– Извини. Ты, конечно, прав. В любом случае нужно все проверить. И потом, мало ли куда он мог уехать? У него сейчас, наверное, каникулы. Он мог уйти в поход с одной из скаутских групп, они тут все наверняка профессиональные скауты. Как считаешь?
Пока Том заполнял звуком тревожную пустоту ожидания, Джонни сидел, полностью освободив голову от мыслей, и «слушал». Он почувствовал едва уловимое ощущение, как дежавю, и пытался его нащупать, выделить из окружающего его информационного «фона». Ощущение постепенно нарастало, формируясь сначала в узнаваемый, а затем в знакомый образ. Ещё несколько секунд, и Джонни был абсолютно уверен.
– Он здесь.
– А? Что ты… Ты сказал, он здесь? – Том начал оглядываться по сторонам.
– Том, я не знаю, где он. Где-то рядом.
Томас стал торопливо расплачиваться с официантом, поскольку Джонни просто встал и направился к выходу с таким видом, словно он и не сидел тут полтора часа. Когда Том выскочил из ресторана, Джонни уже поворачивал в переулок метрах в ста от него. Чтобы не потерять друга из виду, Каротти припустил трусцой.
Повернув за угол, он увидел, что Джонни стоит в трёх домах от главной улицы, положив локти на невысокий заборчик, и разглядывает двухэтажный деревянный домик, выкрашенный зеленой, немного потрескавшейся краской. Перед домом была аккуратно подстриженная лужайка с несколькими ухоженными клумбами цветов.
– Он там. – Сказал, не поворачиваясь, Гиффет.
– Это его дом?
–Да, его. Он разговаривает … с мамой. Был на школьной экскурсии… Расстроен… Ричи. Его зовут Ричи. Ричард Коллинз.
– Нам не стоит тут долго находиться, Джонни. Давай немного пройдёмся. Он уже никуда от нас не денется.
Они вернулись в номер. Том настаивал, что им непременно нужен план, легенда. Он все перебирал разные способы, как им подобраться ближе к семейству Коллинзов. Джонни ему не мешал. Сам он не хотел ничего планировать – в таких делах у него всегда все получалось с первой попытки. Завтра он пойдёт к миссис Коллинз, и они обо всем договорятся. С ней-то уж точно проблем не возникнет. А вот мальчишка… Его мысли было прочитать сложно, ещё сложнее различить эмоции. Джонни словно ехал в автомобиле и пытался разглядеть из окна пейзаж сквозь высокий решетчатый забор, проносящийся за окном. Перестанешь всматриваться – и все, только стена перед глазами. Он даже немного утомился, пока стоял перед домом. «Ладно, главное сейчас – это его мама» – подумал он. Будем решать задачи поочередно.
Он пришёл к ним на следующее утро и так основательно запудрил мозги миссис Коллинз, что она не только наняла его садовником, но и разрешила ночевать в сарае, где был оборудован небольшой чердак, набитый соломой.
Миссис Лаура Коллинз имела сразу несколько скрытых мотиваций такого поступка, так что стоило ее немного раззадорить, и вот – Джонни уже разгребает кучи хлама на заднем дворе, имея возможность не только находиться поблизости, но и общаться с Ричи.
Пошла уже вторая неделя, как он трудился на поприще садовника, заодно успев настроить в доме локальную сеть, починить сломанный кондиционер и насос для полива. Для ремонта он «вызвал» своего коллегу, Томаса Каротти, известного мастера по починке всего на свете. У Джонни уже сложились более чем теплые отношения с миссис Коллинз. Он даже сам удивлялся: его раньше никогда так сильно не тянуло к женщине, которая даже не особенно интересовалась его внешним видом. Лауре было тридцать пять, она была в прекрасной форме, правда, своей внешности уделяла крайне мало внимания. У неё была идея, что она прекрасно может обойтись без мужчины, тем более, что у неё такой прекрасный мальчик, который всегда ей помогает. Но для Джонни не было преград, и психологический блок, который скрывал глубоко сидящие истинные потребности даже от самой Лауры, для него представлял просто шторку, которую достаточно было отодвинуть двумя пальцами. За ней можно было увидеть грусть, одиночество, желание быть любимой. Там спряталась надежда.
И оттуда, из-под толстого слоя льда, который вот уже три года старательно намораживался, к нему тянулась чудесная девушка. От неё у Джонни начинала кружиться голова и появлялась слабость в коленях. Лаура тоже это чувствовала, но лёд был очень толстый и прекрасно справлялся с возложенной на него задачей. Миссис «С меня хватит» всегда находила кучу срочных дел, которые просто не оставляли никакой возможности сблизиться с этим симпатичным и хозяйственным парнем.
Мальчишка все чувствовал гораздо сильнее своей матери. Он практически сразу начал ревновать, злиться, и появлялся всегда в самый неподходящий момент, когда казалось, что вот-вот что-то произойдёт.
«У него явно есть талант» – думал Джонни каждый раз, когда Ричи врывался в дом с очередным идиотским запросом. Последний раз это случилось вчера, когда Лаура решила угостить садовника чашкой кофе и неожиданно для себя составила ему компанию. Гиффет был просто уверен, что пацан укатил куда-то на своём велосипеде, и теперь у него будет, наконец, возможность поговорить с ней. Она расспрашивала его, как идут дела в саду, чувствуя, как у неё зреет желание пригласить его на ужин. Она уже набрала воздуха в грудь, чтобы решительно, на выдохе, произнести эту непроизносимую фразу: «Не хотите сегодня вечером с нами поужинать?». Именно в этот момент Ричи влетел на кухню, вереща что-то про стаю бешеных собак, которые погнались за ним возле лесопилки.
«Господь милосердный, как он это делает?» – подумал Джонни. Даже он не смог бы ничего почувствовать с другого конца посёлка.
«Ну, уж нет, в этот раз у тебя ничего не выйдет, маленький засранец» – решил Джонни.
– Лаура, так когда, вы сказали, приходить на ужин? – он обворожительно улыбнулся.
«Господи, я что, все же это сказала?» – миссис «С меня хватит» в панике пыталась придумать отговорку, но пристальный взгляд голубых глаз Джонни Гиффета не давал ей сосредоточиться. Ей казалось, она вот-вот сообразит, но мысли разбегались в стороны словно муравьи. Положение безвыходное.
Она собралась с духом и сухо пригласила его к семи часам. «Раньше сядем, раньше встанем» – она решила, что так будет более «безопасно».
Ужин прошёл просто прекрасно. После той выходки с собаками Гиффет, наконец, разозлился на Ричи, который просто выходил из себя все это время. Злился он крайне редко, и в этом состоянии был великолепен. Он влез одновременно в голову Ричи, его матери и в считанные секунды протряс через сито своей логики все, что там в этот момент происходило.
Ну, конечно, это нужно было заметить сразу. «Настоящая» Лаура появлялась только, когда Ричи не было рядом. У парня была неприязнь ко всем мужчинам, потенциально способным составить пару его матери. На них он переносил обиду, возникшую после ухода отца.
Благодаря своему дару, Ричи передавал все эти чувства матери, совершенно неосознанно делая ее несчастной.
Джонни было трудно пробиться к нему в голову, но не в этот момент. Гиффет был зол, а злость усиливала его способности многократно. Он разворошил старый чемодан на чердаке подсознания мальчишки, высыпал оттуда воспоминания раннего детства, развесил их по стенам его памяти. Заставил вспомнить, как они играли с отцом на пляже, строили сарайчик, и как он сильно любил его тогда. Ричи вспомнил, что даже тогда, когда у них с мамой окончательно испортились отношения, отец всегда готов был внимательно выслушать его, проводил с ним много времени и старался, как мог, оградить от их «взрослых» разговоров.
Джонни сделал за пару минут то, на что у психолога ушло бы несколько месяцев. Задумчиво глядя в окно и допивая свой кофе, он наблюдал, как Ричи вдруг помрачнел, развернулся и быстро поднялся в свою комнату. Он не хотел, чтобы мама видела его слезы.
Ещё до ужина он позвонил отцу, чего не делал ни разу с момента его переезда. Они ни разу не виделись с тех пор, поскольку мама добилась судебного решения о запрете посещений. Сделать это было несложно: отец под конец стал частенько выпивать и пару раз попадал в участок. Судья уже успела его запомнить и приклеить ярлык.
В таком запрете не было никакой необходимости, и Лаура никогда бы его не потребовала, если бы не Ричи и его детская обида, которую он не мог удержать в своей необычной голове. Теперь Гиффет отменил его. Освободил их обоих.
Так что за ужином никто не мешал миссис Коллинз быть собой, смеяться над шутками Джонни и позволять ему за собой ухаживать.
Конечно, мальчишка ещё немного ревновал, но это была вполне нормальная реакция. Кажется, Джонни начинал ему нравиться.
Стрельба из воздушки – только на первый взгляд простое дело. Уже после трёх выстрелов Джонни понял, что снайпера из него не получится. А вот Ричи сбивал банки одну за другой, уверенно перезаряжая ружьё. Они расстреляли целую коробку пулек и начали следующую, когда Гиффет почувствовал, что Лаура за ними наблюдает. Ее чувство к нему росло с каждой минутой, он это чувствовал так же, как она. Этому способствовал Ричи, который делился с ней своими восторженными ощущениями от общения с садовником. Для неё это имело огромное значение.
Он вдруг почувствовал, что счастлив. Наверное, впервые в жизни. Вокруг все словно светилось. Обострились все чувства, ему хотелось сорваться с места и бежать к ней. Но Ричи вносил свои коррективы. У него застряла в стволе пуля, а это было гораздо важнее всякой ерунды.
Обычно Джонни не обсуждал свою личную жизнь с другими, но сейчас ему было просто необходимо увидеть Тома. Джонни чувствовал, что не способен трезво рассуждать; ему нужен был совет рационального человека.
Том заехал за ним через двадцать минут и отвёз к Козьему обрыву. Пока Гиффет изображал садовника, Том изображал туриста. Он уже успел осмотреть все достопримечательности и теперь разбирался в них не хуже местных. Он, правда, не знал, почему обрыв называется Козьим, зато знал, что с него открывается потрясающий вид на горы.
«Хорошо, что я заехал за пивом, – подумал он, слушая довольно бессвязную речь Гиффета. – Тут на трезвую голову не разобраться».
Джонни вываливал на него потоки разрозненных эмоций, надеясь, таким образом, лучше донести до Каротти смысл происходящего, на деле же все запутывая.
– Так, прекращай. Я словно женщина в разгар мелодрамы. Ты не мог бы выражаться словами? На вот, выпей немного.
Джонни постарался взять себя в руки.
– Да, давай. Спасибо. Прости.
– Да все в порядке. Я слушаю. Тебе удалось создать интригу. Я, если честно, с трудом тебя узнаю. Ты всегда такой… последовательный.
–Том, она удивительная. Лаура… Я даже не знаю, как тебе это объяснить. Я никогда ничего похожего не ощущал, это совершенно другое – понимаешь, совершенно…
– Эээ, брат, ты, похоже, и вправду в неё втрескался. Вот, и тебя тоже поймали. Хорошо, хоть я пока что держусь.
– Том, что ты думаешь? Это серьёзно?
–Я думаю, что ты сам прекрасно знаешь ответ. Может, стоит пригласить ее на свидание, как считаешь? Я обычно так делаю.
– Хватит смеяться, Том! Если бы дело было только в ней, но есть ещё Ричи и вся эта история. Черт, все так запуталось!
– Не вижу проблем. Ричи уже большой, переживет, если что. К тому же, тебе больше не придётся спать на сеновале. Прости, я просто не могу сдержаться. – Том снова засмеялся. – Иди и пригласи ее прогуляться. Все от этого только выиграют.
Джонни последовал, не затягивая, совету друга. Он просто не мог держать все это в себе. Впервые он чувствовал неуверенность в разговоре с женщиной, боясь услышать отказ, даже чувствуя заранее, что она только и ждёт приглашения.
Она действительно ждала. Удивлялась самой себе. Словно в тундре вдруг наступило лето. И все расцвело. Ее сердце часто билось в ожидании. Миссис «С меня хватит» с позором бежала под натиском этих ярких эмоций, и Лаура порхала по дому словно бабочка, что-то напевая и улыбаясь. У неё почему-то было такое чувство, что Джонни непременно позовёт ее. Просто надо немного подождать.
Он заехал за ней в семь. Лаура предложила пройтись по одной из троп терренкура2. Тропа проходила по склону горы, поросшим сосновым лесом. Она шла и болтала, не умолкая, обо всем подряд. Он только изредка задавал вопросы, немного меняя направление ее мыслей. Она говорила про Ричи, про его успеваемость в школе, о том, как давно играла на фортепиано, а потом забросила с рождением ребёнка, даже о разводе с мужем говорила. Рядом с Джонни ей было удивительно легко, она как-то сразу и полностью доверилась ему.
Когда они шли назад, солнце покатилось к закату, и по склону стал спускаться туман. И она даже не заметила, как он ее поцеловал. Все было так правильно, так вовремя, именно так как и должно было быть. И закончился этот вечер тоже именно так, как и должен был закончиться.
Он проснулся от ощущения, что за ним наблюдают. Лаура спала, повернувшись боком, и луна мягко освещала ее лицо. Джонни смотрел на неё и улыбался словно школьник. Он чувствовал себя таким умиротворенным, словно, наконец, нашёл то, что искал всю жизнь, и теперь все будет хорошо. Она была прекрасна. Как отражение детской мечты на воде. Джонни захотелось дотронуться до неё. Он попытался протянуть руку, чтобы убрать с ее лица локон, но рука отказывалась слушаться. «Наверное, отлежал», – подумал он. Но повернуться на бок тоже не получилось. Тут он заметил, что Лаура не дышит. Ее грудь, которая совсем недавно равномерно поднималась и опадала, теперь была неподвижна. Тогда Джонни позвал ее. Точнее он, хотел ее позвать, но изо рта не вырвалось ни единого звука. И тут Джонни снова почувствовал, что находится в стеклянной коробке с картинками на стенках. Как и в первый раз, он потянулся изо всех сил наружу, надавил, и стекло разлетелось в пыль. И как тогда, Джонни увидел перед глазами ночное звездное небо.
Т’цо-гла’Ат был очень счастлив. Наконец, он мог себя порадовать. Последний оборот у него был крайне неудачным. Сначала он проиграл свою очередь Гза’ ат’ту, и тот полетел на Воду вместо него. Потом началась вся эта непонятная и ещё незаконченная история. Их кло’когн вернулся с мертвецом на борту, и отчёт навигационного модуля показывал, что им ещё управляли после смерти Гза’ат’та. Очень неудачно и то, что никто не видел, как Т’цо-гла'Ат входил в кло’когн в стыковочном блоке. Зато все видели, как он выходил. Ещё хорошо, что он несколько раз покидал свой отсек, пока не прилетел челнок с телом Гза’ат’та на борту. Последний раз такое случилось, когда Тец’ка-тли был навсегда изгнан теми-кто-не-может-вернуться. Т’цо-гла’Ат больше всего боялся повторить его судьбу, хотя тогда конечно ни у кого сомнений не оставалось. Тл’а-лок умер страшной смертью. Тец’ка-тли забрал его чи’а, все это почувствовали.
Даже изгои не опускались до такого преступления.
Их ковен был малочисленный, и все знали друг друга как себя. Т’цо-гла’Ату по земным меркам было примерно 850 лет. Правда, большую часть времени изгои проводили в анабиозе, отчего они сильно отставали в развитии от сородичей. Но это их не волновало – на родине их уже забыли, и вернуться туда было невозможно. Хотя Та-чи’а тоже находилась в рукаве Ориона, и добраться туда не составляло проблем, вернуться они не могли. Каждый изгой должен был стереть из памяти образ ее Чи’а. А без него проложить маршрут было невозможно. Галактика постоянно изменялась, и только Чи’а была вечна.
Т’цо-гла’Ат был рождён тусклым. Тусклые не могли собирать чи’а. Они могли только отбирать ее у других, да и то с помощью усилителей чи, разума. Они рождались крайне редко. Тусклые были смертны.
У них был выбор. Либо умереть достойно, прожив около 130 земных лет, либо встать на путь саморазрушения. Каждый раз, когда тусклый отбирал чи’а у другого, он продлевал свою жалкую жизнь на несколько лет. Или месяцев. Все зависло от чи’а. Хорошая чи’а могла поддерживать тусклого десять – двенадцать лет. У низших существ она была другая, ее хватало на пару недель. Никто не забирал чи’а у лишенных разума, ведь каждый раз, когда тусклый совершал преступление, он терял часть своей личности.