– Может быть, – сказал он. – Я точно не знаю.
– Ты когда-нибудь начинал мыть руки, а потом вдруг осознавал, что не можешь остановиться?
Киран потер руки одна о другую.
– Нет. – Он сделал паузу. – Может быть.
Доктор Джоан сделала еще какую-то запись в своей папке.
– А как насчет открывания и закрывания дверей?
Киран ощутил укол страха. Он почти чувствовал, как он открывает и закрывает дверь, опять и опять…
– Нет. – Он покачал головой. – Я этого не делаю.
Она кивнула:
– Хорошо, тогда давай вернемся к счету. Отчего именно тебе хочется считать?
– Я вовсе не хочу этого делать. Мне просто нужно это делать.
– Да, конечно, – сказала она. – Прости. Мне следовало выразиться иначе: есть ли что-нибудь такое, что заставляет тебя испытывать потребность что-то считать?
Он пожал плечами, думая о том, как он считал шаги по дороге к этому кабинету.
– Наверное, это случается, когда я нервничаю. Или боюсь.
Как сейчас.
Мальчик ощутил что-то вроде щекотки внутри своей щеки; у него всегда бывало такое ощущение перед тем, как он строил рожу. Доктор Джоан опять что-то писала в своей папке. Киран попытался стереть со щеки ощущение щекотки, надеясь, что она ничего не заметит.
Она подняла глаза и улыбнулась.
– А тебе бы хотелось перестать делать то, из-за чего люди над тобой смеются?
Киран кивнул опять.
– Что ж, это хорошо, – сказала доктор Джоан. – Думаю, я могу тебе помочь. Ты бы этого хотел?
– Да, мэм.
– Хорошо. Сегодня вечером миссис Дэлтон поговорит обо всем этом с твоей матерью. Если она согласится, мы внесем твое имя в список, и я пошлю твоим родителям бланк разрешения на работу с тобой, чтобы они его подписали.
– Не родителям, а только моей маме, – сказал Киран.
– А, ну, хорошо. Значит, я пошлю его твоей маме.
Он взглянул на дверь.
– А теперь можно я пойду?
– Подожди еще минутку. – Доктор Джоан закрыла свою папку. – А когда ты чувствуешь, что тебе нужно считать или строить рожи, есть ли что-нибудь, что помогает тебе перестать? Можешь ли ты подумать о чем-то таком или сделать что-то такое, отчего плохое чувство уходит?
Киран обдумал вопрос.
– Иногда я думаю о том, что говорит мне мой дедушка.
– А что именно он тебе говорит?
– Ну, если я пугаюсь из-за того, что сбился со счета, он напоминает мне, что это не страшно и можно начать сначала.
– Как мило. – Она улыбнулась. – Хорошо иметь такого дедушку.
– А когда у меня плохо прошел день в школе, он говорит: «Не давай этим маленьким засранцам доставать тебя».
– Понятно. – Доктор Джоан откашлялась. – А есть ли что-нибудь еще, что тебе помогает? Что-нибудь, кроме того, что тебе говорит твой дед?
– Когда я разговаривал с тем псом… – Он сунул руку в карман. – Когда я говорил с ним, я забыл и о счете, и о гримасах. Это было здорово.
– Еще бы, – сказала она. – Я рада, что у тебя есть собака, с которой ты можешь говорить. Собаки могут особенно хорошо помогать детям справляться со своими тревогами и страхами.
Она закрыла папку и встала.
– Ну, думаю, на сегодня у меня больше не осталось к тебе вопросов, Киран. Спасибо, что зашел и поговорил со мной. А теперь беги в свой класс; вот-вот должен прозвучать звонок на обед.
Киран словно в трансе пошел в класс. Доктор Джоан сказала, что собака могла бы помочь ему перестать считать и строить рожи. Когда это услышит его мама, ей придется разрешить ему завести собаку, что, разве не так? А когда она даст свое разрешение, он будет точно знать, какую именно собаку он хочет иметь. Киран с трудом мог поверить, что ему так повезло.
Зазвенел звонок к обеду, все двери в коридор разом распахнулись, и из классов повалили голодные ученики и бросились в сторону кафетерия. Киран начал пробираться сквозь толпу, которая мчалась навстречу ему, как приливная волна. Вот что бывает, когда грезишь наяву, сказал он себе. Почему, почему он позволил себе замкнуться?
Войдя в свой класс, Киран схватил из своего портфеля коричневый бумажный пакет с обедом и поспешил выйти в коридор. Двигаясь обратно в сторону кафетерия, он опустил голову, всей душой желая сделаться невидимым.
Он почти дошел до кафетерия, когда за его спиной громко хлопнула дверь и коридор наполнили звуки угрожающего смеха. Младших детей, идущих на обед, растолкали в стороны мальчишки из шестого класса, гурьбой вывалившиеся из своего класса, пихая друг друга и грубя девочкам.
Услышав пронзительные крики, явно издаваемые Коуди, Киран зашагал быстрее. Он уже почти дошел до шкафчиков для одежды; еще несколько футов, и он подойдет туда, где его будут видеть сотрудники школы, наблюдающие за соблюдением дисциплины в кафетерии во время обеденного перерыва. Только бы ему удалось не попасться в лапы Коуди еще несколько секунд…
– Прочь с дороги, чокнутый урод!
Киран почувствовал, как рука Коуди хватает его за плечо, с силой толкает, и вот он уже врезается в металлическую дверцу шкафчика для одежды, и слышит ее лязг. Киран пошатнулся, выронил свой обед, и ему осталось только беспомощно наблюдать, как Коуди и его дружки растаптывают его в кашу.
Глава 5
Рене жевала таблетку антацида, сидя в коридоре у двери в класс Кирана и ожидая, когда его учительница, миссис Дэлтон, пригласит ее войти. Эта встреча будет дополнением к регулярным беседам между учителем и одним из родителей, которые проводились два раза в год, и то, что Рене проглотила свой ужин наспех, почти не жуя, отнюдь не помогло ей успокоить ни ее бунтующий желудок, ни расходившиеся нервы. Неужели у Кирана опять неприятности?
Она слышала голоса, доносящиеся из-за закрытой двери класса, но не могла разобрать слов. Это было хорошо. Нет ничего хуже, чем копаться в своем грязном белье на людях. Если у миссис Дэлтон действительно есть проблемы с Кираном, Рене предпочитала, чтобы учительница рассказала ей об этом наедине. Ему и так пришлось несладко в его старой школе. Ей совершенно не хотелось, чтобы и здесь, в Болингброке, люди ополчились против ее сына, не дав ему ни единого шанса доказать, что он совсем не плохой.
Рене посмотрела на обрезки волос, прилипшие к ее юбке, и смахнула их вниз, но они тут же осели на ее легинсах. Она невесело покачала головой. Это показалось ей точным отражением самой сути ее жизни: всякий раз, стоило ей подумать, что какая-то ее проблема решена, как эта проблема просто выскакивала в другом месте.
Ее внимание привлек стук каблуков сапог по бетонному полу. В ее сторону шел высокий мужчина с проседью в волосах, и топот его ковбойских сапог гулко отдавался от голых стен коридора. В своей классической рубашке, галстуке в виде шнурка с орнаментальным зажимом, куртке и джинсах «Ливайс» он был немного похож на ковбоя «Мальборо» – для полноты картины ему не хватало только ковбойской шляпы.
Их взгляды встретились, и он ответил на ее улыбку.
– Вы кого-то ждете? – спросил он.
Она ткнула большим пальцем в сторону двери, находящейся за ее плечом:
– Я ожидаю беседы с учительницей моего сына. А вы?
– Убиваю время в ожидании друга. – Он показал на стул, стоящий рядом с ней: – Вы не против, если я сяду?
– Конечно нет, не стесняйтесь.
Садясь, мужчина сделал вид, что вежливо снимает несуществующую шляпу, подтвердив тем самым догадку Рене. Это открытие пробудило в ней любопытство. Скотоводство было лишь малой частью экономики Болингброка, так что скорее всего этот ковбойский прикид надет просто для понта, и этот мужчина приехал сюда недавно, как и она сама.
– Так вы здесь ради беседы с учительницей? Вы выглядите слишком молодо для женщины, у которой уже есть ребенок школьного возраста.
Услышав эту неуклюжую лесть, Рене покачала головой.
– Я уже довольно старая, – сказала она. – И у меня не один ребенок, а целых трое.
– Хм. Может быть, все дело в ваших волосах. – Он показал на ее челку. – Мне нравится розовый цвет.
Она подняла руку и смущенно коснулась своей челки.
– Я парикмахер. Так что это издержки профессии.
– Что ж, вам идет, – сказал мужчина. – Может быть, с розовыми волосами и я бы смотрелся лучше.
Рене подняла одну бровь.
– Вы просто смеетесь надо мной.
– Вовсе нет. Просто, по правде сказать, я был бы совсем не прочь немного поднять себе настроение. Но куда же подевались мои манеры? – Он протянул ей руку. – Меня зовут Трэвис Дил.
Рене пожала его руку и ощутила, что кожа на его руках довольно грубая.
Кто знает? – подумала она. – Может, он и правда ковбой?
– Рене Ричардсон, – сказала она. – Рада с вами познакомиться.
– Я тоже, – ответил Трэвис, вытягивая ноги вперед.
Рене стряхнула с юбки оставшиеся на ней волосы и заметила, что он взглянул на ее левую руку. Может быть, он проверял, есть ли на ней обручальное кольцо? У него такого кольца не было. Она прикусила губу, затрепетав, как девчонка, от мысли, что этот красивый мужчина может находить ее привлекательной.
– Стало быть, у вас трое детей, – сказал он. – И они все учатся в этой школе?
– Нет, только младший. Мой второй сын учится в старшей школе, а дочь – в средней.
– Выходит, у вас два мальчика и одна девочка?
– Да.
– Повезло вам. В нашей семье нас, детей, было только двое – я и мой брат. Мне всегда хотелось иметь сестру.
Рене рассмеялась.
– Мне надо будет рассказать об этом моему брату. Может быть, он захочет с вами поменяться.
Зачем я это сказала?
Она опустила глаза, чувствуя себя дурой. От этой попытки вести светскую беседу с незнакомым мужчиной она чувствовала себя такой же неуклюжей, как только что родившийся жеребенок. Она посмотрела через плечо на закрытую дверь класса, гадая, когда же появится миссис Дэлтон и ей придется закруглить этот неловкий разговор.
– У вас интересный акцент, – заметил Трэвис. – По-моему, вы не из Болингброка.
Рене покачала головой:
– В августе мы переехали сюда из Кэмдена.
– Да ну? Я бы не узнал в вас девушку из Нью-Джерси, но я в таких делах не специалист. – Он вздохнул. – Кэмден – прекрасный город. Уверен, что вы по нему скучаете.
– Так вы бывали в Кэмдене? – спросила Рене, ощутив укол ностальгии.
– Да, бывал. Я учился в университете неподалеку оттуда.
– Правда? В каком?
– В Принстоне.
Рене сглотнула. Теперь вероятность того, что Трэвис Дил настоящий ковбой, казалась ей стремящейся к нулю.
– Ого, вы закончили Принстонский университет!
– Я поступил туда, получив футбольную стипендию, – сказал он. – Правда, у меня и без того были высокие оценки, так что я мог бы поступить и без нее. А где учились вы?
– Я? – Она рассмеялась. – Я училась в Роуэне. Это было дешево и недалеко от дома.
Несмотря на ее небрежный тон, в его улыбке отразился неподдельный интерес.
– Ведь Роуэн – это педагогический колледж, верно?
– Он был им когда-то. – Она вздохнула. – Нет, я изучала там графическое искусство. Самая бесполезная профессия в мире, что, разве не так?
Трэвис пожал плечами.
– Вовсе нет, если вы любите свое дело. По-моему, без искусства мир был бы весьма невеселым местом.
Он что, шутит? Всем известно, что диплому о высшем образовании в области искусства грош цена. Рене почувствовала желание подначить его, заставить его поднять ее на смех, как это делали другие, включая ее бывшего мужа, из-за этого ее дурацкого выбора специальности.
– Знаете, какие слова говорит обладатель диплома по искусству на своей первой работе? «Подать вам к этому блюду еще и жареной картошки?» – Рене засмеялась. – Поверьте мне, получить такое образование – это было верхом дурости.
– Мне это отнюдь не кажется дуростью. При условии, что вам это нравится.
Рене отвела глаза, чувствуя досаду. Ну, хорошо, может быть, это и не было дуростью, но с ее стороны было верхом непрактичности получить диплом по специальности «искусство». Это же очевидно всем, так почему же этого не понимает он?
Трэвис склонил голову набок, пытаясь заглянуть ей в глаза.
– Насколько я понимаю, вы так и не стали графическим дизайнером?
Рене почувствовала, как один уголок ее губ дрогнул.
– Да нет, стала. Тогда у нас уже родился Дилан, и я работала неполный рабочий день, выполняя заказы магазина гравюр и эстампов. Зарабатывала я немного, но этого хватало, чтобы оплатить кое-какие счета, к тому же работа помогала мне избежать полного зацикливания на заботе о малыше и домашних делах.
Вспомнив те годы, она почувствовала грусть. Может быть, если бы она тогда не забеременела, ее жизнь сложилась бы иначе. Тогда они с Грегом смогли бы узнать друг друга получше, прежде чем пожениться. А возможно, они бы не поженились и вовсе. Но она ни о чем не жалела. Если бы она не вышла замуж за Грега, у нее не было бы детей. Рене точно не стала бы ничего менять, если бы это означало, что они у нее не родятся.
Трэвис смотрел на нее, и вид у него был задумчивый.
– Я очень уважаю своих друзей-художников. Зарабатывать на жизнь с помощью искусства нелегко, и у большинства это не получается. Но если тебе дано творить, то, по-моему, ты просто обязан это делать.
Рене кивнула и отвела взгляд, проглотив комок в горле.
– А когда вы переквалифицировались в парикмахера? – спросил мужчина.
– Что? После того, как развелась с мужем. Это было частью соглашения о разделе нашего имущества – мой бывший муж согласился оплатить год моей учебы на курсах переквалификации, чтобы я смогла найти работу. И я решила, что смогу быстро обучиться профессии парикмахера, и это даст мне возможность зарабатывать неплохие деньги.
– Наверное, ваше высшее образование в области изобразительного искусства помогло вам освоить эту профессию.
– Да, оно мне помогает, – согласилась Рене. – Но можно было бы обойтись и без него. Большинство девушек, с которыми я работаю в салоне, с трудом закончили среднюю школу.
Трэвис кивнул.
– А почему вы решили переехать сюда?
К чему столько вопросов, подумала она. Однако его интерес к ней казался Рене искренним, и ей по-настоящему нравилось его общество.
– В основном потому, что здесь более низкая стоимость жизни. К тому же в прошлом году умерла моя мать, и отец не знал, чем себя занять. После того, как я развелась, он предложил, чтобы мы все пятеро переехали ближе к моему брату и купили в складчину дом.
– Значит, вы живете здесь с отцом?
Она скорчила гримасу.
– Ужасно, правда?
– Вовсе нет. На самом деле, я считаю, что это здорово. – Трэвис улыбнулся. – И как у вас получается жить вместе?
– Неплохо. Дом, который мы купили, стоит на склоне холма, и на нижнем этаже в задней его части есть отдельный вход, так что папа может входить и выходить через эту дверь, когда ему хочется, а у меня может быть какая-та личная жизнь, если представляется такая возможность. – Она почувствовала, как вспыхнули ее щеки. – Но это случается нечасто.
Рене стряхнула с юбки еще несколько волосков, пытаясь придумать какой-нибудь способ сменить тему и перестать говорить с Трэвисом о своей семье. По правде сказать, несмотря на то что они явно принадлежали к разным социальным кругам, ей нравилось беседовать с Трэвисом Дилом. После ужасного свидания с Батчем ей совсем не хотелось отпугнуть этого мужчину разговорами о своих детях. Точнее, о Киране.
Она услышала, как дверь класса Кирана за ее спиной открылась. Оттуда вышли мужчина и женщина и, отводя глаза, заторопились прочь. Рене подняла взгляд и увидела учительницу Кирана – та стояла в дверях и улыбалась.
– Миссис Ричардсон? Вы с мужем можете войти.
– О нет. Он не мой…
Рене повернулась и виновато посмотрела на Трэвиса.
– Простите.
Он покачал головой.
– Перестаньте, все в порядке, – сказал мужчина, махнув рукой в сторону двери. – Идите, Рене. Я и так вас задержал.
Рене встала и вошла в класс.
– Извините, что заставила вас ждать, – сказала миссис Дэлтон, закрывая дверь.