– Прошел… прош-шел… прош-ш-шелл…
Шелест ветра
– Один-ноль.
– Теперь моя очередь ходить.
– Нет. Раз я победил, значит – выбираю. Поэтому ходить опять буду я.
– Хорошо. Только что-то бедно у тебя получается. Фантазии не хватает. Одно слово – демиург. Да и то – будущий. Несколько видов материи настрогать много ума не надо.
– Зато ты, как там это называется… а-а-а, биореактор, что ли?
– Биоконструктор.
– Вот-вот. Зачем тебя туда понесло?
– Способности.
– Как же… Неужели интересно создавать каких-то ползучих гадов?
– Ну, не только гадов. Есть еще и мыслящие существа.
– Разница невелика. Посмотри на этих, которые внизу. Среди них есть такие, по сравнению с которыми любой ползучий гад выглядит прекраснейшим из созданий!
– Да. Но ведь и материя, производимая демиургами, не является однородной субстанцией. А профессия биоконструкторов имеет несколько смежных специальностей. Одна из них – биокорректоры. Я хочу стать именно им. Биокорректор имеет возможность исправлять то, что получилось плохо.
– Мне кажется, что все равно ты попал не туда. Вот я, например, хотел стать демиургом. Ты только представь: огромные галактики величаво вращаются вокруг своих осей, плюются фонтанами пламени, булькают темной материей! И над всей этой звездной свалкой находишься ты, Творец мирозданий!
– Красиво, но тупо. Произвести кусок камня или тряпки не составит труда. А вот создать мыслящее существо – совсем другое дело. Кстати, хватит трепаться. Я еле смылся с занятий. Кастраторы вконец достали. Заставляют изучать то, что никогда в будущем не пригодится. Взять, например, теорию триангулярного синтезквантуса…
– Чего-чего? Какого вантуса?
– Сам ты вантус! Сразу видно, что демиургов ничему не учат, кроме как материю выталкивать из…
– Я тебе сейчас вытолкну! Давай подеремся?!
– Не стоит. Времени нет. Ведь мы уже не дети. Это раньше можно было драться, сколько хочешь, да по деревьям козлами скакать, а сейчас – увы. Если ты хочешь поиграть, то должен помнить, что дорога каждая космическая минута.
– А что это за термин?
– В том месте, где мы сейчас находимся, космическая минута – то же самое, что и обыкновенная секунда, только в шестьдесят раз длиннее.
– Издеваешься?
– Нет, ха-ха-ха!
– Ну, смотри, биоредактор!
– Биокорректор!
– Не имеет значения. Сейчас я тебе задам! Хожу!
– Давай! Я готов!
УРОВЕНЬ ПРЕЖНИЙ, НАЧАЛЬНЫЙ
Англия. Начало восемнадцатого века.
Быстрый бриг Томаса Бэнгла избороздил десятки морей и несколько океанов. Капитан корабля побывал во многих заморских странах, и, как говорится, – повидал свет. Сотни раз Томас Бэнгл оказывался на краю гибели. Он боролся с тайфунами и ураганами, удирал от пиратов и даже, бывало, отбивался от последних, размахивая кривой абордажной саблей.
Злые языки, правда, утверждали, что Бэнгл сам в свое время пиратствовал вовсю и бриг его был приобретен на выручку от вышеупомянутой морской деятельности. Но доказательств этим утверждениям не было (впрочем, как и свидетелей, которые мирно кормили своими телами морских обитателей) и потому злые языки оставались просто злыми языками, а своим трепом никаких последствий для капитана не несли.
Как бы там ни было, но возраст взял свое, и капитану пришлось продать гордый и быстрый бриг. В одном из предместий Лондона Бэнгл купил добротный двухэтажный дом, вложил накопленные за долгие годы странствий деньги в акции Ост-Индской компании, и стал жить припеваючи.
Соседям он рассказывал, что всю жизнь занимался доставкой чая из Индии к берегам Нового Света. Но те ему не верили. Исходя из благополучия Бэнгла, они считали, что Томас нажил деньги на торговле живым товаром, и поэтому обзывали его работорговцем.
С ними трудно было спорить, потому что этим видом деятельности в то время не занимался только ленивый, а маршруты чайного пути из Индии проходили как раз вдоль берегов западной Африки. Да и фамилия Томаса ассоциировалась с грубыми оковами, в которых руки и ноги несчастных пленников виделись зажатыми самыми изуверскими способами.
Кстати, Бэнгл с этими утверждениями не спорил. Томас плевал на мнение окружавшего его ханжеского мира, и даже не пытался никого из соседей переубедить, доказывая, что все они сами являются рабами, только не замечают своего рабства в упор. Он предпочитал наслаждаться покоем в своем доме.
Томас нанял приходящих кухарку и горничную. А вот на роль слуги он взял отставного матроса Джеральда Томпкинса, с которым ранее прошел огонь, воду и даже несколько приступов белой горячки. Сей проверенный временем соратник получил в доме комнату, и стал жить там постоянно. Кроме того, с ними поселился еще один обитатель, права которого были никем и ничем особо не ограничены. Звали его – Фунт и был он большим болтливым попугаем.
Основная проблема существования трех новых жильцов проявилась достаточно быстро. Дело было в том, что из глоток Томаса, Джеральда и, тем более, Фунта очень редко вылетали приличные слова. В основном, речь новых жильцов предместья состояла из чертей, дьяволов, бесов и прочих морских и сухопутных персонажей всяческих околорелигиозных суеверий, что совсем не способствовало их сближению с пуритански настроенными соседями.
Правда, Томас, не придавая этому факту особого значения, при встрече посылал жителей своей улицы пить чай к архиепископу Кентерберийскому, а, бывало, и еще куда подальше, отчего те впадали в лютое религиозное настроение, и даже пытались несколько раз избить сквернослова.
Но, невзирая на преклонный возраст, кулаки Бэнгла и Томпкинса были еще крепки, и после нескольких потасовок, закончившихся полными победами морских волков, соседи, хлюпая разбитыми носами и сверкая громадными синяками, предпочли больше не связываться с шайкой старых хулиганов, и даже перестали с ними разговаривать.
Таким образом жизнь Бэнгла наладилась, и уже никто не мешал ему проводить свои спокойные дни в компании с ромом, Томпкинсом и попугаем Фунтом.
Как-то раз в один из осенних промозглых вечеров Томас, хлебнув напоследок рома, загнал Фунта в большую клетку, и собрался было накрыть его черной тряпкой, чтобы тот хоть ночью заткнулся и не мешал спать, но сделать этого не успел.
Томпкинс, семеня заплетающимися от весело прожитого дня ногами, появился в гостиной и громко сообщил:
– Кэп, сегодня в пабе этот шотландский жулик из мясной лавки, как его там, а – Мак Кормик, сто чертей ему в глотку и штопор в зад, в очередной раз захотел узнать, на какие деньги ты купил бриг перед тем, как начал торговать чаем.
– И что ты ему ответил? – поинтересовался Томас.
– Я сказал, что это не его свинячье дело, – с достоинством произнес Томпкинс, и икнул, блаженно прищурив глаза.
– А он?
– Он во всеуслышание предположил, что бриг – плод нашей с тобой пиратской деятельности. И еще сказал, что твое состояние нажито за счет ограбленных трупов, груз им в ноги, якобы утопленных в океане.
– А ты?
– Дал ему кулаком в нос. Теперь нюхало Мак Кормика похоже на пятак свиньи, и он ничем не отличается от товара, которым торгует его презренное семейство.
– Молодец, – сказал довольный Бэнгл. – Эх, старина Джерри… Сколько мы пережили вместе с тобой! Ну ладно, пора спать. Уходи, а то дьявол в черт знает который раз за день заставит нас вспоминать старое, и мы налижемся, как испанские солдаты в доме терпимости…
– Шлюхи, ко мне! – раздался вдруг вопль попугая.
Бэнгл с Томпкинсом посмотрели на птицу. Фунт, подпрыгнув на жердочке, так же громко добавил:
– Юбки долой!
– Я же говорил – пора спать, – утверждающе сказал Томас.
– Да, кэп, – согласился матрос. – Но я зашел, вообще-то, не затем, чтобы рассказать о мяснике, ядро ему в ухо. Я зашел для того, чтобы сообщить, что у наших дверей торчит какой-то лорд. Важный – как гамадрил после случки.
– Правда? И что ему нужно в столь поздний час?
– Он говорит, что у него есть срочное дело к капитану Томасу Бэнглу, то есть – к тебе, кэп.
– Ну, тогда позови его. Только будь с ним почтительнее. Мало ли, что за гусь, пирс ему в трюм, чтоб мачты не шатались.
– А если он нагадит? За дверями дождь идет. Затопчет же всю гостиную как хряк грядку!
– Скажи, чтоб не топтался.
– В каюте не с-с-срать! – крикнул попугай.
– Вот-вот, – кивнул головой Бэнгл. – Об этом ему и скажи.
– Хорошо, кэп, – согласился Томпкинс.
Он развернулся, отчего его тут же понесло в сторону. Но Томпкинс, как опытный моряк, на ходу выправил крен и, плавно вписавшись в проем двери, отправился говорить позднему гостю о правилах приличия.
Бэнгл, задумчиво почесав нос, встал в центре гостиной и застыл в ожидании.
Через минуту в холле забубнили два голоса. Потом разговор стих и до ушей Томаса долетел непонятный глухой звук. Более всего он походил на шорох, издаваемый мешком угля при сваливании его в угол. Бэнглу это показалось странным, но он не придал звуку особого значения, так как в дверях возникла долговязая фигура позднего гостя.
Овальное лошадиное лицо джентльмена среднего возраста, окантованное по бокам рыжими обезьяньими бакенбардами, торчало вперед большим шестидюймовым носом, имевшим потрясающее сходство с форштевнем боевого королевского фрегата. Лорд был одет в мешковатый плащ, из-под полы которого торчали ноги, обутые в грязные кавалерийские сапоги. Голова джентльмена красовалась модной пуританской шляпой с высокой тульей, опутанной лентой с бронзовой пряжкой, выкованной в форме птицы, напоминавшей почему-то объевшегося падалью грифа. По всей видимости, пряжка все-таки изображала гордого орла, но старческие глаза Бэнгла этого не видели. Зато они сразу заметили взгляд посетителя, кипящий какой-то странной жаждой деятельности.
Длинную трость и перчатки джентльмен держал в левой руке, видимо, собираясь здороваться правой. Но Томасу гость совсем не понравился, и потому он убрал обе руки за спину.
Посетитель, поражаясь неучтивости хозяина дома, задрал лохматые брови вверх (отчего лицо его стало еще более похожим на морду одного из обитателей сказочной конюшни единорогов), и произнес:
– Я имею честь видеть перед собой капитана Томаса Бэнгла?
– Да, – ответил Бэнгл. – Только я уже давно не капитан.
Он вдруг обратил внимание на рукоятку трости джентльмена, которая была отлита из серебра и выглядела довольно внушительно. «Не менее фунта весом», – подумал Томас и тут же задал вопрос:
– Кто вы такой и что вам от меня надо?
– Лорд Чипншпиллинг, – представился гость с важностью.
Бэнгл внимательно взглянул в глаза лорда и понял, что они горят не жаждой деятельности, а самым обычным безумием. Поэтому он негромко и спокойно повторил свой прежний вопрос:
– Так что вам от меня нужно в столь поздний час, сэр?
– О, ничего для вас обременительного! – воскликнул Чипншпиллинг и обнажил в улыбке два ряда кривых и хищных зубов. – Я хотел только войти в ваш дом и выйти из него!
В безумии гостя Бэнгл больше не сомневался.
– Томпкинс! – крикнул он. – Проводи этого трахнутого по голове сэра к выходу!
– Якорь ему в корму! – неожиданно каркнул попугай.
Чипншпиллинг с уважением взглянул на Фунта и заметил:
– Однако, забавная птичка!
– Плашмя! – тут же добавил попугай.
– Джерри! – заорал Бэнгл. – Где ты, старый пьянчуга?!
– Он не сможет прийти на ваш зов, капитан, – заявил лорд.
Джентльмен, хищно улыбаясь, сунул перчатки в карман плаща, снял шляпу и положил ее на бюро, стоявшее рядом с дверным проемом. После чего, взяв трость в правую руку, он начал демонстративно похлопывать ее ручкой по раскрытой ладони левой кисти.
– Почему это Томпкинс не сможет прийти? – поинтересовался Бэнгл, глядя на лорда исподлобья.
– Он прилег отдохнуть, – ответил Чипншпиллинг, выразительно показав глазами на рукоять трости, и рассмеялся самым наглым образом.
– Вы грабитель, сэр?
Бэнгл моментально успокоился. Грабителей, воров, убийц и прочих преступников старый моряк нисколечко не боялся, потому что их мир был стихией, в которой он провел большую часть своей жизни. Всем вышеперечисленным категориям людского сброда, скорее, следовало бояться его самого.
– Нет, я не грабитель, капитан, – сообщил лорд Чипншпиллинг. – Мне просто необходимо было зайти в ваш дом и выйти из него.
– Странное желание, – сказал Бэнгл. – Но я, так уж и быть, вовсе не против. Раз вы вошли, вымпел вам в глотку, сэр, то можете развернуться и выйти. Не понимаю только, зачем ради этого нужно было лупить Томпкинса тростью по башке?
– Дело в том, Бэнгл, что мне надо покинуть ваш дом через другой выход, – объяснил Чипншпиллинг.
– Я, как человек здравый, не могу понять вашего безумия, сэр, – сказал Томас. – Но если это все, что нужно для того, чтобы вы убрались к черту из моего обиталища, то я могу вывести вас через черный ход, который находится сразу за кухней. Оттуда вы попадете либо в желтый дом, либо в прямую кишку к дьяволу. Что то, что другое – самые подходящие места для таких сумасшедших, каковым являетесь вы, сэр.
Лорд рассмеялся и ответил:
– Нет. Мне надо выйти здесь.
Его трость указала на неглубокую нишу в стене. В ней висела гравюра, изображавшая бригантину на волнах, обвитую гигантскими кольцами какого-то гротескного змеевидного морского чудовища. Бэнгл опять убедился в безумии гостя. Поэтому он заявил с сарказмом:
– Пожалуйста! Гравюру снять или пусть висит? Желательно прыгать с разбега и головой вперед. Каменная стенка вряд ли уже сможет повредить вашим испорченным мозгам, сэр!
Чипншпиллинг внимательно посмотрел на нишу в стене, повесил трость на локоть левой руки, а правой достал из кармана какую-то смятую бумажку. Он развернул ее и углубился в изучение.
Томас тем временем, оценив свой шанс, возникший, пока Чипншпиллинг был занят, понял, что нападать не следует. Лорд был выше, сильнее и, самое главное – гораздо моложе.
– Но у меня в этом месте нарисовано окно! – сообщил Чипншпиллинг, оторвав от бумаги удивленные глаза.
– У вас устаревший план, – довольным голосом сказал Бэнгл. – Этот дом был построен прежним владельцем (кстати, смею вас заверить, жутким скрягой) в тысяча шестьсот девяностом году. А спустя шесть лет добрый король Уильям Третий Оранский, мель под киль его немецким родственникам, ввел налог на окна. Поэтому владелец дома заложил кирпичами все окна первого этажа. Я тоже не дурак, так как налог существует по сей день. Обойдусь и без окон. Но я могу показать вам, сэр, все эти места. Долбите башкой любое из них, флагшток вам в печень! Ха-ха-ха!
Чипншпиллинг задумался.
– Кстати, – вспомнил Томас, – есть три незаложенных окна на втором этаже. Можете выйти из любого! Приземление головой на брусчатку мостовой существенно подлечит ваши мозги!
– А с какой стороны от входа находятся окна? – встрепенулся лорд.
– По левую руку и прямо.
– Нет, – тяжко вздохнул Чипншпиллинг. – Пусть в плане ничего не сказано про этаж, но выйти мне необходимо только в первое окно справа.
Бэнгл подошел к нише, снял с гвоздя гравюру и, сделав рукой приглашающий жест,произнес:
– Прошу! Только цельтесь пониже, чтобы не воткнуться лбом в гвоздь, на котором висела гравюра.
– Вы издеваетесь? – догадался лорд.
– Что вы, сэр?! – довольным голосом воскликнул Бэнгл. – Я никогда не издеваюсь над безумцами! Ведь их нужно жалеть…
Чипншпиллинг со злостью выбросил трость назад через плечо. Его правая рука нырнула в разрез плаща на груди, и в ней появился небольшой пистоль.
– Французский? – невозмутимо поинтересовался Томас.
– Да, – ответил лорд, деловито взводя курок. – Безотказное оружие.
Он навел дуло на Бэнгла и заявил:
– Капитан, долбите кладку! Даю час времени, иначе я вас продырявлю.
– Послушайте, сэр, – Бэнгл сделал шаг в сторону, намереваясь сбежать в соседнюю комнату, где у него тоже было кое-что припрятано, но пистоль качнулся в руке Чипншпиллинга и Томас замер на месте. – На кой черт вам нужно проделывать все это именно в моем доме? Что, других домов мало? Идите в любой собор. Церковь налоги не платит. Окон там – не навыходишься! Особенно у архиепископа Кентерберийского…