вниз. Благо была ночь, и почти не было ни одной встречной машины. Горная дорога была достаточно узкой, чтобы он смог вовремя разминуться с большегрузным автотранспортом!
Утро он встретил около населённого пункта «Банска-Бистрица» и, увидев первый дорожный указатель на Братиславу, несказанно обрадовался! Проклятые горы остались у него где-то далеко за спиной, а в шинах колёс уже почти не осталось воздуха, и ещё какое-то время на умирающем велосипеде можно было везти поклажу, но не больше! Около дороги путник заметил несколько старых деревьев и, приблизившись к ним, рассмотрел на ветках странные ягоды, которые показались ему знакомыми. Это была самая настоящая черешня, и он, словно медведь, стал тщательно обирать ветку за веткой. С дороги послышались пронзительные автомобильные гудки – это знакомые дальнобойщики, заметив его в кроне облезлого дерева, прощались с ним, направляя свои фуры в сторону города Львова. Всё как в песне: «Дан приказ ему на Запад, им в другую сторону…». Мысленно попрощавшись с ними и тщательно подъев черешневые деревья, да так, что на их ветках ни одной ягодки не осталось, он осторожно спустился на землю.
На Братиславу
На этом месте польская карта дорог уже закончилась, но стрелка на Братиславу чётко указывала ему верный путь, и, уже не боясь заблудиться, он уверенно зашагал в указанном направлении по довольно неплохой дороге, сгрузив всю свою поклажу на старый велосипед. Порой казалось, что во встречных селах велосипед скрипел всё сильней и сильней, поэтому на подходе к Братиславе с ним пришлось распрощаться, дабы не привлечь внимание местных стражей порядка. Войдя в большой город, путник был удивлён убогости столицы Словакии с её неухоженными улицами, облезлыми фасадами зданий и каких-то неказистых строений. Для полноты картины ему показалось, что не хватало только жирных свиней, купающихся в глубоких лужах. С грехом пополам добравшись до берега реки с поэтическим названием Дунай, наш путник был приятно удивлён несметным количествам пивных точек, разбросанных вдоль набережной, по которой мирно прогуливались местные граждане. Они время от времени останавливались, чтобы пропустить увесистую кружечку чёрного или светлого пива. В кармане Бориса предательски брякнули последние медяки, а желудок завыл сильнее, чем у собаки Павлов при виде горящей лампочки. «Пить или не пить? Вот в чём вопрос!» – невольно подумалось ему, и, недолго ломая голову, наш Гамлет потратил всю свою наличность на две кружки пива, стоимостью по десять крон каждая. Не отходя далеко от ларька, он чинно присел на облезлую скамеечку и запустил свой облупленный нос в благодатную пену. Божественный напиток слегка ударил по мозгам голодного человека, и он понял, что жизнь не так уж и плоха, если к ней приглядеться! Но здесь на его пути встала серьёзная преграда в виде полноводной реки, толпы пограничников на мосту через неё и отсутствие карты, но какая-то неведомая сила направила его взгляд на огромный плакат с планом Братиславы и прилегающими к нему окрестностями. В результате чего выяснилось, что главное препятствие на его пути, река Дунай, приходит откуда-то из Австрии в районе Братиславы, тогда как в десяти километрах выше города граница между сопредельными государствами проходит по его притоку. Наш лазутчик не стал долго задерживаться на месте и немедленно навострил свои лыжи в нужном направлении.
Поутру он вошёл в приграничное село Дубравка и, усевшись около местной церкви, стал перебинтовывать свои потёртые ноги, на которых, казалось бы, не осталось живого места, а местами воспаление даже вызывало некоторое опасение. Кто-то заслонил ему солнце, и, подняв голову, Борис увидел мужика в сером костюмчике, на лацкане которого красовался маленький серебряный крестик. Можно было сделать скоропалительное умозаключение, что пред ним предстал пусть не сам Господь Бог, но один из его представителей на этой бренной Земле. И этот мужик с крестиком, приятной физиономии в очках, придающих ему ещё больше значимости, на чисто русском языке, как будто у путника на лбу было написано: «Я – русский», с сочувственными нотками в голосе поинтересовался: «Что, товарищ, ножки болят?» Что можно было ответить такому культурному человеку? И наш товарищ таким же сочувственным голосом держал ответ: «Да, товарищ-батюшка, обувь моя совсем износилась». Поп без лишних слов, задушевно и просто сказал: «Давай, товарищ, пойдём обедать, а уж после решим твою проблему!» Конечно, от попа можно было всякого словоблудства ожидать, но этот полностью обезоружил своего оппонента. Поп явно внушал ему доверие, и по дороге он объяснил своему гостю, что они идут в монастырь, нынче возвращённый церкви, где сейчас ведутся работы по отделке, а он является его настоятелем. Они зашли в одну из комнат, довольно просторную и хорошо освещённую естественным светом, где за длинным дубовым столом их поджидала очень приятной внешности пухлая рыжеволосая женщина лет сорока и двое детей-подростков обоих полов, то есть девочка и мальчик, похожие скорее на попа, чем на его сестру. Если верить батюшке, то это была его сестра и племянники, навестившие его по случаю какого-то праздника. Посуда на длинном монастырском столе была простая, из красной глины, но зато обед был шикарным! И супец с галушками мог запомниться на всю оставшуюся жизнь, как, впрочем, и всё остальное, что в этот благодатный день Господь им послал. Детишки засыпали его вопросами о сибирских медведях, о лютых морозах и о всякой всячине, которые батюшка исправно переводил, тогда как попадья почему-то, тяжело вздыхая, роняла горькие слёзы. Особенно забавно она выпучивала глаза, подчёркивая своё несказанное удивление всему услышанному. После обеда доброжелательная хозяйка приготовила гостю шикарную ванну, и погрузить своё израненное тело в такую благость было несказанным удовольствием. Пока гость всё ещё плескался в горячей воде, попадья незаметно принесла ему две новые хлопчатобумажные майки и широкие спортивные трусы, которые обычно надевают боксёры, выходя на ринг, и шикарные сандалии большого размера. В Европе было модно в таких длинных трусах выгуливаться на пляже! Благодаря судьбе и этим людям, он оказался помытым, побритым, да ещё и по последней моде вкованным! Оставалось решить вопрос с ногами, и хозяйка принесла несколько валиков белоснежных бинтов, флакон с йодом и ещё какую-то белую присыпку и лично занялась ногами нашего бедолаги. А он сидел на удобном мягком стуле и буквально тащился от того, что его окружили такой заботой, вниманием и состраданьем, уж больно горестно женщина всхлипывала, утирая каждый раз очередную непрошеную слезу. И вот он, весь в бинтах, в новой футболке, в просторных панталонах, перебинтованный, да ещё в удобных, приятно поскрипывающих сандалиях, наконец-то стал похожим на цивилизованного человека. Для полного счастья ему не хватало лишь карты дорог сопредельных европейских государств, и за ней они вместе с батюшкой отправились в книжный магазин, что оказался на этой же центральной площади столь гостеприимного словацкого городка.
Зайдя в книжный магазин, батюшка представил своего гостя двум молоденьким продавщицам, а те, в свою очередь, как-то по-своему стали рассматривать молодого покупателя, не скрывая своего любопытства. Батюшка, ехидно улыбнувшись, предложил своему попутчику купить книгу, на которой было написано латиницей: «Теория секса», на что путник, глубоко вздохнув, ответил: «С теорией у меня всё в порядке и если нуждаюсь, то только в практике!» Батюшка, едва сдерживая удушье от смеха, перевёл его ответ милым словачкам, после чего последовал непрерывный взрыв смеха! Наконец, с грехом пополам, был найден шикарный «Атлас дорог Европы», стоимостью в сто местных крон. Настоятель монастыря стал настойчиво упрашивать своего гостя остаться при монастыре, погостить, поправить здоровье и потом решиться идти дальше, но тот, внимательно выслушав веские аргументы святого отца, ответил коротко: «Только вперёд!» Надо отдать должное священнику за то, что он не стал особо настаивать на своём предложении и обратился с расспросами к проходившим мимо парням, то и дело показывая рукой на своего гостя и со свойственным ему терпением выслушивая их сбивчивые рекомендации. Затем он, открыв в атласе дорог нужную ему страницу, указательным пальцем ткнул в то место, где, по мнению местных тимуровцев, можно легко уйти в Австрию. Расставание было до глубины души трогательным для обеих сторон, и святой отец, всхлипнув на дорожку, достал из кармана две ассигнации по сто крон и две вторые сотни, которые Борису были в новинку. Служитель бога, видя замешательство на лице блудного сына, улыбнувшись, сказал: «Это австрийские шиллинги. Тебе они пригодятся». Искренне поблагодарив своего благодетеля, блудный сын пошёл в Австрию, по дороге заглянув в местный магазин, чтобы отоваривать там свои чешские кроны.
Граница Чехословакии
По дороге к границе путник где-то сбился с пути и, выйдя на хорошую дорогу, очень поздно заметил то, что уткнулся в опущенный шлагбаум КПП местной пограничной заставы, но в деревянной будке часового почему-то не оказалось. И недолго думая, наш лазутчик, прогнувшись под шлагбаумом, пересёк ту самую заветную черту и двинулся в сторону речки, что была видна в свете пурпура уходящего солнца. Первая сотня метров далась ему тяжело, и хотелось перейти на быстрый шаг, но какое-то шестое чувство советовало не торопиться. За своей спиной он услышал частую дробь от каблуков с металлическими набойками. Должно быть, это и был часовой, возвращающийся из временной отлучки на вверенный ему пост. До путника донёсся столь знакомый ему из прошлой жизни противный лязг передёргивания затвора автомата. Невольно подумалось: «Будет кричать или сразу выстрелит?» К горлу подкатил комок горечи, и противно заныло в солнечном сплетении. Ни крика, ни выстрела почему-то не последовало; пока пограничная застава не скрылась за первым поворотом, лазутчик ощущал своим затылком на себе этот пристальный взгляд. Быть может, часовой не поднял тревогу из страха засветить самовольное оставление вверенного ему поста, а может быть, просто был хорошим человеком, и ему не хотелось портить себе такой прекрасный июльский вечер поимкой очередного перебежчика.
Солнце уже скрылось за горизонтом, а молодая луна затерялась за тучами, и вдруг стало так темно, что хоть глаз выколи, и дорога сузилась до ширины тропинки, а потом и вовсе пропала, а путник уткнулся в непролазную топь. Ему казалось, что река, которую он видел с бугра пограничного КПП, совсем была рядом, но дорогу к ней преградило болото. Он уже оказался по пояс в дурно пахнувшей жиже, которая стала засасывать его. Положение ухудшал тяжёлый рюкзак, который помимо пяти килограммов макарон и одежды, добротно сложенной в целлофановые пакеты, стал принимать ещё и смертельную влагу. Ему удалось скинуть с себя ношу и достать оттуда резиновую подушку, которую он стал быстро надувать, тогда как рюкзак благодаря воздуху, что был в целлофановых мешках, болтался на воде как пузырёк. Паники не было, и поэтому ему удалось переместить всю тяжесть своего тела на эту спасительную подушку и вытащить ноги из тины. Выбравшись на берег и притянув при помощи ветки плавающий по поверхности болота рюкзак, лазутчик решил идти в обход болота, часто спотыкаясь и падая в кромешной тьме. Неожиданно вышла луна из-за туч, и перед ним открылась серебристая речная гладь. Недолго думая, он поплыл в Австрию, толкая впереди себя рюкзак с заветным грузом, привязанным к надувной спасительной подушке. Форсирование реки прошло удачно, без каких-либо помех, благо течение этого притока великого Дуная было не таким уж сильным. На другом берегу его поджидала насыпная дамба, и ему пришлось немало покувыркаться, прежде чем он смог вместе со своим рюкзаком вскарабкаться по её скользкой поверхности.
Австрия
Едва выбравшись из воды на берег и достав одежду из пакетов, Борис не успел сделать и нескольких сотен метров к дороге, как его осветило светом автомобильных фар. Из легковой машины, с направленными на него фарами, горящими дальним светом и с включённой оранжевой мигалкой, но без сирены, в полной убийственной тишине, с обеих сторон из шикарной машины торжественно вышли двое поджарых полицейских в красивых униформах, приблизительно одного возраста, блондинистые арийцы. «Быть может, это те самые, из инкубатора Гиммлера», – подумалось ему. Вызывало подозрение ещё и то, что оба легавые улыбались ему, как старому другу. Один из них произнёс: «Добрый дАнь, камарад!» Элегантно, словно заправский портье, он открыл перед нарушителем государственной границы заднюю дверцу «Фольксвагена», взяв из рук «дорогого гостя с Востока» его мокрый рюкзак, отнёс его в багажник. Расположившись удобно в мягком кресле, Борис неожиданно почувствовал себя хорошо. «Вот она какая, цивилизация!» – с восхищением подумал он, ибо его совершенно не страшили эти конвоиры, но было обидно так сразу попасться, сделав первые шаги в этот мир вечно загнивающего капитализма.
Машина почти бесшумно тронулась с места и, набирая скорость без всякой тряски, куда-то стремительно помчалась, а за окном мелькали в неоновом свете шикарные особняки, вперемешку с рекламными плакатами. Полицейские молчали, а водитель, то и дело поглядывая на узника в зеркало заднего вида, всё время ему улыбался. Борису вдруг подумалось: «Видимо, их деды с такой же доброй улыбкой расстреливали наших партизан». Ехали долго, минут сорок, наконец-то машина так же бесшумно въехала на улицу какого-то городка, и путник смог заметить на въезде дорожный указатель с белой стрелкой и надписью: «Wien – 10 км», но как переводится название города, он ещё не знал. Полицейская машина плавно остановилась около здания, на котором красовалась табличка: «Азюль политик», и что означало это самое «азюль», путешественник ещё не ведал, но зато слово «политик» ему вроде бы было понятно. Полицейский, что занимал место справа от водителя, проворно выскочил из машины наружу, и так же элегантно открыв дверцу перед своим узником. Потом во всё той же манере он показал ему вытянутой рукой на дверь этого мрачноватого здания явно довоенной постройки, со слегка облупившимся фасадом, выкрашенным когда-то в мышиный серый цвет. Должно быть, куда-то спеша, он быстро принёс рюкзак и, всё так же услужливо улыбаясь, выдавил из себя: «Мужик, это твой хата». Пока узник пытался хоть что-то понять, дверца машины за спиной резко хлопнула, как выстрел из пистолета, и полицейская иномарка, прорычав, словно чёрная пантера по имени Багира, умчалась прочь, на охоту за очередным буйволом. А удивлённый политический беженец остался один на один перед закрытой дверью мрачного здания, в зашторенных окнах которого нигде не мелькало даже намёка на то, что кто-то там его ждал. Потоптавшись немного на месте и не решившись постучаться в дверь, беженец пошёл туда, куда ему указывала стрелка дорожного указателя, и слово «Виен» тогда ему тоже ничего не говорило.
Вена
Через несколько часов пути, в розовых лучах богини Авроры, путник подошёл к населённому пункту, обозначенному на карте как «Wien». Город ему понравился своим убранством, и почти каждое здание в нём было, по сути, произведением зодчего искусства. Сплошная картина маслом, и вообще у него стало создаваться впечатление, что он забрёл в какой-то гигантский музей под открытым небом, где можно было часами стоять, разинув рот, у каждого экспоната! Для полноты сюжета стоит сказать о многих группах низкорослых туристов с раскосыми глазами, что напоминали юркие стайки степных тушканчиков. «Япошки!» – подумалось ему, но вместо того, чтобы восхищаться вместе с ними достижениями человеческого гения, путник думал лишь о том, «как поскорей вырваться прочь из этой золотой клетки». Ведь на природе он мог, уединившись в каком-то ближайшем леске, развести костер и приготовить чешские макароны. Каким-то чудом сохраняя свой рассудок, Борис прошёл мимо очередной лавки, увешенной копчёностями в виде колбас и свиных окороков, и не удержался, чтобы не сорвать себе одну из копчёностей. Усевшись поудобнее на лавочку в сквере, где так убийственно пахло жареным мясом, он, поглощая наивкуснейшую салями, стал изучать карту Австрии, чтобы найти на ней этот злополучный город Виен. И только тут до него дошло, что «этот злополучный Виен» и есть та самая Вена, город короля вальсов – Иоганна Штрауса! Чисто на эмоциях Борис, обращаясь к первому прохожему, попавшемуся ему на пути, крикнул: «Товарищ, я в Вене!» – но почему-то австриец не разделил его радости и лишь шарахнулся от него в сторону как чёрт от ладана. Целый день наш турист пробегал по Вене, словно зверь в лабиринте, в поиске выхода из него, совершенно не представляя, где он находится. Если верить карте, то в Австрии оказалось всего два крупных города: Вена и Граз, и эти два пункта, «В» и «Г», соединяла жирная полоса дороги. Вдруг до него донёсся странный гул пробегающих над ним автомобилей, и, задрав голову вверх, Борис увидел ту самую дорогу жизни, которая выведет его прочь из этого красивого города. Недолго думая, он стал карабкаться наверх по насыпи и уже через несколько мгновений оказался на широченной магистрали, залитой ярким светом, исходящим от фонарей, несущихся на бешеной скорости шикарных иномарок, вперемежку с длинными фурами, борта которых были испещрены всякого рода рекламой продукции местного общества потребления. Машины неслись как минимум в четыре ряда, сплошным потоком. Конечно, идти вдоль такой дороги было опасно, учитывая то обстоятельство, что тебя обгоняет на скорости невероятное количество скоростных иномарок, но его мучения не продолжились долго. Внезапно перед ним появился переливающийся лампочками, словно НЛО, местный полицейский луноход, и ему навстречу уже шла пара худощавых служителей порядка, высоченного роста и тоже блондинистых на вид, должно быть, клоны тех, с кем ему доводилось уже встречаться. «Из пробирок лаборатории Гиммлера!» – снова подумалось ему. Эти «ребята-акробаты» с суровым выражением лица и без лишних реверансов потребовали: «Аусвайс!» – и видя то, что их оппонент явно не врубается, произнесли хором магическое «Паспо-о-орт!». Ему вспомнилась песенка про цыплёнка: «Паспорта нету – садись в карету!». Мозг стал лихорадочно пытаться ответить на вопрос русского критика Николая Чернышевского: «Что делать?». И не найдя ничего умного, наш нарушитель дорожного движения пошёл путём безумия, для чего, расплывшись в широкой улыбке, он выразил им свою несказанную радость, словно узник концлагеря «Дахау» при виде своих советских освободителей. Его молчаливая любезность ввела стражей порядка в явное замешательство, и их мозговые компьютеры дали сбой в программе. Эти «роботы» стали долго соображать, как им себя вести по отношению к этому улыбчивому балбесу, который к тому же, судя по его нечленораздельным звукам, вырывавшимся изо рта, мог оказаться ещё и глухонемым! Недаром в американских фильмах часто звучит знаменитое обращение: «Храните молчание, ибо всё, что вами сказано, может обратиться против вас!» Ему подумалось: «Надо дать им на лапу!» – и, достав из кармана местные деньги, он дрожащей рукой протянул блондинистым эсэсовцам, что вызвало ещё большее замешательство в их непутёвых головах. Один из них, видимо старший по званию, указал в сторону светящегося города, произнёс резко: «Вэк!!!» – что в переводе видимо означало: «Канай отсюда». И не дожидаясь дополнительных указаний, нарушитель лихо сиганул через барьер, но, запнувшись, кубарем скатился вниз с крутой насыпи, едва не сломав себе шею. Благо, что на пути ему на этот раз не попалось никакого препятствия, и он выкатился на обычную пустынную дорогу. Он встал вначале на четвереньки, а потом, окончательно приняв вертикальное положение, поплёлся по слабоосвещённой улице, что шла параллельно с автострадой, и уже через каких-то полчаса он оказался вне города. Внезапно увидев пред собой заветный дорожный указатель «Граз», он несказанно обрадовался. Но куда ни ступала нога нашего путешественника, повсюду его сопровождала цивилизация в лице милых деревушек и хуторков, вылизанных просто до безобразия, крутых иномарок, броских витрин продовольственных и промтоварных магазинов, ухоженных полей и откормленных коров, мирно пасущихся на сочных лужайках. Главной проблемой для него было то, что он нигде не мог спокойно уединиться, чтобы развести костёр, приготовить себе пищу и спокойно отдохнуть, ибо куда бы ни бросался его голодный взгляд, то всюду он натыкался на вывеску: «Приват», т. е. «Частная собственность». А тут ещё и холодные дожди снова зарядили, что не позволяло ему отыскать сухих дровишек в лесу.