– А аварийные разрушения самих транспортных средств возможны?
– В такой степени нет. И потом, три случая подряд на разных объектах? Вы же понимаете.
Глеб Борисович достал из внутреннего кармана и показал Виталию несколько фотографий, одновременно дав ему осмыслить сказанное.
– Тогда что произошло?
– Всё указывает на то, что были осуществлены наведённые взрывы. Виталий попытался было вспомнить что-нибудь по теме, но понял, что с подобными вещами не встречался.
– Наведённые? Что это значит?
– Это значит, что источник и эпицентр взрыва находились в разных местах, на некотором удалении друг от друга, и, может, даже на значительном удалении.
– Такое возможно?
– В принципе да. – Глеб Борисович испытующе посмотрел на собеседника. – Мгновенное лавинообразное повышение давления в отдельно взятой точке. Мощный взрыв вне поля прямой видимости без применения ракет и лазеров. Задача вполне реализуемая, только для этого необходимо использовать громоздкий энергетический агрегат, который в чемодан не положишь. Необходимо сложное дорогостоящее оборудование, и в таком случае подозревать в проведении террористической атаки придётся целое научное производство, целый завод.
– И есть такое предприятие?
– Есть несколько таких мест. Там уже работают наши люди, но поверьте, если бы подобные, скажем так, приготовления были проведены в рамках действующих научных производств, всё это лежало бы на поверхности. Там везде есть соответствующий контроль, над контролем – свой контроль. Система строго перевязана и замечательно работает. Пусть даже из цепи на время выпадает какое-то звено, скрыть данный дефект никак не удастся. Там не закоулки человеческой души, разобраться в которой не может даже её обладатель, – там вполне зримый, ощутимый механизм, а сбои в его работе легко фиксируются уже на стадии их зарождения, для чего есть масса всевозможных способов.
– Вы говорите про сбои в работе оборудования?
– Я говорю про людей, которые обслуживают такое оборудование.
Глеб Борисович довольно часто говорил витиевато, иногда умышленно камуфлируя проблему в массе ничего не значащей информации, словно прощупывая собеседника на вшивость. В любой момент он мог свернуть тему, и подхода к ней уже было не добиться. У Виталия были с ним моменты, когда он оставался ни с чем, когда был просто не готов к восприятию нестандартных сведений. К любому собеседнику нужно уметь приспособиться, к его тайному информатору тем более. Но сейчас Виталий понял, что его визави сам вызвался посвятить его в некие государственные тайны и уровень компетенции журналиста в обсуждаемых вопросах никакой роли не играет.
– Стало быть, я так понял, масштабная диверсия, глобальный теракт на базе солидных производственных мощностей практически исключён.
– Совершенно верно.
– И в стране не существует частных предприятий, занимающихся подобного рода научными изысканиями не под контролем государства.
– По крайней мере, у нас – да.
– А провести такие операции, грубо говоря, с чемоданом в руках и с расстояния в несколько километров невозможно.
– Академики говорят, невозможно.
– Тогда где путь к решению проблемы?
– Вот этим мы сейчас и озабочены.
Очевидно, преграда, невидимой своей плоскостью вставшая поперёк мыслей этого серьёзного и ответственного человека, которого Виталий знал уже несколько лет, действительно была не легко преодолимой. Виталию стали понятны его трудности, почти не разделяемые в нём на личные и государственные. Конечно, люди из его ведомства иногда намеренно способны напустить тумана в вопросах, решение которых давно осуществляется по чётко разработанному плану. Это делается с целью дезориентации окружения: и враждебного, и обывательского, – которое до поры до времени плохо различимо. Однако Виталий нутром чувствовал, что теперь полковник в настоящем затруднении, а вместе с ним в затруднении находится и весь смазочно-профилактический компонент системы, призванный обеспечивать бесперебойную работу её механизма и не допускать случаев, когда кому-то вздумается вставить в её колёса палку.
– Действительно, события из ряда вон, – осознав проблему, заявил Виталий. – Я о таком ни разу не слышал. Если допустить, что организация подобных взрывов не составляет для кого-то особого труда, то в его руках находится страшное оружие. И, судя по тому, что вы говорите, оно какое-то фантастическое.
– Ну-у, ну, я не склонен драматизировать ситуацию. У любой фантастики, помимо головы, есть руки и ноги, которые откуда-то растут. Нам важно их отыскать и ухватиться за них. А иногда есть и сопли и много чего ещё. Поэтому любое чудо никогда не выглядит безнадёжно непонятным. Дело скорее в том, что в мире полно ущербных людей и шарлатанов – на любом уровне, – и их обязательно нужно разоблачать. Я действую исходя из того, что человек постоянно конфликтует с кем-то и постоянно врёт.
– А ошибаться вам не приходилось?
– Приходилось. Но я размышляю о судьбах людей отдельно, в свободное от работы время. А на работе я работаю.
– Странная философия.
– Принципы у каждого человека свои.
– Но есть же общие правила…
– И общее дело. Масштабные угрозы необходимо устранять.
– За счёт кого-то?
Полковник будто подивился наивности собеседника. Или принял его слова в качестве неизбежного посыла к справедливости, часто используемого в разговорах как неоспоримый аргумент, когда действенных доводов не хватает. Он не изменил тон, хотя в его речи нотки определённого превосходства всё же промелькнули:
– Если вы не знаете, есть такая работа: определять то, чем надо жертвовать в данный момент. – Через мгновение он продолжил: – Дело не простое, людей задействовано много, расследование ведётся по нескольким направлениям. Но рано или поздно результаты будут, я в этом уверен. Положительные результаты.
Он закурил, не выказывая никаких признаков того, что у него мало времени. Наоборот, разговор с Виталием будто приобрёл для него первостепенное значение. Виталий не раз сталкивался с некими противоречиями в его словах и действиях, за которыми скрывалось никак не скудоумие, а скорее тонкий, выверенный расчёт.
– В поезде ехал ваш друг?
«Бог мой. Неужели Олег был к этому как-то причастен?» – первое, что мелькнуло в голове Виталия.
– Да, он возвращался домой из командировки. Мы дружили с дошкольного возраста.
– Мне очень жаль… Однако он был именно в том вагоне, который взорвался.
– Ну и что?
Было заметно, что полковник не из тех, кто с удовольствием делится соображениями, даже если того требуют его планы.
– Мы изучили списки жертв и лиц, которые могли быть как-то связаны со всеми этими тремя террористическими актами: пассажиров, обслуживающий персонал, диспетчеров, людей, принимавших решения, – и вот что выяснили. Олег Белевский был старшим научным сотрудником в Научно-исследовательском физическом центре Академии наук. Во взорванном до этого автобусе находился его коллега Семён Савелов. А днём раньше взлетел на воздух автомобиль с Максимом Кашвили. Все трое работали в лаборатории высоких энергий, работали над одной темой и имели интересные результаты в данной области.
– Кто-то устраняет конкурентов?
– Может быть. Но зачем таким сложным и варварским способом?
– Чтобы все поверили в версию терактов.
Полковник сделал вид, что, разумеется, такие мысли у него тоже возникали.
– Я всё же склонен думать, что дело не в этом. Однако какая-то связь с перечисленными людьми, безусловно, должна быть. Связь с их профессиональной деятельностью.
Виталий невольно почувствовал немой вопрос:
– Олег мне кое-что рассказывал о своей работе, но только в общих словах. Ни о каких деталях мне не известно.
– Возможно, мы поговорим об этом чуть позже. В принципе погибшие могли знать что-то такое, что не знали рядовые сотрудники лаборатории, но сейчас нам интересно другое. Есть ещё один человек, который находился непосредственно в теме данных работ, и он жив. Это бывший заведующий лабораторией Ларий Капитонович Канетелин, хороший учёный, но человек с тяжёлым и сложным характером. Полгода назад он пережил фазу буйного помешательства и с тех пор находится в клинике для душевно-больных. Он плотно работал со всеми тремя специалистами, много с ними конфликтовал, но ввиду важности работы их до последнего момента не разводили по разным лабораториям.
Виталий внимательно слушал собеседника.
– Ваш друг, наверное, тоже был не ангелом. Во всяком случае, нередко именно он являлся создателем конфликтных ситуаций, есть свидетели.
– Никогда бы про Олега такое не подумал. Мы с ним много общались, но он ни разу не говорил, что у него есть какие-то проблемы на работе. По жизни у него были, конечно, неприятности, но в целом он всегда выглядел жизнерадостным и беззаботным.
– И тем не менее, судя по рассказам сотрудников центра, по крайней мере одного человека наверняка можно записать в его враги. Это его бывший шеф.
– А сколько шефу лет?
– Около семидесяти, точно не скажу.
– Странно. Что они могли не поделить? Авторство в научных изысканиях?
– Пока не знаю. Но мне почему-то кажется, что разгадку прогремевших взрывов прежде всего нужно искать в их отношениях. А посему у меня есть к вам просьба. Тем более что вы лицо заинтересованное. – Глеб Борисович повернулся к Виталию всем телом. – Поговорите с этим человеком, может быть, у вас что-нибудь получится. Вы друг Белевского, и, вполне возможно, вам он расскажет что-либо интересное, на что следует обратить внимание. Особенно если он назовёт ещё какие-нибудь имена.
– Он вменяемый?
– Разговаривать с ним сложно. С виду он рассуждает здраво, но его трудно понять: много тумана. Рациональные мысли в его речах, если они есть, приходится собирать по крупицам. Во всяком случае в бытовом плане без посторонней помощи он обойтись не может, его на всё необходимо направлять.
Что можно узнать у свихнувшегося физика, с которым наверняка беседовали уже не раз? Виталий моментально оценил ситуацию, приобретавшую некий детективный характер. За ними будут наблюдать, пока тот о чём-нибудь не проговорится, так что ли? Свою роль в этом деле он понял не до конца – она слишком завуалирована. Подобных просьб ему ещё не поступало, а эти ребята просто так даже прикурить не попросят, тем более выложив ему информацию, вероятнее всего затрагивающую государственные интересы. В то, что Глеб Борисович выступает от своего лица, он не верил.
– А может, гибель этих людей – случайное совпадение?
– Маловероятно, вы сами понимаете. В любом случае эта связь – пока единственное, что у нас есть. Главные вопросы – кто и как? – пока остаются без ответа.
– Хорошо, я поговорю с ним. В данном случае было бы нелепо вам отказывать. Вернее, с этим человеком я бы всё равно, наверное, встретился, но держать наш разговор втайне от вас неразумно. Узнать правду, скорее всего, можно, только действуя сообща.
Глеб Борисович удовлетворённо и одновременно как-то бессмысленно, как это умел делать только он, кивнул:
– Поезжайте к нему сегодня же. Если будет что-нибудь интересное, я на связи в любое время.
Он укатил, оставив Виталия в смешанных чувствах.
«Зачем он мне всё это рассказал? Они уже давно, наверное, выпотрошили учёного до основания. Каким бы неподдающимся тот ни был, но, пока он отличает раковину от унитаза, его можно разговорить на любую тему, в том числе и по поводу пережитых им когда-то потрясений».
Виталий уже забыл об испытанном ранее шоке от трагедии с другом, сосредоточившись на предмете расследования. Он брёл по аллее парка, не обращая внимания на мелькавших то и дело бегунов и раздающийся рядом детский смех.
Возможно, человек замкнулся в себе и никому не доверяет, и если он ушёл вовнутрь именно в таком состоянии обиды и нелюбви, отвращения ко всему на свете, то необходим какой-то ключ, чтобы «отпереть» его, чтобы он опять открылся миру, начал с ним дружить. Не найдя к учёному подход, они обратились к нему, Виталию, не сильно понимающему в физике, зато напрямую заинтересованному в том, чтобы расшевелить субъекта касаемо его отношений с сотрудниками. Через ком ожившего негодования они хотят попробовать вернуть ему память. Борьба идей, взглядов, характеров; принципиальность, продажность, тщеславие – для затравки сгодится всё. Ведь погружаться в творческий экстаз заставляют стимулы, внешние или внутренние – неважно. Самое главное, чтобы он понимал свои стимулы.
Им, наверное, нужен какой-то символ: формула, пароль, слово, – которого недостаёт, чтобы воспроизвести заново невероятную комбинацию выкладок, благодаря которой и был получен реальный эффект. Обычно так и происходит. Всё, что получено до этого, могут сделать многие. Но существенный скачок в каком-либо процессе заключается в доселе скрытой среди мусора информации маленькой приставке, обнаруживаемой в какой-то момент – волею ли случая или благодаря чьему-то гениальному озарению – и позволяющей потом кормиться с использованием этого открытия или страдать из-за него целые поколения. Если всё дело в сумасшедшем физике, то за него теперь ухватятся мёртвой хваткой, каким бы ненормальным он ни был. Он вспомнит всё и будет переживать свои обиды во сне и наяву. Наука – это радостный кусочек жизни, пока тебя распирает от мечтаний и потенциала возможностей, а когда мечтания воплощаются в конкретные достижения, наука чаще всего заканчивается и начинается головная боль.
В раздумьях он добрёл до своего автомобиля, не сразу решив, куда ехать. К визиту в клинику следовало бы подготовиться, ведь наверняка придётся затрагивать в разговоре бывших коллег учёного, а Виталий даже не представлял, в каком смысле, например, упомянуть про Олега Белевского: ну друг он ему и друг, что из того?
Забравшись в салон, некоторое время он сидел неподвижно. С момента отъезда полковника прошло всего несколько минут, однако ему показалось, будто он всё утро уже занят решением задачи, касающейся важных аспектов жизни города.
Кто мог организовать подобную серию терактов? Связаны ли с этим сотрудники упомянутой лаборатории, и, в частности, её бывший заведующий, возможно, сохранивший в памяти необходимые знания? Если полковник не лукавит, сейчас это действительно единственная зацепка, дающая надежду расследовать преступления. Им очевидно, что этот учёный им нужен, а ему, Виталию, ясно, что дело приобрело серьёзный оборот. Прощупывание пошло по всем направлениям, а оказаться в затруднительном положении, судорожно бросаясь к первому встречному, системе не к лицу. В таком случае влезать в подобные расследования представляется делом чрезвычайно опасным. Кто знает, чем всё обернётся? Не окажется ли он однажды крайне неудобным носителем важной информации?
Однако не столько профессиональный азарт, сколько обычное желание во всём разобраться, узнать, из-за чего погиб его друг, как бы он ни останавливал себя, подспудно уже привело его к решению заняться этим делом и проявить по нему необходимую активность.
Прежде всего Виталий отправился в центр, где работал учёный. Из беседы с директором выяснить что-то необычное не удалось. При виде Виталия тот сразу принял любезно-отстранённый вид, дающий понять, что на специальные вопросы кому надо он уже ответил, а рассуждать на отвлечённые темы не намерен.
– Всеми нами движут определённые мотивы. Человеческая душа – потёмки. Как учёный профессор Канетелин меня полностью устраивал, а в его взаимоотношения с коллегами по труду я старался не вмешиваться. Впрочем, я не заметил в них чего-то необычного, – заключил он.
В качестве компенсации за сухой тон и невозможность побеседовать с журналистом подольше – он куда-то спешил – он посоветовал поговорить с парой лаборантов, работавших вместе в Канетелиным, которые общались с профессором намного чаще его. Поручив секретарю сопровождать Виталия по территории, он распрощался с ним, предоставив ему возможность поупражняться в налаживании мостов взаимопонимания на примере менее значительных фигур в их сообществе.
Молодые люди оказались неординарными. Первое впечатление о них составить было трудно. Один был чем-то озабочен – скорее всего, так можно было охарактеризовать его резкость, некорректные выпады в адрес бывшего руководителя. Однако он не выглядел глупым человеком и, более того, позволял себе смелость пространно рассуждать на тему совместной деятельности в их сложной по иерархии команде. Второй изъяснялся точнее и конкретнее, но говорил мало. Его умный, проницательный взгляд наводил на мысль, что вряд ли это связано с тем, что он долго подбирает нужные слова. Через несколько минут они всё же разговорились, выложив про тогдашнего своего шефа, пожалуй, всё, что о нём думают.