Я не сразу поняла, что он от меня хотел. В голове у меня мысли играли в дочки-матери и старались перекричать друг друга. Но видимо присутствие мастера сделало свое дело и, не знаю, как, но у меня получилось. Из-за шума волн где-то внутри у меня вдруг донеслось:
«Ты в меня, как в воду камень
И круги пошли… пошли…
Я вибрировала, зная,
Что у камня нет души».
Как странно у нас с тем, кто шепнул мне эти строки, совпали мысли. Утопить Аршика в себе. Растворить его. Вот чего бы я хотела. Вот что я чувствовала в моменты близости, и он, однажды, словно бы услышав мои мысли в один из таких моментов вдруг сказал мне:
– Ах ты моя росянка. Я чувствую себя каким-то комариком, который прилетел в твои объятья, а ты схлопнула лепесточки и начинаешь меня растворять.
И правда, мне иногда хотелось проглотить его. Целиком. Мне даже казалось, что мои ноги – это гигантские челюсти морского чудовища, которое выплыло из глубины, заглотило ныряльщика и сыто опустилось обратно в темную бездну. Переваривать. Впрочем, Арш хороший пловец. Он проводник. Шерп22. Он берет за руку и ведет тебя в неизведанное в самой тебе, о котором даже не догадывалась. Все выше и выше. Дух захватывает и кружится голова, и надо бы сделать привал, а он идет дальше. Я попыталась вспомнить наш первый раз, но вспомнила лишь ощущения, которые я тогда испытывала. Вообще понятие «тогда» одно из главных в моей жизни, я практически не помню дат, иногда с интересом внезапно вспоминаю о каких-то событиях… и всегда помню лишь ощущения, иногда так остро, что кажется, могу кожей вспомнить щекотливые прикосновения солнечных лучей, звуки и запахи этого «тогда». И вдруг я снова услышала стихи:
Я о себе совсем не знаю
Ни берегов, ни глубины.
Любимый, я тебе какая?
Ты мне тихонько расскажи.
Не знаю, откуда это во мне, но, благодаря ему, я открыла сама в себе, что до умопомрачения боюсь и люблю подчиняться. Да! Есть в этом какая-то сладость. Что-то дарующее покой. Может быть, потому мне с ним так и нравилось, что он давал почувствовать, как это – подчиняться глубоко и по-настоящему. Что значит, отпускать все. Вообще все. Он что-то сделал именно с моим страхом, который мешал мне полностью насладиться полетом, когда бросаешь штурвал и перестаешь различать жизнь и смерть, наслаждение и муку, любовь и ненависть, а присутствуешь везде, по обеим сторонам границы. Я понимала теперь его дерзость и неверие границам. И все же… все же я никак не могла позволить себе перейти ту грань, где от меня больше уже ничего не зависело. Что-то во мне паниковало.
– Ты слышала сказку про навозную муху и паука, которые любили друг друга, но навозная муха очень боялась паутины и поэтому встречалась с пауком только на нейтральной территории? – Спросил он меня как-то.
– Нет.
– Ну, он ее однажды просто подпоил и, когда она потеряла контроль, затащил к себе. Ты же знаешь: пьяная муха себе не хозяйка. Притащил к себе, обмотал ее своей паутиной. Связал. Проткнул своим жалом. И влил в нее свой яд.
– И, что дальше?
– Яд проник в нее и всю ее внутри растворил. И тогда навозная муха увидела, что внутри у нее не съеденный навоз, а самый настоящий бездонный океан. Вечный, искрящийся, как Млечный Путь, и сладкий, как женское молоко.
Сказка не произвела на меня должного успокаивающего эффекта, и он как будто бы утратил интерес к шибари. Вася же, как я и ожидала, стал заходить к нам в студию все реже. Его ночная кукушка-художница явно нас перекуковывала.
– Я хочу тебе показать что-то, что объединяет мужчину и женщину, а не самца и самку. Следующую ступень, которая практически недоступна сейчас людям, – сказал как-то Арш.
– Откуда же ты ее знаешь? – Поинтересовалась я.
– Я ничего не знаю, – ответил он. – Я только следую за веревкой или пытаюсь успеть за взмахом плети, а когда касаюсь твоей кожи, пальцы сами ведут меня. Если бы я что-то делал сам, это было бы хуже. Мы можем только смириться, отдаться течению и плыть по этой волшебной реке ожидая, когда к нам с неба упадет звезда.
Я вдруг снова испытала чувство неуверенности, досады и раздражения: ведь должен об был с кем-то проплыть по этой реке дальше, чем со мной, если так уверенно об этом говорит.
***
– Ну что же ты, любовь моя?
– Что?!
– Поторопись.
– Да иду я!
Я не совсем понимала, к чему идти и еще раз смотреть на их флайер.
Отец Андрей с нами не поехал. Наверное, осознавая абсолютную нелегальность этих полетов, не мог, как человек в сане, рисковать именем, а может, просто устал спорить с Васей.
– Спор о православии с мирским человеком без философского образования не имеет никакого смысла, – сказал он мне при последней встрече. – Спор этот ведут уже тысячи лет. И даже внутри священничества только те, у кого есть особая тяга к любомудрствованию. Вопрос же не в том, сугубо или трегубо петь: «аллилуйя23», а в том, чего ты хочешь: спастись или пофилософствовать.
Я понимала его. Неужели можно всерьез верить, что ясность приведет к счастью? Васины нападки казались мне бессмысленными.
Флайер, местами покрытый бронзовой краской, как дорогой оклад в свете свечей, блестел на Солнце.
– Обязательно надо было именно сегодня сюда приезжать? – Спросила я.
Арш просто меня проигнорировал. Он разглядывал лакмусовую бумажку, которую до этого опустил в банку с керосином.
– Да проверил я уже все, – сказал Вася. – Давай уже начинать. Женечка, будешь нашим талисманом?
– Она не сможет, – сказал Аркадий.
– Почему? – спросил Вася, но он не ответил, а вытащил каблуки из-под колес шасси, развернул флайер носом к воротам и выкатил его наружу.
Вася пытался поймать мой взгляд, но я специально смотрела на поле справа от бетонной полосы.
– Женечка, отойди, пожалуйста, сюда, сейчас очень громко будет, – сказал он и взял меня за руку. – Вот здесь вот постой, – отвел он меня в сторону.
Сразу после его слов раздался оглушительный хлопок и сам воздух вдруг завибрировал вокруг нас.
Дальше происходящее отпечаталось в моей памяти, как убыстренное немое кино. Аршик кричал что-то, но из-за рева турбины казалось, что он просто смешно открывает и закрывает рот. Вася подбежал ко мне и также без звука что-то пытался мне сказать и тащил к флайеру. Арш протягивал руки, пытаясь помочь мне влезть в кабину и я, сопротивляющаяся изо всех сил и кричащая им и не слышащая себя саму:
– Нет! Пустите! Отпустите! Я не полечу!
В конце концов, они оставили попытки. Вася отставил лесенку от крыла и отошел вместе со мной в сторону. Флайер быстро прибавил обороты, задрожал, дернулся вперед и вдруг, практически без разгона, поднялся в воздух и полетел. Лесенка, которая попала под реактивную струю, отлетела в сторону, как шарик для пинг-понга от ракетки, а нас обдало волной тепла и запахом горящего керосина.
Конец ознакомительного фрагмента.