Илья Либман.
Про медведя и евреев и другие истории
Сборник малой прозы.
Про медведя и евреев
Часть первая
Один медведь, не такой еще старый, был изгнан крупной медведицей с малышами из малиновых посадов. Сезон малины к тому времени прошел, так что медведь не особенно боролся за утерянное право на территорию, а пошел себе странствовать в Катскильские горы.
Пару месяцев назад, во время сбора малины, он слышал от гостившей у них в посадах медведицы про те горы, что тамошние медведи живут настолько сытно, что зимой на спячку не ложатся, а бродят себе и гужуются на человеческих помойках.
Наш медведь никогда не бывал на стационарных человеческих помойках, потому что был не около городским жителем, а обитал на территории федерального парка. Однако, ему приходилось пару раз нападать на лагеря туристов, когда те сидели у костра и ели-пили.
Медведь подумал, если человеческие помойки хотя бы слегка похожи на обиталища туристов, то за этим стоит сходить. Так он и сделал: встал на задние лапы спиной к сучковатому дереву, чтобы почесаться на дорожку и заодно про навигировать в своем головном GPS дорогу на Север. Почесaлся он всласть и пошел.
Надо сказать, что медведи живут сами по себе не случайно. У большинства из них – скверный характер и высокое самомнение. С другими медведями им незачем дружбу водить да и пищей делиться ни с кем не надо. В лесу им одним совсем не скучно, потому что они не просто бродят, а все видят и примечают для себя – может когда-нибудь такое пригодиться.
А про еду в лесу они думают крайне редко. Едят они, конечно, много, но особенно не разбираются, если голодны, какой свежести съедобное или что на первое, а что на второе.
Наш медведь, как и все его родственники, мог унюхать съедобное на большом расстоянии, и то, что унюхивалось, проходило через его мозг в форме плоско-вкусовых образов, типа рекламы из журналов с запахами. Вместе с плоско-вкусовым образом протекала через мозг и другая полезная информация типа, расстояние до объекта, его скорость движения и состояние его здоровья, возраст и сила.
Медведю, конечно, вся эта информация построчно была ни к чему, но общий ее результат контролировал медвежьи лапы – в каком направлении им стоит топать.
Пока одна часть его мозга занималась анализом запахов, другая часть занималась рассуждениями и соображениями. Как например, в тот раз медведь подумал, что раз уж он решил связать свою жизнь с человеческими помойками, то почему бы ему не узнать побольше и о самих людях. С точки зрения запахов люди были намного ниже по рангу, чем крупный и мелкий рогатый скот, а задирать кого-либо из спортивного интереса в лесу не принято.
Так шел он себе и размышлял, что неплохо бы было сойтись с людьми для изучения их повадок, а заодно разобраться, что это за помойки такие у них есть.
К этому моменту своих размышлений наш медведь вышел на пригорок и увидел внизу широкую блестящую тропу, по которой быстро проносились какие-то неизвестные ему животные. Тропа эта шла в северном направлении – как раз куда и ему было надо, но выходить прямо на нее он не стал из-за опасения столкновений с быстро проносившимися. И пошел он себе рядом с блестящей тропой.
Погода была неплохая. Все еще теплое сентябрьское солнце светило ему в спину. К своему удивлению прямо рядом с тропой ему попадались совсем не лесные предметы не растительного характера, но пахло от них довольно аппетитно. Медведь подобрал полупустую коробку яркого цвета. В ней лежал недоеденный бургер и жаренная картошка в кетчупе. Что-то похожее он пробовал однажды, когда ворвался в лагерь к туристам.
Медведь доедал неожиданный бергер и ни о чем особенном не думал, когда с тропы донесся нарастающий звук чего-то большого. А вслед за звуком рядом с ним приземлилась банка с недопитым пивом. Надо сказать, что пиво ему понравилось еще больше, чем бергер, потому что банку можно потом было пожевать просто для интереса.
Тем временем медведь чувствовал, что за ним наблюдает много пар глаз, но опасности от наблюдений у него не было. Медведь задумался о человеческих помойках: может они уже начались и переться в Катскильские горы совсем необязательно. Но может быть это и не помойка, потому что еды здесь не так много, чтобы гужеваться, как в медведицинином рассказе.
Медведь брел вдоль тропы в северном направлении и слушал разговоры птиц. Это было не обычное кудахтанье или пение ни о чем конкретном, а обсуждение. И хотя птицы трезвонили на разные голоса, но сообщения их были об одном предмете под названием «roadkill».
Медведь не знал, что это такое и никогда возможно и не узнал бы, если бы не увидел на блестящей тропе мертвого енота. Как мы говорили раньше, медведи очень много едят и заслуженно считаются всеядными. Всем жителям леса также известно, что мертвые еноты так просто не валяются, и наш медведь без промедления последовал к еноту. Ему еще издали было видно, что енот этот погиб не от болезней и не от когтей или зубов, а был совсем недавно молодым и здоровым.
И как раз в тот самый момент, когда медведь хотел подобрать эту меховую отбивную и уйти с ней в кусты, он опять услышал от сотен птиц неизвестное ему «roadkill» и увидел, что прямо на него несется по тропе неизвестное и большое на приличной скорости.
У медведей обычно отличная реакция на внешние раздражители. К тому же многие из них могут предвидеть неблагополучное. И наш медведь не был исключением: с енотом в зубах он очень проворно для своего размера перекатился с дороги в кусты и оттуда увидел, как по дороге пронесся автобус полный людьми.
Но на этом его злоключения не закончились: там, кустах, над ним низко на дереве сидело несколько птиц с агрессивно растопыренными крыльями и наперебой кричали, что это их «roadkill». Все сразу встало на свои места: быстро несущиеся убивают животных, которые переходят на другую сторону блестящей тропы, а хищные птицы этим питаются. Но поскольку большинство из птиц не так молоды и настоящие гурманы, то они не бросаются обжираться так сразу, а выжидают, чтобы мясо немного повялилось на солнышке и как следует отбилось другими быстро проносящимися.
Медведь понимал птичий язык, но отвечал на медвежьем: он качнул пару деревьев, так что те затрещали, и птицы разлетелись.
Меховую отбивную он есть не стал – уж слишком много с ней возни и так не сильно голоден он был.
Тем временем за кустами на тропе раздалось шипение. Это остановился автобус. Из него медленно выходили люди. Потом другие люди также медленно влезали в него, и автобус унесся дальше, на север.
Смутная идея посетила медведеву голову… а что если и он поедет дальше на Север в автобусе – он бы мог сойти за пассажира, если бы имел бейсбольную шапку и твердо стоял на задних лапах. Сначала эта идея была очень смутной, но чем дальше шел медведь вдоль тропы, тем идея эта принимала все более конкретные формы, типа хорошо бы еще иметь рюкзак за спиной, газету и наушники на ушах.
К тому времени на лес опустилась ночь. Медведь выбрал себе ложбину под большой сосной, откуда замечательно просматривался небосвод, улегся и начал ждать. Когда небо потемнело настолько, что на нем замерцали звезды, он нашел среди них созвездие Большой Медведицы, пересчитал все его звездочки и заснул.
Часть вторая
17-ти летний Янкель Берстайн любил свою работу. Теперь его голова была занята не только непонятными историями про жизнь доисторических еврейских племен, их хождениях по пустыням и битвах со скотоводами других племен за пастбища. Теперь он работал в ювелирном цеху вместе со всеми своими братьями и сестрами, тетками, дядьками и кузенами.
Его голова, не занятая никакими тривиальными познаниями, теперь была полностью посвящена названиям различных ювелирных номенклатур и местам, где они хранились. За несколько месяцев работы он запомнил абсолютно все и знал лучше любого компьютера, сколько и каких изделий или запасных частей к ним у них в цеху имелось.
Худосочный, с вечно шмыгающим носом, в засаленном сюртуке одного из старших в семье, он носился, как челнок между этажами и комнатками, подносил недостающие детали и уносил готовые изделия. У него даже не было времени присесть и выпить свое дневное молоко с ломтем вчерашнего штруделя.
Трое из его дядей и одна тетка смотрели на него с надеждой, что они выдадут замуж за такого работящего паренька одну из своих дочек. Дочкам было это сказано, и они поедали Янкеля глазами, когда бывала такая возможность, и слали ему эсэмски всякий раз, когда ходили в туалет по нужде.
У Янкеля не было времени быть с ними галантным кавалером, он просто измерял глазами видимые и невидимые прелести всех женщин, не исключая кандидаток, и не выделял никого особенно.
В 5 часов вечера большой автобус останавливался недалеко от их 47 улицы, и все спешили занять в нем удобные места. Автобус это был не обычный, рейсовый или экспресс, а чарторный. Его нанимали для своих работников хозяева 4 ювелирных компаний, и каждый день недели, кроме субботы, автобус привозил в Нью-Йорк и увозил из города –домой одну и ту же группу людей. Все они жили в одном маленьком городке за рекой, на севере от большого города. Иногда автобус запаздывал на несколько минут, и работники ювелирных бизнесов вынуждены были стоять в самом центре Нью-Йорка и ждать. Своим внешним видом они были похожи на театрализованное шествие, представляющее картину 19 века. Тысячи туристов, гостей города, проходя мимо, именно так о них и думали и пытались распознать среди предполагаемых актеров знаменитости.
Иногда в ожидании автобуса ювелиры курили сигареты. Туристы находили такое недоработкой в постановке, как несоответствие с исторической действительностью и недобро смеялись.
Ювелирам было все равно, где они находятся, как они выглядят, кто все эти люди вокруг и почему они смотрят на них с таким интересом. Не интересовали их ни сверкающие рекламы величиной в 20-ти этажные дома, ни одетые диснеевскими характерами ханыги, предлагающие туристам сфотографироваться с теми за деньги.
Все ювелиры были, как один аутистический организм в ожидании автобуса.
Если время ожидания переваливало за 2 минуты, ювелиры начинали не на шутку волноваться. Они делились на разнополые и возрастные группы и страстно обсуждали задержку транспорта. Речь их была, на удивление, артикулярной и легко доступной постороннему уху. Проходящие мимо туристы этому не удивлялись – у всех актеров должна быть отличная дикция и произношение, иначе как бы можно было их понять с галерки. Не удивляли туристов и темы горячих обсуждений: подумаешь, какой-то около революционный бред позапрошлого столетия.
Но слушали говорящего далеко не все. А если быть еще точнее, то не слушал его никто. Каждый, кто желал что-то сказать по теме или без нее, просто ждал своей очереди – 3 мгновений затянувшейся паузы оратора, чтобы произнести свое. Если пауза была прервана преждевременно, то два оратора говорили громко о разном, и между ними могла возникнуть склока.
Неистовые речи вели исключительно мужчины, а женщины стояли в стороне с отрешенными лицами и придерживали свои парики при сильных порывах ветра. Большинство из них, несмотря на юный возраст, отличались полнотой тела, неестественно белым цветом кожи и плоскостопием.
Хотя все ювелиры знали друг друга долгое время, но в разговоры никогда не вступали с работниками не своей компании.
Мужчинам нельзя было заводить разговора с женщинами, а женщинам с мужчинами, но можно было обсуждать противоположный пол между собой.
К счастью, у всех у них были телефоны самых последних моделей, и религия не запрещала ими пользоваться.
Когда, все-таки, их гигантский автобус медленно высовывал свое рыло из-за угла, весь этот еврейский ювелирный организм охватывала дрожь восторга. Глаза каждого из них светились явным огнем непоколебимой веры во всевышнего – ох не напрасно они молились последние 4 минуты за их счастливое возвращение домой. Ох, не напрасно.
Все улыбались вымученными улыбками, как чудом уцелевшие бойцы, оставшиеся невредимыми после кровавого побоища. В автобус, однако, никто не торопился – менее активные мужчины и женщины ждали, когда часть более активных мужчин обойдет автобус по крайней мере два раза, полупит своими игрушечного размера ботиночками по непробиваемым колесам и убедится, что ничего не отвалилось, в то время как другая часть активных мужчин с пристрастием ревнивых жен выкрикивают упреки водителю… где он шатался так долго.
В конце концов, ювелиры рассаживались, и начиналась обычная перекличка. Представители всех четырех компаний должны были убедиться, что их работники находятся в автобусе и готовы к отъезду домой.
Поскольку все четыре компании были равными плательщиками за наем автобуса, то все четыре представителя этих компаний одновременно, перекрикивая друг друга, называли имена и фамилии своих работников. Это напоминало что-то среднее между курятником и призывным пунктом израильской армии.
Перекличка имен необходима потому что в автобусе категории люкс установлены глубокие кресла с высокими спинками, из –за которых невозможно увидеть ювелиров, если они не подадут свой голос.
Снаружи, такой автобус всегда выглядит пустым, если никто из пассажиром откровенно не расплющивает свои губы об дымчатое стекло изнутри.
Перекличка заканчивается неожиданно и одновременно, как предштурмовая канонада.
В автобусе не хватает Янкеля Берстайна. Из-за высоких сидений, как из суфлерского оконца на сцене, раздался убедительный шепот Любки-Дупки: «Я видела Янкеля рядом с двумя шиксами на углу. Они предлагали ему что-то, а он ковырял в носу…»
По договору автобус не мог отправляться в обратный путь, если хотя бы одного из пассажиров не было на борту.
Четыре семьи – владельцы ювелирных бизнесов знались по-соседски друг с другом на профессиональном уровне и откровенно не конкурировали, потому что вели производство и торговали разным. Еще их объединяли места жительства работников. Кроме того у них были фамилии с одним общим корнем: Бернстайн, Берлаго, Берландер и Медвед с ударением на первом слоге, но на это никто не обращал особого внимания.
Брать в наем автобус такого класса было делом совсем не дешевым: кроме контроля климата, он был оснащен двумя туалетами, скоростным интернетом и гигантским пространством для багажа, которое занимало весь первый этаж автобуса. Но далеко не забота о работниках была первоочередной задачей хозяев ювелирных компаний.
Им было важно любой «разумной» ценой не дать своим работникам пересекаться с другими ювелирами -профессионалами и иными личностями, которых много трется около драгоценных металлов и камней.
Но на этот раз все обошлось – Янкель молотил кулаком в закрытую автобусную дверь с отличной новостью, что он нашелся.
Его впустили в автобус, но хороших мест уже не было, и ему пришлось усесться рядом с Милтоном, 30-ти летним толстяком, рядом, с которым никто не хотел сидеть из-за его болезни ног. Милтон, несмотря на свой более, чем зрелый возраст, женат не был, но про женщин знал, по его же словам, много. Об этом он рассказывал всякий раз своим попутчикам по автобусу.
Милтон, кузен Янкеля, не был восходящей звездой бизнеса исключительно из-за болезни ног. Он был отличным ювелиром от А до Я, но его не могли выпустить в зал к покупателям.
Несколько пар сочувственных взглядов сошлись в силовой пучок на Янкелевой вихрастой голове, когда он устраивался на свое кресло. Милтон уже вовсю ворошил уебсайты, чтобы получить еще больше познаний про женщин: во все кресла автобуса были встроены мониторы, которые могли быть использованы, как телевизоры или для интернетных приключений.
Для всех, без исключения, пассажиров автобуса путешествие на работу и обратно домой было самым хорошим временем дня.
Девушки и женщины обычно смотрели какие-нибудь мыльные драмы, советы по домоводству или писались/искались на популярном сайте singlejew.com.
Наиболее горячие из них заглядывали на сайты с фотографиями профессиональных французских рэгбистов, которые имели неплохие фигуры и фоткались парами исключительно голыми. Если фотографии попадали в цель, то горячеголовые тяжело дышали.