Ксенофобы и подкалыватели - Ерофеев Геннадий Васильевич 2 стр.


Шеф перекинул массажёр через шею и наконец занялся доставлявшими ему множество хлопот и неприятностей шейными позвонками. Он начал с медленных, осторожных движений, постепенно переходя к более акцентированному массажу.

Да, координация между ДБ, ИМ, ИТК И СИЗО не то что недостаточна – она просто-напросто отсутствует. Странно, но будучи, как и все прочие люди, человеком с крайне скудным набором достоинств и добродетелей и с обширнейшим букетом пороков, слабостей и недостатков, Шеф нисколько не радовался возможности разделить ответственность с недостаточно компетентными в деле обеспечения безопасности организациями и их руководителями. Размывание ответственности погубило множество изначально казавшихся перспективными проектов. Шеф полагал, что КПЗ и ККК следовало положиться исключительно на вверенный ему, Шефу, Департамент Безопасности. Его возмущал показной, демонстративный либерализм Полифемцева, привлекшего в программу «Отлуп» эти полудилетантские, как называл их Шеф, институции, и на самом-то деле являвшиеся оторванными от жизни сугубо теоретическими псевдонаучными институтами.

В то же время Шеф был мысленно благодарен Полифемцеву за привлечение им на роли посредников в предстоящих беспрецедентных учениях по-настоящему нейтральных людей. Их подбором занимался один из отделов КПЗ, что, по идее, должно было гарантировать приемлемый уровень объективности. Полифемцев при всей своей мягкотелости решительно покончил с порочной практикой, когда группа посредников формировалась исключительно из сотрудников задействованных в учениях организаций. Впрочем, исполнять посреднические функции в сложнейшей обстановке, когда даже главные участники событий – Исполнители ДБ – не могли с полной увереннностью предсказать, где они будут находиться в следующую минуту, было архисложно и архитрудно. И ещё одно ноу-хау ввёл Полифемцев – весьма идиотское, с точки зрения Шефа. Это были мероприятия по тайному, негласному «разводу Исполнителей на работы», которые, по мнению Револьта Брутовича, почти до нуля уменьшали возможность утечки информации.

Шеф ожидал начала первого этапа учений со смешанным чувством тревоги и оптимизма. Втайне он надеялся, что учения во всех деталях высветят беспомощность ИМ, ИТК И СИЗО в такого рода операциях, и что дальнейшее претворение Программы (так коротко, с прописной буквы, иногда именовали программу «Отлуп») в жизнь станет исключительной прерогативой ДБ. Однако Смершев не был уверен в стопроцентной реализации приемлемого для себя сценария и элементарно боялся неблагоприятного исхода событий.

Но пуще всего его заботило и пугало, что настоящее Вторжение (или Посещение) может произойти до полного развёртывания комплексного плана безопасности, самое неприятное и опасное – до реализации, доводки и шлифовки первого его этапа. Шеф знал о своей тяжёлой руке и с какой-то наивной и в то же время сверхмудрой суеверностью полагал, что, вызвав к жизни программу «Отлуп», земляне тем самым автоматически сподвигли, побудили к действиям, инициировали поголовно всех инопланетян, немедленно после утверждения Программы принявшихся лихорадочно строить злокозненные планы проникновения на контролируемые землянами территории. Мистика? Разумеется, мистика. Мистика в логике ИМ, ИТК, СИЗО, но не в логике Департамента Безопасности.

Несмотря на неприятие предложенной КПЗ и ККК в лице Полифемцева парадигмы безопасности, Шеф исправно распахивал отведённый ему участок работы, не испортив ни одной, даже самой второстепенной борозды. Но он чувствовал, что наспех сколоченный щит-четырёхугольник ДБ-ИМ-ИТК-СИЗО рассыплется, распадётся, развалится на составляющие его части при первом же столкновении с грубой и жестокой действительностью. Скорее бы уж начинался первый этап учений! Только тогда будут расставлены все точки над i, и Шеф сможет диктовать Полифемцеву более жёсткие условия. Нынешний план – химера, причем ни на что не годная химера. Кстати, слово «план» в ДБ искони ассоциируется со словом «лопнуть»…

Традиционный массаж приближался к завершению. Шеф в который раз прошёлся роликами снизу вверх – от плеч до затылочной части, до самого загривка и обратно, напоследок значительно усилив нажим, и тут комната огласилась характерным дробным стуком: не выдержав бурного финального натиска, изрядно поистёршиеся лески массажёра полопались, и деревянные ролики весело раскатились по ковру.

* * *

Без четверти десять Шеф выбрался из автомобиля, доставившего его к служебному входу одного из многочисленных корпусов ДБ. Сентябрьское утро выдалось чудесным: на словно простиранной с патентованным стиральным порошком ярко-синей майке небосвода сияло уморительным рекламным трафаретом известной туристической фирмы ярко-жёлтое улыбчивое солнышко, воздух был чист и прохладен, свежеполитая брусчатка бросала лукавый вызов начищенным до блеска штиблетам Гарольда Борисовича. С полминуты Шеф наслаждался красотой медленно разгорающегося дня необычайно тёплой осени, затем решительно устремился к входным дверям.

Ровно в 10.00 Шеф вступил в намертво «загерметизированный» учебный класс. Собравшиеся здесь Исполнители из подчинённой лично Шефу спецгруппы приветствовали его традиционными шутками и не менее традиционным шумным вставанием. Но ни сам Шеф, ни его бравые ксенофобари терпеть не могли бессмысленных выкрутас политеса, и в группе издавна процветала известная вольница. Нестройное вставание при появлении начальника – вот, пожалуй, и всё, что осталось у Исполнителей в ходу от некогда сложного этикета, прочее не выдержало жестокой проверки временем.

– Ладно, ладно! – привычным жестом Шеф великодушно предложил более чем трём десяткам здоровенных молодцов вернуться в энергетически устойчивое сидячее положение.

Все уселись, остался на ногах лишь Михаил Флысник, из новичков, бывший дежурным. Он уже начал открывать рот для произнесения краткого доклада, но его неуверенное поползновение было в корне пресечено красноречивым жестом Шефа.

– Это лишнее, – дружелюбно пояснил Шеф слегка покрасневшему Мике и проследовал по невысокому подиуму к простенькой трибунке. – Все мы, ребятки, можем прожить без необходимого, но не можем обойтись без лишнего, – оперевшись на трибунку обеими руками, начал он с бородатой, как и большинство анекдотов о ДБ, разминочной преамбулы, неизменно вызывавшей улыбки Исполнителей. – Вы можете выпучить на меня глаза, словно жареные раки на безрыбье, но я всё равно сообщу, что сегодня вас ожидает добрая порция такого необходимого, без которого вы вполне могли быть жить и разлагаться и дальше, – продолжал Шеф в мёртвой тишине. – Я заранее сочувствую вам, но это необходимое, по мнению крупнейших диетологов-ксенологов, сомнительное блюдо было насильно внесено в обширное меню программы «Отлуп», по которой мы рука об руку работаем на протяжении многих месяцев, поэтому покорнейше прошу уплести предлагаемое блюдо за обе щёки, без остатка. Само собой, сначала тщательно и критически прожевав его, – лукаво уточнил Шеф, обводя взглядом скромную (только в количественном отношении!) аудиторию. – И, разумеется, в заключение основательно переварив и переработав предлагаемую вашему вниманию «пищу для ума», – добавил он спустя секунду.

По классу прокатился весёлый шум. Большинство уже догадалось о предстоящих «пирожках с инопланетными котятами» и оптимистически согревалось простенькой мыслью о том, что после неизменного академического часа промывания мозгов в соответствии с расписанием занятий их ожидает желанный сеанс «железной игры» в тренажёрном зале.

Когда улыбки Исполнителей несколько потускнели, Шеф простёр над полом мясистую длань нереализовавшегося мясника и реализовавшегося «душегуба на расстоянии» и возвестил:

– Участие в Программе даёт нам прекрасную возможность подтянуться в интеллектуальном, а главное, в моральном плане. Особенно таким буйным головушкам, как Васильев, Пепельной и… – тут Шеф запнулся и, вздохнув, уныло закончил: – в общем, сами знаете, кого ещё я имею в виду.

Последние слова потонули в дружном смехе Исполнителей. Заразительнее других смеялись записные «гусары с хулиганскими наклонностями» (по версии Шефа, «хулиганы с гусарскими наклонностями») Григорий Мальцев по прозвищу Сепа и Петруша Миронов по кличке Плугатарь.

– Нет, серьёзно, ребятки, – клятвенно заверял Шеф, с нежностью глядя на ничем не отличающихся от резвящихся на перемене пятиклашек матёрых спецагентов ДБ, – я искренне хочу, чтобы вы всегда смотрелись прилично, регулярно ходили на занятия, вообще не выглядели беспросветными идиотами… Встаньте те, кто считает себя идиотом! – неожиданно предложил он.

Аудитория ошалела. В наступившей гробовой тишине медленно и неуверенно поднялся с места один лишь Ольгерт Васильев.

– Почему встал именно ты, дружок? – искренне изумился Шеф. – Всем известно, что ты фрондёр, пакостник, ёрник – кто угодно, но только не идиот.

– Мне просто стало неловко, что вам приходится стоять одному, – смиренно ответствовал Ольгерт и рухнул на полумягкое сиденье кресла, словно подкошенный сверхмощным рокотом гомерического смеха, унисонно вырвавшегося из тридцати трёх (Шеф засмеялся тоже) лужёных глоток.

– Иван Дурак повсеместен и неизбежен, а это и есть кратчайшее определение классического горохового шута! – едва почувствовав затухание амплитуды звуковых колебаний, не без ехидства заметил Шеф, и учебный класс вновь содрогнулся от хохота, шутя преодолевшего пресловутую «герметичность» помещения.

Понадобилось не менее минуты, чтобы установился приемлемый уровень шума, не мещающий уверенному вербальному общению. Тем не менее, объявляя, так сказать, следующий номер, Шефу пришлось говорить с ярко выраженным надсадом.

– Сегодняшнее теоретическое занятие заменяется небольшой научно-популярной лекцией. Её прочитает директор ИТК Муамар Хаддафович Псевдоквази. Убедительно прошу вас не дремать излишне откровенно и хотя бы на сорок пять минут отложить личные дела. Желаю всем приятных ассоциаций!

Шеф сошёл с трибуны и направился к служебной двери справа от огромной доски-экрана, протянувшейся по стене вдоль всего подиума. Он исчез в дверном проёме, и спустя минуту оттуда появился среднего роста человек в отливающем тусклым скафандровым блеском отлично пошитом костюме, однако же не могущем скрыть выпуклый и какой-то уютный животик его владельца-обладателя. У человека был крючковатый нос, блестящие масленые глазки, густые тёмные брови и обширная плешь. Плешь напоминала то ли плохо выкошенный нерадивыми косцами луг, то ли кочковатое болото, то ли вересковую пустошь: на её окаймлённом тёмными, без единой сединки, волосами пространстве некогда мощная растительность уже зачахла, но продолжала борьбу за по сути бессмысленное существование. Сию примечательную плешь нельзя было банально сравнить с пресловутым биллиардным шаром, но если сравнить небанально, то можно сказать, что она выглядела, как биллиардный шар, покрытый пятидневной щетиной, причём щетиной довольно редкой и резко контрастирующей по цвету с растительностью основного, так сказать, оазиса.

Слегка подбрасывая коленками живот, человек бодрым шагом устремился к трибунке и выдающим огромный опыт жестом уверенно оседал её. Облизнул сухие, словно покрытые тонкой восковой плёнкой, губы и, медленно обведя взглядом вальяжно развалившихся в полумягких креслах Исполнителей, открыл широкий, какой-то кукольный рот.

– Меня зовут Муамар Хаддафович Псевдоквази. Я являюсь директором Института Теоретической Ксенологии и в рамках программы «Отлуп» прочитаю вам короткую лекцию на тему «Жизнь как космический фактор». Данная лекция адаптирована к Программе, поэтому прошу отнестись к ней с должным вниманием и пониманием. Я, в свою очередь, даю слово не злоупотреблять вашим вниманием и постараюсь сделать всё, чтобы максимально расширить грядущий перерыв, который, надеюсь, вы этим вниманием и заслужите.

Господин Псевдоквазер сделал полагающуюся в таких случаях предстартовую, абзацную паузу и, облизнув вечно пересыхающие губы, продолжал:

– Прежде всего я должен сделать педантичное до занудности замечание, что выражение «жизнь как космический фактор» не содержит почти никакой продуктивной и эвристической информации и вообще лишено особого смысла. Вызревшее, вероятно, в ограниченном мозгу человека, привыкшего грубо ломиться в открытые двери, оно по своей ложной глубокомысленности сравнимо с широко известной сентенцией «масло масляное» или «рыба плавает в воде». Разумная и неразумная жизнь, живая и неживая материя – всё существующее в природе так или иначе является космическим фактором. Довольно странно было бы рассуждать о жизни как о некоем феномене, существующем в фантастической герметической теплице, в своеобразной космической башне из слоновой кости.

Но давайте не будем лукавить и мелочно придираться к изобретателям постулата «жизнь есть космический фактор», поскольку данный подход неизбежно уведёт нас с бескомпромиссного чистого поля принципиальной битвы идей и усадит за усыпанный сигаретным пеплом круглый стол унылых терминологических переговоров. Совершенно очевидно, какого рода смысл неявно вкладывается в это неновое понятие: называя жизнь «космическим фактором», подразумевают её способность оказывать макро– и даже мегавоздействия на окружающую нас природу, подразумевают астрономические, космические, вселенские масштабы таких воздействий. Перефразируя популярную филиппику, можно определить ситуацию следующим образом: дело не в факторе, а в его количестве. Но упомянутый фактор, как ни парадоксально это сейчас прозвучит, не в состоянии сколько-нибудь значительно повлиять на глубинные основы Универсума или просто слегка поколебать его сверхмощный сейсмоустойчивый фундамент. А ведь только такой масштаб воздействия и давал бы право называть жизнь космическим фактором!

Уснастив заключительную фразу абзаца жирным восклицательным знаком и выдержав солидную паузу, как нельзя кстати потребовавшуюся аудитории для усвоения обрушившейся на неё «необходимой» информации, Муамар Хаддафович напористо продолжал:

– Чтобы проиллюстрировать эту не совсем тривиальную мысль, воспользуемся простейшей аналогией. Представим себе Универсум в виде гигантского океанского лайнера. Космическим, то есть глобальным фактором по отношению к нашему лайнеру следовало бы признать лишь такой фактор, который мог бы коренным образом изменить его природное естество (например, превратить надводный корабль в подводную лодку), полностью уничтожить судно или, по меньшей мере, кардинально – подчеркиваю: кардинально! – изменить его твёрдый курс. К счастью (а для некоторых горячих голов, к сожалению), мы нигде не наблюдаем настолько высокоразвитые цивилизации, основным или побочным продуктом жизнедеятельности которых явилась бы некая гипотетическая торпеда, способная гарантированно отправить на эволюционно-гносеологическое дно чрезвычайно остойчивый и живучий корабль Универсума, гордо рассекающий волны физического вакуума на пути к неведомой нам великой цели. В рамках такого сравнения жизнь во Вселенной, по всей вероятности, имеет на Мироздание гораздо меньшее влияние, нежели прирастающие к днищу рачки и полипы на судьбу облюбованного ими океанского лайнера.

Безусловно, приверженцы теории «жизнь есть космический фактор» вряд ли безоговорочно согласятся с такой расширенной трактовкой важнейшего для практической космологии тезиса и в доказательство своей правоты могут спокойно сослаться на принятую ещё в двадцатом веке условную шкалу технологического развития цивилизаций – шкалу, фантазия разработчиков которой не пошла дальше того, чтобы наделить цивилизацию даже так называемого III-го (то есть высшего, по тогдашним понятиям) типа смехотворной способностью к овладению энергией в масштабе своей галактики. В скобках оговоримся, что это даже не рачки и полипы, а один-единственный жалкий полип на днище гигантского корабля или, по другой аналогии, нечто вроде комка жёваной бумаги, выпущенного из трубочки хулиганистым пятиклашкой в борт колоссального лайнера в наивной надежде сбить чрезвычайно массивное судно с его величественного курса.

Назад Дальше