Послесказие
От старой сказки – к «Послесказию»
«Что за прелесть эти сказки!» – воскликнула однажды вслед за классиком могучая кучка творческих энтузиастов и решилась на отчаянную дерзость: переиначить горячо любимые с детства плоды российского фольклора под свою гребёнку, заодно подарив им новую – и весьма оригинальную! – жизнь.
Под раздачу попали как прекрасно знакомые любому дошкольнику тексты, так и малоизвестные широкому читателю творения. И если к первым можно отнести «Снегурочку», «Лису и зайца», «Волка и семерых козлят», «Зверей в яме», «Царевну-лягушку», «Кашу из топора», «Лису со скалочкой», «Курочку-рябу» и «Сказку про белого бычка», то вторых представили «Арысь-поле», «Хромая уточка», «Два Мороза», «Заяц-хваста» и «Похороны козла».
Нашлось место и экспериментам, вдохновлённым архетипичными зачинами про некоторое царство, в котором непременно жил-был царь, и сборным солянкам, где исконно сказочные персоналии встречаются со своими литературными «коллегами». Единственный спор возник вокруг «Золотой рыбки», которую большинство отождествляет с хрестоматийным творением нашего всё. Да и тот сошёл на нет, когда притча о старике и его необычном улове обнаружилась в сборнике Афанасьева.
Занятно, что участники проекта, чьё географическое местоположение варьируется от Краснодара до Москвы и Тамбова, не сговариваясь, выбрали разные сказки. Не единожды востребованным оказался лишь «Колобок», представший в данном сборнике аж трижды в ипостасях алко-трипа, новорусской экзистенциально-бандитской саги и философской шутки.
С не меньшим жанровым разнообразием отнеслись к своей ответственной миссии и другие сказочники, взяв на вооружение мистический триллер, политическую сатиру (куда ж без неё в наше неоднозначное время?), полицейский хоррор, герметичный фантастический этюд, угрюмую «социалку», упражнение в постструктурализме и даже комикс.
Добавила проекту десяток-другой оттенков серо-чёрного его оформительская составляющая, ибо что за книжка со сказками без картинок?! Львиная доля атмосферных иллюстраций, а также обложка и рассыпанные по страницам этого издания декоративные элементы – дело рук анапского художника Ильи Копанева, которому помогли своим видением нескольких историй Ольга Шевлякова, Дарья Тоцкая и Валентина Кочубей.
Каждый из тех, кто вложил частичку души в этот проект, с младых ногтей впитывал русские народные сказки, которые читали вслух родители или бабушки с дедушками, напитывался вековой мудростью этих коротких и ёмких текстов, их вневременным юмором, живыми характерами героев. И в «Послесказии» постарался воздать дань предтече всей современной литературы, подарившей ей бессмертные сюжеты, которые не растеряли ни грамма актуальности и сегодня.
Какими бы странными, причудливыми, а порой откровенно страшными ни показались читателю получившиеся истории, в основе каждой из них лежит та самая народная сказка, которая дарила вдохновение целым поколениям писателей, поэтов и художников. Поэтому каждый элемент этого экспериментального альманаха – признание в бесконечной любви лучшим образцам отечественного фольклора, которые всегда будут жить в наших сердцах. И в сердцах наших потомков тоже.
Сергей Лёвин
автор: Роман Нефёдов
иллюстратор: Илья Копанев
Два Мороза
Всё это случилось в смутные времена, на стыке двух эпох, на руинах великого государства, исчезнувшего навсегда…
Старых идолов свергли, а новых ещё не назначили. Кассеты с песнями Modern Talking давно пылились на полках, а постмодерном в постсоветском пространстве даже и не пахло. В комсомол уже не вступали, но и «Единую Россию» ещё не придумали…
Жители Ленинграда в обиходе, между собой, называли свой город Питером, а по результатам референдума высказались за возвращение городу старого названия – Санкт-Петербург.
А Свердловск, стремительно став Ё-бургом – под выстрелы бандитских разборок, ещё только мечтал о красивом и гордом имени, подаренном ему императрицей Екатериной Первой, супругой Петра Великого…
В общем, всё в те времена было как-то запутанно и нестабильно.
Вот и наша история произошла, по всей видимости, из-за хронической неопределённости того времени.
На территории одного из многочисленных уральских заводов располагалось огромное множество никому не известных кооперативов, цель деятельности которых сводилась к одному: «срубить лавэ по-быстрому» и закрыться. Их бухгалтерская отчётность делилась на «чёрную» и «белую» и умещалась в школьной тетради в клеточку.
А если ты не кооператор, не торгаш, а уважающий себя бизнесмен, то правила хорошего тона, подвластные веянию времени, требовали громких имён и ярких вывесок. Слияние и поглощение, или сокращённо СП, становилось трендом 90-х. В цивилистике же эта аббревиатура обозначала «совместное предприятие».
Но, как всегда, истина была где-то рядом…
Так вот, жили-были два обычных коммерсанта, считавших себя бизнесменами. Их интересы постоянно пересекались, они конкурировали друг с другом, поскольку занимались одним и тем же: оба держали склады для хранения замороженных продуктов питания. Проще говоря, они продавали холод. Их орудиями труда, точнее, как следовало из курса политэкономии, средствами производства были морозильные камеры и рефрижераторы. Поэтому в узкопрофессиональной среде наших героев в шутку даже называли «два Мороза».
Однако надоели каждому из них постоянные «тёрки», то есть частые конфликты друг с другом, подставы и выяснения отношений. Оба понимали, что борьба за выживание для кого-то из них может обернуться бедой. И тогда они решили создать новую фирму, объединившись в СП.
Что ж, хорошая идея.
Один – так называемый «новый русский», другой, как говорится, «из бывших». Один молодой да ранний, другой возрастной да мудрый.
Иными словами, это были два совершенно разных человека, но поскольку каждый делал равноценный вклад в общее дело, трудно им было решить, кто возглавит совместное предприятие. Они могли бы разбежаться, так ничего и не заработав, но здравый смысл взял верх и свёл их в споре: чьи холодильники сильнее морозят? Победителю досталась бы должность генерального директора. Но как оценить степень холода, если термометры китайские, а холод-то наш, русский? Неправильно как-то…
– Давай, – предлагает молодой партнёр, – я залезу в твой рефрижератор, а ты – в мой! Кто дольше просидит там, тот и выиграет, тому и быть главным на нашем предприятии!
– Идёт! – соглашается старый, – только мне ли с моим простатитом в холодильнике мёрзнуть?
– И то верно! А ты вместо себя сторожа своего посади. Он хоть и хилый, но на вид молодой, значит, выдержит, – настаивает с возрастающим азартом и лёгкой иронией младший партнёр, – а я тоже кого-нибудь подыщу, вот пускай они нас и рассудят! А не получится ничего, хоть поржём!
Так и решили.
На следующий день спорщики были в сборе.
Молодой Мороз привёл с собой странного типа неопределённого возраста и явно без определённого места жительства, с физиономией бывалого алкаша, но по случаю приодетого в дорогую кожаную куртку с воротником и подкладкой из шерсти, зимние сапоги, в лайковые перчатки и нутриевую шапку-формовку. Ну прямо «коммерс»!
А сторожа приволокли сразу после дежурства, в одном свитерочке, да с газеткой в руках. На вид ему было не больше двадцати лет, точно студент с рабфака политеха на подработке. И внешности такой, ну, скажем, вылитый Шурик – герой Александра Демьяненко из всеми любимой комедии Гайдая.
Засекли время, и каждый вошёл в отведённую ему камеру (морозильную, конечно).
Проходит минут двадцать. Кому-то это показалось вечностью, но только не нашим героям, томящимся в застенках морозильника. Они мужественно молчали… до определённой поры…
Подождали ещё минут пять-семь. Вдруг раздались неимоверные крики:
– Ах ты сопляк хитровымудренный, лучше бы мне фуфайку какую или телогрейку с чекушкой «палёнки» дал с собой! Вырядил меня в это фуфло из пыжика беспонтового!
Далее шла нецензурная лексика, краткая суть которой сводилась к якобы нетрадиционной ориентации нашего молодого коммерсанта и распутной жизни его ближайших родственников.
Замёрзший бродяга ещё бы долго ругал своего благодетеля, который прикупил для него фирменную одежду, да только подставная фигура нашего нувориша продержалась ещё не больше минуты.
В общем-то, неплохой результат в любой другой ситуации, хотя…
Все присутствовавшие давно сгорали от нетерпения узнать, чего это притих парнишка-сторож в соседней камере, уж не помер ли от холода?
Заглянули и к нему…
А он целёхонек, жив и даже неплохо себя чувствует! Видимо, на пользу пошла служба в Советской армии, куда его призвали с первого курса института. Студент бодренько так прыгает, руками вверх-вниз и в стороны машет, аж пар изо рта, носа и ушей валит! А газетку-то он не читать брал, он ею обмотался, грудь, спину прикрыл между майкой и свитером, чтобы родные 36,6 градусов внутри него лучше сохранились. Во как!
Понятно, кто спор выиграл, кто генеральным стал.
Суть сего повествования ведь не в том.
Может, я и не решился бы пересказать старую добрую сказку… Да что-то взгрустнул я, размышляя об извечном конфликте отцов и детей, о непрекращающемся противостоянии старого с новым и о смутном времени – на стыке двух эпох, – приведшем к исчезновению великого государства…
Зато с тех пор довольно часто можно заметить в зимний период мужичков подозрительной наружности и с протокольными лицами, запасающихся газетками.
Это потому, что россияне – самая читающая нация в мире!
К тому же морозоустойчивая.
автор: Лев Рыжков
иллюстратор: Илья Копанев
Беляш Монте-Кристо
Пролог
Май 1994 г. Окрестности Савеловского вокзала
Последние слова Сашки Беляша в этом мире были нелепы:
– Не подавись.
Адресовались они Димке по прозвищу Рыба. Димка был огромен. Он работал у Беляша охранником.
Рыба прикрывал босса и на вокзальной площади. Он обратил внимание на белый, в ржавчине, «москвич», который въехал на стоянку быстро, неаккуратно. «Так не паркуются», – успел понять телохранитель. Рыба автоматически прикрыл босса и умер меньше чем через секунду. Пули из АКМ попали в печень, лёгкие, разорвали гортань и тонкий кишечник. Но умер Рыба от одной-единственной пули, вошедшей в мозг через лобную кость чуть выше правой брови.
Беляш бросился к джипу. На бегу понимал – успеть невозможно.
Он и не успел.
Минутой раньше
Вообще-то Сашка Беляш со своими людьми ехал в ресторан. И глупо было останавливаться у киоска «Беляши».
Но босс сказал водителю:
– Жрать хочу, сил нет. Давайте на Савелу заедем?
– За беляшами? – хохотнул водитель, здоровенный пацан с погремухой Лоб. Раньше его звали просто Жлоб, но у солидных пацанов таких погонял не бывает. К тому, что он именно Лоб, водитель ещё не до конца привык.
Приколы шефа Лоб знал. Он умрёт через 17 секунд после босса, успев перепачкать с тыльной стороны треники, которые из принципа носил под пиджак «армани».
Непосредственно за водителем сидел Гришка Сальери – самое доверенное лицо босса. Сам себя он называл консильери, как в «Крёстном отце». Но иноязычный термин быстро трансформировался во что-то более-менее всем понятное. Сальери был тонконос и тонкогуб, на бледное лицо свешивались блеклые волосы.
Сальери думал, что понты до добра не доведут. Хотя и босса понять было можно. На моральный дух бойцов бригады босс, жрущий у ларька беляши, влияет лучше, чем босс, чинно поедающий фуа-гра с пармезаном в элитном кабаке. Босс для них – свой, понятный. И это важно.
Плюс проставляется сторона, принимающая их в ресторане. Возомнившие о себе барыги, в общем-то. Босс им многое скажет только лишь тем, что едва притронется к угощению. Это тоже важно.
«Третий момент, – анализировал Сальери, – боссу важно опоздать. Хотя он человек и пунктуальный, но кое-куда категорически нельзя приезжать вовремя».
Сальери нашёл бы ещё с десяток причин, но услышал стрельбу и нырнул между креслами.
Он умер последним. Спустя одиннадцать часов. Он кричал, полз, прятался. По нему (его спине) стреляли, но убийцы торопились, а Сальери всё не умирал. Он поймал телом двадцать четыре пули, дожил до больницы, пришёл в сознание и дал показания. Впрочем, его свидетельства следствию никак не помогли.
Преступники, расстрелявшие криминального авторитета Александра Беляшова, так и не были найдены.
Следующие 20 лет
Следующие двадцать лет Саша Беляш провёл там же, где его убили.
Ареал его обитания составлял узкий пятачок плитки от входа в метро до киоска, который, хотя и торговал одним и тем же, сменил одиннадцать названий. Он назывался «Чебуреки», «Обжора», «Свежатинка», «Ням-ням», «Пальчики оближешь». Прочие названия тоже обыгрывали гастрономические идиомы и наименование продукции.
Из криминального авторитета Саша Беляш превратился в привидение.
***
Собственную смерть Беляш осознал не сразу.
Сначала его словно выдуло из тела, а потом легко и щекотно понесло куда-то вверх. Вверху была воронка – вроде как смерч навыворот. Сначала в него нырнул Рыба. А вот Беляш задержался – стал рассматривать тех, кто его мочканул. Осмотр ничего не дал – рожи были Беляшу незнакомые, сто процентов нанятые.
Беляш чувствовал лёгкость. Избавиться от тела оказалось весело. Всё равно как нырнуть в бассейн с шампанским.
Потом к воронке полетел Лоб.
Воронка тоже была весёлая, как двери кабака в Вегасе. Беляшу очень хотелось попасть в неё.
Но этого не случилось. Беляша остановила невидимая стена, на преодоление которой у бывшего авторитета ушло двадцать лет. Как у долбаного графа Монте-Кристо.
***
Несколько первых лет Беляш пытался вырваться из заточения по-тупому. Он всё надеялся, что в невидимой стене откроется лазейка. Он рыскал и кружил.
Изо дня в день его надежды разбивались в прах.
Ночами Саша Беляш выл. Но его никто не слышал. Случайным прохожим в лучшем случае казалось, что как-то по-особому воет ветер. А эта информация – не такая важная, чтобы хотя бы пытаться её запомнить.
Вскоре Беляш стал узнавать прохожих в лицо. Потом он стал замечать, что знакомые лица постарели. Беляш пытался свыкнуться с мыслью, что впереди у него – целая вечность. И пройдёт она – вот здесь. Осознавать это было ужасно.
Чуть менее ужасным было понимание того факта, что ларёк, около которого витал бесплотный криминальный авторитет, торговал самыми гадостными, самыми тлетворными и гнусными беляшами во всей Москве. Призрак вора в законе знал всю секретную кухню мерзкого заведения. Терзала мысль: «Вот из-за этой гадости я и умер!»
Но даже в этот прискорбный период посмертного бытия у Беляша происходили важные встречи.
Всего их случилось три.
Встреча № 1
Первая важная встреча произошла через восемь лет, пять месяцев и девять дней после расставания Беляша с физической оболочкой.
В ареале бесплотного обитания Саши Беляша вдруг появились знакомые морды. Постаревшие, отъевшиеся. Лёха Рыжий и Федька Пень.
Они остановились около киоска «Беляши».
– А ведь здесь Беляша-то вальнули, – сказал Пень.
– Ага, – подтвердил Рыжий.
– А киоск как стоял, так и стоит.
– Так крыша у него какая!
Беляш-призрак многое мог бы об этом рассказать.