Чувствуя на себе понимающие взгляды и слыша несущиеся со всех сторон неодобрительные реплики, Саванна наконец нанесла решающий удар.
– Куда, спрашивается, она, по ее мнению, пришла – в «Икею»?
Рене, завершавшая работу над прической Дебби, почувствовала, что краснеет. Да что плохого в «Икее»? Большая часть ее собственной мебели была куплена в этом шведском магазине. Мысленно поклявшись, что Саванна никогда не переступит порог ее дома, она схватила с полки баллончик лака для волос и сбрызнула им прическу своей клиентки.
– Все, – сказала она. – Готово!
Рене вручила Дебби зеркальце и повернула ее кресло, чтобы она могла посмотреть, как ее новая прическа выглядит сзади.
– Ну, как, нравится?
Глаза Дебби заблестели, щеки залились радостным румянцем.
– Да это просто прекрасно! Саванна права – вы и впрямь можете сотворить чудо из самых проблемных волос!
Рене скромно улыбнулась и сняла с Дебби пеньюар. Дебби Краудер вошла сегодня в салон, настороженная, как полевая мышь, и ее тонкие пепельно-русые волосы были подстрижены и уложены так, что не подчеркивали, а, наоборот, скрывали ее лицо в форме сердца и красивые серо-голубые глаза. Уговорить ее поменять прическу было нелегко, но Рене всегда нравились трудные задачи. Как приятно было видеть, как сверкают глаза Дебби!
– Ваши волосы совсем не проблемные, – сказала она. – Вам просто надо было постричь их по-другому и, может быть, – она на мгновение заколебалась, – вам нужны более качественные средства для ухода за ними.
Эта часть работы нравилась Рене меньше всего – необходимость продавать клиенткам средства для волос. Разумеется, их салон предлагал их тоже. Продажа высококачественных и дорогих брендов была очень выгодна как для салона, так и для парикмахеров, которые получали свою комиссию за каждую проданную единицу такого средства. И все же эти финансовые стимулы смущали совесть Рене. С тех пор, как она развелась, ее финансовое состояние было неустойчивым, и когда счета начинали накапливаться, а поступление чеков с пособиями на детей запаздывало, ей было трудно с уверенностью сказать, на чем базируются рекомендации тех или иных средств для волос, которые она дает своим клиенткам: на их нуждах или на ее собственных.
– Знаете, Рене, все получилось просто идеально. Сколько я вам должна?
Рене почувствовала укол досады, когда назвала цену, которую салон Вайноны взимал за стандартную стрижку и сушку. Для здешних мест эта цена была низкой, и она составляла всего лишь треть от того, что парикмахер зарабатывал в Кэмдене. Правда, стоимость жизни в Болингброке была ниже, чем на севере, но после того, как свою долю забирала Вайнона, Рене в основном приходилось полагаться на чаевые, чтобы хоть как-то свести концы с концами.
– Что ж, оно того стоило, – сказала Дебби, доставая из сумочки бумажник.
Она протянула Рене именно столько, сколько стоила ее стрижка, затем вынула из бумажника еще два доллара.
– А это вам лично.
Но когда она протянула деньги Рене, откуда ни возьмись появилась рука Саванны и стукнула по пальцам Дебби.
– Что это ты задумала?
Дебби отпрянула, все еще сжимая два доллара.
– Я же говорила тебе, – сказала Саванна, – раз я послала тебя к ней лично, в чаевых нет нужды. Да если подсчитать всех тех клиенток, которым я ее рекомендовала, Рене должно быть стыдно брать у тебя честно заработанные тобою деньги в качестве чаевых. – Она грозно улыбнулась, повернувшись к Рене: – Верно, дорогуша?
Рене сглотнула, разрываясь между желанием раз и навсегда расставить все точки над i и боязнью потерять благосклонность Саванны. Та и впрямь порекомендовала ее многим клиенткам, большая часть которых, когда Саванны не было рядом, давали ей щедрые чаевые, к тому же, если понадобится, она и Дебби смогут уладить этот вопрос позднее. Как бы то ни было, нет смысла спорить из-за двух баксов.
– Разумеется, – сказала Рене. – Саванна была ко мне очень добра.
– Вот именно, – промурлыкала Саванна. – А если тебе все равно хочется потратить эти два доллара на пустяки, Дебора Джин Краудер, ты можешь купить мне один из этих гигантских леденцов, которые продают в супермаркете «Пигли-Вигли». Деньги, вырученные за них, идут на благотворительность.
Кладя деньги обратно в бумажник, Дебби понуро сгорбила плечи и опустила свои серо-голубые глаза. Рене почувствовала, как ее губы непроизвольно сжались. Потеря своих законных чаевых расстроила ее куда меньше, чем то воздействие, которое бесцеремонность Саванны оказала на ее клиентку. Вся уверенность в себе и все приподнятое настроение, которые подарила Дебби ее новая прическа, мгновенно сошли на нет от выговора, сделанного ей Саванной. Когда они обе вышли из салона, Рене глубоко вздохнула и попыталась заставить свое колотящееся сердце биться медленнее. Когда-нибудь, подумала она, Саванна зайдет слишком далеко, и она уже не сможет смолчать. А пока что остается надеяться, что, когда этот день придет, ее финансовое положение будет не таким аховым, как сейчас.
Подошло время обеда, и Рене надо было подмести остриженные волосы с пола, прежде чем уходить на перерыв. Она подняла прядь тонких темно-русых волос Дебби и положила ее в маленький пластиковый пакетик, затем замела остальные волосы в совок и выбросила их, а пакетик положила в карман. У нее было двадцать минут, чтобы проглотить свой обед и приготовиться к обслуживанию следующей клиентки.
В комнате отдыха племянница Вайноны, Сисси, вынимала из сушки пачку полотенец.
– Привет, Ренни. Как дела?
Рене отвернулась, чтобы Сисси не увидела ее невеселой улыбки, и начала искать в холодильнике свой пластиковый контейнер с едой. Сисси коверкала ее имя уже так давно, что она перестала ее исправлять.
– Хорошо, – ответила она, доставая со второй полки голубую пластиковую коробку.
– Я слышала, что Саванна сказала насчет твоих чаевых. Как некрасиво с ее стороны.
– Да ладно, ничего, – ответила Рене. – Все образуется.
Она приподняла один угол крышки контейнера, поставила его в микроволновку и нажала на кнопку разогрева.
Сисси вывалила охапку полотенец в корзину для белья и поставила ее рядом со столом.
– Ты не против, если я буду класть сложенные полотенца на стол?
– Нет, не буду, так что давай, клади. Мне не нужно много места.
– Так я и думала, – сказала девушка, кладя на столешницу первое сложенное полотенце.
Когда зазвонил таймер, Рене взяла вилку и начала перемешивать еду в своем контейнере. Сисси вскинула одну бровь.
– Что у тебя там?
Рене подцепила вилкой кусочек еды.
– Остатки, – сказала она.
– Похоже на блевотину. Ой, я не хотела тебя обидеть.
Рене покачала головой. Сисси была славной девушкой, но тот фильтр, который не позволяет большинству людей ляпать первое, что приходит им в голову, отсутствовал у нее совсем.
– По правде сказать, это мешанина из остатков трех разных трапез, – сказала Рене. – Думаю, мои дети согласились бы с твоей оценкой.
Гора полотенец стала такой высокой, что грозила упасть. Сисси отодвинула ее в сторону и начала складывать еще одну.
– Как твои дети?
– Хорошо. – Рене сделала глоток диетической кока-колы. – Тренер Дилана считает, что ему предложат футбольную стипендию в университете Клемсон.
– Ух ты!
– А у МакКенны появились хорошие подружки, с которыми она проводит время после школы.
– А как дела у твоего младшенького, Кирана?
Рене сглотнула. Как дела у Кирана, ее умненького, но проблемного малыша?
– У него все в порядке, – сказала она. – После работы у меня будет встреча с его учительницей. Может быть, тогда я узнаю больше.
Сисси встряхнула еще одно полотенце.
– Я читала, что то, что дети едят, может повлиять на их поведение. От фастфуда они могут того, сбрендить.
Рене не отрывала глаз от еды в пластиковом контейнере. Намерения у Сисси были самые благие, но она, Рене, не хотела говорить на эту тему. Она знала, что ее сын не такой, как другие, но, если вдуматься, все дети немного странные. Это всего лишь этап развития личности, только и всего. Он перерастет свои странности, как он вырос из коротких штанишек и избавился от привычки сосать палец.
– Да, – сказала она. – Я тоже об этом читала.
В течение нескольких минут в комнате для отдыха слышались только хлопки встряхиваемых полотенец. Затем Сисси сказала:
– Как прошло твое свидание вслепую? Этот чувак и впрямь был такой милый, как говорил твой отец?
Рене покачала головой.
– Думаю, у меня с отцом разные представления о том, какие мужчины могут меня заинтересовать, – ответила она, опять переживая то унижение, которое ей пришлось испытать вечером в пятницу.
Рене сглотнула, чувствуя, как у нее сводит желудок при мысли о последних ужасных минутах ее свидания с Батчем.
«Несколько крепких шлепков по попе выбили бы из этого твоего парнишки всю его дурь».
Как будто лицевые тики Кирана – это просто способ привлечь внимание! Рене стиснула зубы, невольно злясь на Сисси за то, что та напомнила ей об этом ужасном вечере.
– Жаль, – вздохнула Сисси. – Я была бы не прочь, если бы мой отец помог мне найти подходящего парня.
– Поверь мне, – сказала Рене, вставая из-за стола, – перспектива такой помощи только кажется привлекательной.
Она вымыла свой пластиковый контейнер в раковине и надела чистый передник.
– Ах да, – сказала Сисси. – Чуть не забыла…
Она подошла к своему шкафчику и достала оттуда небольшой бумажный пакет.
– Я собрала их для тебя.
Рене открыла пакет и увидела внутри пластиковые пакетики с волосами. Она подняла глаза и улыбнулась.
– Спасибо, Сисси. Уверена, Киран будет рад.
– Нет проблем. Просто, хм, скажи ему, чтобы никому не говорил, откуда он их взял, ладно?
– Не беспокойся. Я ему напомню.
Она сунула руку в карман и достала мобильный телефон.
Сисси нахмурилась.
– Что ты делаешь?
– Посылаю сообщение отцу, – ответила Рене, идя к двери. – Хочу напомнить ему, что сегодня я опоздаю к ужину.
– Везет же тебе. Мой отец скорее уморил бы нас всех голодом, чем приготовил что-нибудь поесть.
Рене положила телефон в карман и пошла к своему рабочему месту. Сисси права, подумала она. Ей повезло, что ей помогает отец. Правда, это палка о двух концах.
Глава 4
Киран сидел возле двери кабинета директора школы, болтая ногами, не достающими до пола, и ожидая разговора со школьным социальным педагогом. Его учительница, миссис Дэлтон, велела ему встретиться с этой дамой в кабинете директора, а потом, сказала она, они с его мамой поговорят об этой встрече, но при этом миссис Дэлтон не объяснила, что именно случится, когда он зайдет в кабинет. Интересно, эта дама, школьный социальный педагог, она хорошая? Придется ли ему писать какой-нибудь тест? Он надеялся, что разговор с ней займет не слишком много времени. Скоро придет время обеда, и ему совсем не хочется опять встречаться с Коуди.
Мальчик сунул правую руку в карман и погладил пальцами клок собачьей шерсти, который он достал из своей коллекции волос. Когда он теребил жесткие шерстинки, это было как волшебство – ему становилось так же спокойно, как когда он был рядом с тем псом. Как жалко, что собака убежала. Если бы он последовал за ним домой, может быть, мама разрешила бы ему оставить этого пса у себя. Тогда ему было бы с кем играть после школы, вместо того чтобы просто торчать в одиночестве в своей комнате.
Киран закрыл глаза и стал теребить шерсть еще энергичнее. Хоть бы мама разрешила ему пойти из школы домой пешком, чтобы он мог посмотреть, там ли еще этот пес. Если он окажется на том же месте, может быть, они смогут вместе поиграть во что-нибудь интересное, например, сделать вид, что они пираты, или построить форт. Он открыл глаза и печально вздохнул. А если пес пойдет с ним, то, возможно, мама все-таки разрешит ему оставить его у себя.
Дверь кабинета директора отворилась, и оттуда вышла женщина в голубом платье.
– Привет, – сказала она. – Ты Киран?
Он кивнул.
– Я доктор Джоан. Давай зайдем в кабинет и поговорим.
Киран вынул руку из кармана и вслед за ней зашел в кабинет.
Перед письменным столом директора стояли два кожаных кресла – на том, что было слева, лежала желтая бумажная папка, а сиденье того, что было справа, оставалось пустым. Доктор Джоан убрала папку и села. Киран сел во второе кресло и огляделся по сторонам. Он никогда еще не был в кабинете директора, но знал нескольких ребят, которым довелось тут побывать. Они рассказывали на игровой площадке о том, что с ними тут приключилось, и в этих рассказах не было ничего хорошего.
– Итак, – сказала она, – как у тебя сегодня дела?
– Наверное, хорошо.
– Ты знаешь, зачем ты здесь?
Он покачал головой.
Социальный педагог нахмурилась, заглянула в папку, что-то пробормотала и отложила ее в сторону.
– Киран, миссис Дэлтон сказала мне, что тебе нравится считать свои шаги, когда ты ходишь по школе. Это правда?
Он заерзал на своем кресле.
– Если честно, мне это не нравится.
– Но ты их считаешь, потому что тебе это нужно?
Мальчик мгновение смотрел на нее молча, потом медленно кивнул.
– Поэтому ты и строишь иногда рожи или кашляешь, хотя ты и не простужен?
Киран сглотнул. Никто никогда еще не спрашивал, почему он это делает, все просто говорили ему, чтобы он перестал. Он опять кивнул.
– А как ты себя чувствуешь, когда считаешь шаги или строишь рожи?
Он понурил голову.
– Плохо.
Доктор Джоан наморщила лоб.
– Плохо, как когда у тебя болит живот, или плохо, как будто ты плохой человек?
– Просто плохо. – Киран отвел глаза. – Люди насмехаются надо мной. Говорят, что я чокнутый урод.
– Так тебя называют все или только некоторые?
Киран опять заерзал – он не знал, что сказать. Если он скажет ей, что так его обзывает Коуди Дэниелс, она расскажет об этом директору? Ему и так плохо в школе, и он совсем не хочет, чтобы все стало еще хуже. Он покачал головой:
– Некоторые. Я не помню кто.
Она кивнула:
– Значит, некоторые дети в школе насмехаются над тобой, а некоторые нет.
– Наверное.
– И это тебя напрягает?
Он устремил на социального педагога испытующий взгляд. Она что, тоже насмехается над ним, что ли? Нет, решил Киран. Просто взрослым нравится задавать глупые вопросы, такие, как этот. Он кивнул.
Доктор Джоан опять открыла папку и начала что-то писать. Ожидая, когда она закончит, Киран продолжал рассматривать кабинет. У стены в стеклянной витрине стояли спортивные кубки, на полке лежал футбольный шлем, а на нем стояла фигурка тигра с качающейся головой. Киран заметил, что по полу что-то движется – это была ярко-красная божья коровка, она ползла под столом директора. Миссис Дэлтон рассказывала, что когда-то люди любили божьих коровок, потому что они симпатичные и питаются тем, что больше никто не ест, но теперь их считают просто вредителями.
Социальный педагог подняла глаза, держа ручку наготове.
– У меня есть к тебе еще несколько вопросов, а потом ты можешь идти. Хорошо?
Он пожал плечами.
– Ага. Ладно.
– Когда ты впервые начал считать, строить рожи и издавать странные звуки?
– Не знаю.
– Это началось, когда ты жил в своем прежнем доме, или после того, как ты переехал в Болингброк?
– В прежнем доме.
– И сколько, по-твоему, ты считаешь, ну, в среднем?
Киран нахмурился.
– То есть докуда?
– Нет, я хочу сказать, как часто ты чувствуешь потребность начинать счет? Как ты думаешь, ты делаешь это каждый день или пару раз в неделю?
– Наверное, каждый день.
– Чаще, чем один раз в день?
– Ага.
– Чаще, чем пять или шесть раз в день?
Киран облизнул губы. Он никогда не замечал, сколько раз в день он начинал считать или морщил нос, или издавал странные звуки. Иногда он даже не сознавал, что делает это, пока кто-нибудь не говорил ему, чтобы он прекратил. Чаще всего он просто надеялся, что это пройдет само собой, а когда это и впрямь проходило, старался об этом забыть. Он покачал головой.