Люси наскоро пробежала глазами листки. «Я, такая-то», «добровольно», «согласна подвергнуться», «поставлена в известность», «неоднократно предупреждена», «в случае неудачного исхода», «обязуюсь не подавать в суд», «отказываюсь от возвращения предоплаты» и прочая подобного рода херня. Обязательность общего наркоза оговаривалась особо. Все листки в трёх экземплярах. Мура. Тягомотина. Плюнуть сразу на все экземпляры и растереть.
«Пусть хоть трижды матку выворачивает, всё равно не откажусь от операции!» – подумала Люси с бесшабашной весёлостью.
Она вписала свои реквизиты, расписалась где надо и перебросила листки через стол Васнецову.
Тот собрал их в стопку, аккуратно подбил и запер в ящике стола.
– Ну что, теперь шагаем на Голгофу? – Фред нисколечки не сомневался, что перед ним сидит дешёвка, поэтому смело попотчевал клиентку своей фирменной дешёвой шуточкой, совершенно износившейся от частого употребления. «Как только увидит, что помолодела и похорошела, тотчас побежит подрабатывать на панель», – подумал он с внутренней кривой ухмылкой – тот еще ясновидец.
– На Голгофу так на Голгофу, – притворно вздохнула не смутившаяся Люси и поднялась с кресла. Если бы она знала в тот миг, что в неуместной шутке содержится львиная доля правды!
Предоперационная помещалась в угловой комнате. Два узких высоко расположенных окна выходили соответственно на улицу Землячки и улицу Солнечную. Рамы были двойными и при необходимости могли быть закрыты герметическими ставнями. Сквозь толстые закалённые стекла пробивался внутрь тусклый свет.
В палате царил полумрак, но Фред тут же прибавил света, повернув какую-то ручку, служившую вместо выключателя.
Люси окинула комнату взглядом и слегка разволновалась. Справа от входа стояли в стеллажах баллоны с газом и длинный узкий стол, вдоль другой стены выстроились забитые банками, склянками и чёрт знает чем ещё застекленные шкафы. Слева были раздвижные двери, вероятно, ведшие в операционную. Комнату перегораживала надвое раздвижная ширма с весёленьким рисунком – какие-то птички-попугайчики на приятном светло-зелёном фоне. Возле ширмы покоилась модерновая медицинская каталка весьма внушительного вида; четыре добротных ремня с пряжками зловеще свисали по бокам, едва не касаясь пола. Вот они-то и были причиной волнения Люси Зинчук.
Она молча подошла к каталке, и рука её словно против воли потянулась к сверкающим хромовым блеском трубкам, пряжкам и кронштейнам.
– Проходите за ширму и раздевайтесь! – послышался за спиной Людмилы голос Васнецова.
За перегородкой обнаружилось большое, в рост человека, зеркало, открытый платяной шкаф с пустыми вешалками и стопкой чистых простыней, пара банкеток, медицинский топчан с до боли и до смеха знакомой плоской подушкой, небольшой туалетный столик, оснащённый квадратным зеркалом на шарнире, стул, а также алюминиевая, в две-три оклеенных рифлёной резиной ступеньки, приступочка. На одной из стен Люси заметила дверцу встроенного бара. Для чего он здесь, она просекла мгновенно, а вот назначение приступочки поначалу не поняла.
Пока Люси осматривалась, хирург вкатил за ширму каталку.
Люси вытаращила глаза:
– А это ещё зачем?
– Успокойтесь, голубушка, всё будет в порядке, – слегка улыбнулся Васнецов. – Когда разденетесь, ложитесь на каталку. Вот вам приступочка, чтобы удобнее было забираться. Простыню возьмёте в шкафу.
– А зачем простынка?
– Накроетесь ею, как саваном.
– Ой, я боюсь, – кокетничая, притворно захныкала Люси. – Вы что, повезёте меня на кладбище?
– Нет, сначала в морг, на вскрытие.
– Господи, Фреди, да ведь у вас тут пострашнее, чем у дантиста, – откровенно высказалась Люси.
– Да, они настоящие звери! – плотоядно усмехнулся Васнецов. – Кстати, вы не забыли снять коронки?
– Не забыла.
– Хорошо. Серьги, часы и колечки-перстенёчки оставьте на туалетном столике. Не теряйте времени. Я переоденусь и скоро вернусь.
Васнецов ушёл, а Люси, отцепив клипсы и с трудом стащив с пальца дешёвенький перстенек, начала раздеваться, размышляя о странноватом враче.
«Задницей чую, – думала она, – никакой он не пластический хирург. Как там напечатано на бланке: «Общее омоложение организма». Не-е-т, этот мудак занимается не раскрашиванием фасадов, он специализируется на солидных капитальных ремонтах». Люси вспомнила разговор с Марой и хихикнула. «Если косметолог-вагинолог развел такую бодягу только для того, чтобы подготовить меня к неизбежному трах-трах, то он явно перестарался, – продолжала размышлять она. – Я бы и так ему дала. Хотя какой интерес мужику в расцвете лет связываться со старухой? Но, может быть, он маньяк или извращенец?»
Эта весьма трезвая мысль настроила Люси на серьёзный лад. В одних колготках и бюстгальтере она осторожно выглянула из-за ширмы и, убедившись, что всё тихо, на цыпочках подкралась к ведущим в операционную дверям и попыталась их открыть. Но ничего у неё не получилось: двери явно были заперты и, вероятно, заблокированы, а как их отпереть, она не знала. Оставив безуспешные попытки, Люси вернулась на медицинскую кушетку завершить раздевание.
«Вот чёртов коновал! – мысленно выругалась она, раздосадованная тем, что её любопытство осталось неудовлетворённым. – Что уж там у него такого секретного, на что нельзя вглянуть даже одним глазком старой больной женщине? – продолжала недоумевать Люси. – Нет, определённо он не пластический хирург, а косящий под дипломированного врача шарлатан.»
Обнажившись, Люси со вздохом посмотрелась в зеркало. На сегодня, пожалуй, любоваться собой достаточно. Тряхнув головой, Люси взяла из стопки простыню и, пододвинув приступочку, полезла на каталку, представляя, какой идиоткой выглядит со стороны.
Улегшись на холодную клеёнку и до подбородка укрывшись простынёй, Люси почувствовала себя одинокой и глубоко несчастной. Беспричинная тоска охватила её, в следующую минуту сменившись столь же беспричинным страхом. Ей вдруг захотелось вскочить с каталки и как есть, в чём мать родила, броситься вон из комнаты, пока толстомордый псих не прирезал или не придушил её. Люси уже была готова поддаться импульсивному желанию, но тут послышался звук открываемой двери.
Через пару секунд за ширму впорхнул Васнецов. Костюм из рубчатого вельвета он сменил на белый медицинский халат, набросив его прямо на голое тело, а вместо домашних туфель надел резиновые тапочки. Используя новую методику, он мог бы делать своё дело даже в лайковых перчатках, драповом пальто и надвинутой на глаза касторовой шляпе. Впрочем, у него никогда не было лайковых перчаток, а шляп он не любил. Но Фреду приходилось маскировать ноу-хау, поэтому он по-прежнему вынужден был проводить пациенткам и пластику лица. Теперь, когда все заботы по омоложению взяла на себя новая методика, он постоянно боролся с соблазном отбросить «лишние сущности». Но как ни нахлыстывал себя Васнецов, проводить почти потерявшие смысл пластические операции с прежней аккуратностью, ответственностью и тщательностью он уже не мог. Увы, в последнее время он просто халтурил, всё чаще прикладывался к бутылке и выполнял пластику лица с недопустимой в столь тонком деле небрежностью.
Посмотрев на лежащую с несчастным видом Люси, Фред шутливо бросил:
– Ну, что нос повесили? Вы в порядке?
– Да-да, всё хорошо, – поспешила заверить его Люси, ёжась словно от холода.
– Пристёгиваться будем? – деловито осведомился Васнецов. На самом деле процедура пристёгивания была совершенно ненужной, но Фред никогда не упускал возможности попугать пациенток и исподволь посмеяться над ними.
У Люси нехорошо ёкнуло сердечко.
– Послушайте, Фреди, не делайте этого. Я обещаю, что буду вести себя, как…
– Как Муций Сцевола, что ли? – насмешливо перебил Васнецов.
Он наклонился и, подхватив первый ремень, со зверским выражением лица принялся тщательно приторачивать обнажённую руку Люси к специальной скобе.
– Что вы делаете? – с тревогой спросила Люси, сбиваясь на ненужную риторику.
– Пристёгиваю вашу руку, – спокойно пояснил Васнецов.
– Вы что, сумасшедший?
– Есть немного, – одарив пациентку очаровательной белозубой улыбкой, охотно согласился Фред, весело приговаривая про себя: «Дрожи, дрожи, сучка! Красота требует жертв, а молодость тем более!» – И печальным голосом с чувством и не без шарма продекламировал своё любимое:
Ушиб растает. Кровь подсохнет.
Остудит рану жгучий йод.
Обида схлынет. Боль заглохнет.
А там, глядишь, и жизнь пройдёт…
Люси стало совсем не до смеха. Собрав в кулак всю свою волю, она с огромным трудом сохраняла внешнее спокойствие. Ей придавала силы мысль о том, что она всё равно смелее и мужественнее суетящегося вокруг неё мужика в белом мясницком халате. Откуда Люси взяла, что Васнецов трусоват, она не смогла себе объяснить. Вероятно, это подсказала ей интуиция. И, как показало время, жестоко ошиблась.
Пристегнув к скобам обе лодыжки пациентки, Васнецов перешёл в изголовье и развернул каталку так, что ноги женщины оказались обращёнными в сторону проёма, образованного стеной и краем раздвижной ширмы.
– Ну что, поехали? – спросил он замогильным голосом. – Вы разрешаете начать вывоз вашего тела?
– Вы нарочно развернули меня ногами вперёд? – попыталась пошутить Люси, но голос выдал её, что доставило Васнецову несколько приятных секунд.
Фред с притворным сокрушением покачал головой:
– А я и не предполагал, что вы такая чувствительная! – И повёз Люси на выход именно так, как вывозят и выносят покойников, но не докатив каталку до проёма, остановил её и любезно поинтересовался:
– Может быть, вам нужно в туалет?
Люси представилась хорошая возможность взять законный тайм-аут перед решающим броском в неизвестность, но она сумела побороть минутную слабость.
«Нет, дорогой, ты не заставишь меня обделаться от страха, – со злостью подумала она. – Я вбухала в это сраное дело все свои денежки, да ещё по уши в долги залезла – теперь меня хоть раком ставь, назад я не поползу, пока ты, голубчик, более смахивающий на педераста, не проведешь это самое «общее омоложение» моего вконец измученного организма!»
Люси вдруг пришло в голову, что хирург вынуждает её уйти, и таким образом, не ударив и пальцем о палец, спокойно прикарманит внесённую предоплату в полном соответствии с подписанным Люси договором – договором о её бесправии? То есть Фред хочет заработать дармовые деньги – money for nothing. Или, как изъясняется вольготно чувствующая себя в Вольнореченске местная шпана, «сшибить бобра».
Однако по недолгом размышлении Люси отбросила это очевидное предположение, философски рассудив, что если уж женщина позволила мужику пропихнуть волосатое колено между бёдер, то следом неизбежно должна раздвинуть ножки.
– Так мы едем или нет?
– О, конечно, конечно! – хирург вывез каталку за ширму и ловко ошвартовал её у длинного, как пирс вольнореченского речного порта, стола, на котором помещалась аппаратура для проведения общего наркоза.
У Люси заныла поясница, как раньше перед менструацией. Фред Васнецов с маской в руке низко склонился над ней. Вид у него был чрезвычайно серьёзный, но в глазах плясали озорные огоньки.
– Не волнуйтесь, мадам! – подбодрил он Люси тоном, от которого волнение пациентки могло лишь усилиться, а кровяное давление ещё больше подскочить. – Это всего-навсего общий наркоз. Сейчас без него не работают даже столь обожаемые вами дантисты.
Люси вдруг показалось, что от Васнецова попахивает коньяком, но тот уже распрямился и занялся проверкой маски, шлангов и вентилей, и она не успела разобрать как следует.
«Ну и тип – посмел прийти на операцию поддатым! – удивлённо подумала Люси. – Какой он к чёрту пластический хирургкосметолог! Да ведь он, чего доброго, зарежет меня! Сделает из меня голову профессора Доуэля, и все дела!»
– Послушайте, Фреди, – вкрадчиво сказала Люси, – а вам не хочется рискнуть и провести операцию без наркоза? Не бойтесь, я баба терпеливая. Даю вам честное слово, что не стану визжать, плеваться и брыкаться. Можете оставить застёгнутыми ваши гадкие ремни, но дайте же любопытной женщине посмотреть, как вы священнодействуете в операционной!
Васнецов на секундочку обернулся через плечо и ехидно заметил:
– Так вы же подписали бумагу, где подтвердили обязательность общего наркоза.
– Фи-и, Фреди, ну и бюрократ же вы! – Люси умело изобразила презрение, но Васнецов только мысленно посмеялся над ужимками плохой актрисы. – Если общий наркоз, зачем тогда ремни? – не отставала въедливая пациентка. – По-моему, это просто глупо.
– Ремни нужны, чтобы вы не потерялись по дороге в молодость, – галантно объяснил Васнецов. – А если серьёзно, то я привык всё доводить до логического конца. Я, милочка, не позволяю кому бы то ни было повернуть с полдороги назад. Эти стены видали таких, кто в страхе перед общим наркозом и всем остальным собирались сбежать и затем пожаловаться на меня во все мыслимые инстанции. Нагадить мне просто так, беспричинно – из-за того, например, что им, видите ли, под хвост попала шлея. Но я всегда заставлял сомневающихся поверить в успех. Я пристёгиваю пациенток в их же интересах. Когда они по прошествии некоторого времени подходят к зеркалу, у них обычно пропадает всякая охота стучать на меня. Вместо этого женщины начинают вешаться мне на шею.
– Я тоже повешусь, – кокетливо пообещала Люси, – но только если вы отмените общий наркоз.
– Надо же, никто не ценит, что я сберегаю пациенткам нервы, – пожаловался Васнецов дурашливо. – Хотите, чтобы всё прошло без сучка без задоринки, перестаньте канючить и будьте действительно терпеливой женщиной!
– Так хочется посмотреть сам процесс, – мечтательно простонала Люси, словно просила сменить половую позу. – Ну что вам стоит, Фреди?
– Если не дать вам наркоз, – медленно проговорил Васнецов, разглядывая Люси будто препарированную лягушку, – то пациент выйдет из программы.
– Ну и чёрт с ней, с программой! – горячо воскликнула Люси. – Боже, какие же вы, мужики, зануды! Вы спокойно делайте своё дело, а я закушу губу и потерплю. Не хотите же вы сказать, что мне будет больнее, чем при аборте?
– Ха-ха! – коротко хохотнул Васнецов. – Да будет вам известно, на жаргоне врачей фраза «пациент выходит из программы» означает, что бедняге уже ничем нельзя помочь.
Люси вдруг поперхнулась и закашляла.
– Господи, – произнесла она сдавленным голосом, – неужели всё так серьезно?
– Такова плата за тотальное омоложение организма, – сказал Васнецов значительно. – Я подчёркиваю: тотальное! – Он решительным жестом взял в руки маску. – Время, голубушка, время!
«Мать моя женщина, – растерянно подумала Люси, – что же это такое? Ведь я же обещала своему грёбаному спонсору выудить у долбаного хирурга хоть какой-то намёк на его сраную методику, а при случае выведать и самоё ноу-хау! Этот мягко постеливший добрый дядя убьёт меня, если я заявлюсь к нему с пустыми руками! Что-то теперь будет?..»
Люси открыла было рот, чтобы продолжить бессмысленные препирательства, но в этот момент к её лицу прижалась мягкая тёплая маска, и она начала плавно и медленно погружаться в пучину забытья. Когда Люси легла на зыбкое, будто покрытое илом, дно забвения, Васнецов отнял маску от лица бедняжки и аккуратно положил её на стол.
– Ну, Люсичка, – раздельно проговорил он, обращаясь к заснувшей пациентке, – тебя ожидает приятный сюрприз!
С этими словами он изящным жестом иллюзиониста сдёрнул с подозрительно напоминающей покойницу Людмилы простыню и не глядя швырнул отнюдь не туринскую, а вольнореченскую «плащаницу» на стол. Затем откатил каталку на свободное место и быстро отстегнул ремни. Опытным взглядом окинул обнажённую Людмилу, на несколько секунд задержав взгляд на лице, которое сильно портила уродливая бородавка. «Она здорово похожа на эрегированный клитор», – мысленно усмехнулся тот ещё котяра Фред. Он представил, сколько несчастий принесла бородавка бедной женщине.