– Он слишком надменный, высокомерный, что проявлялось в любой ситуации. В лаборатории он практически никого не замечал. Ты для него либо равный, либо вообще никто, это чувствовалось и сильно раздражало.
– Вы с кем-нибудь разговаривали на эту тему?
– Да, несколько раз. Он был со всеми такой. И мнение большинства сотрудников его вообще не интересовало.
– Любопытно. Как же вы обсуждали рабочие моменты, результаты исследований?
– Большей частью с ним общались Белевский и Савелов. Но когда доводилось лично разговаривать, то для меня, например, это было мучением.
– Даже так?
– Представьте, что вы рассказываете взрослому человеку сказку и он на вас смотрит как на идиота. Постоянно перебивает, одёргивает. Ваше сообщение превращается в глупый, совершенно никчёмный монолог.
– Но ведь были же какие-то правильные, полезные наработки? Он же не мог такие моменты совсем игнорировать.
– Именно не замечал. Точно вам говорю. И ни капли позитива от него не дождёшься. А через некоторое время давал новое задание на основе ваших же положительных результатов. Об этом нам Белевский рассказывал.
Тема, очевидно, была для них не новой. В их словах чувствовалась искренность: редкий человек бывает неприятен настолько, что в отношении его в памяти остаётся один негатив.
– По поводу погибших… Они все с ним конфликтовали?
– По-разному. Белевский его терпеть не мог, это было очевидным, и Канетелин отвечал ему взаимностью. А например, с Кашвили он любезничал. Правда, что сие означало, я не знаю. Может, они постоянно разыгрывали какой-нибудь изощрённый ритуал: с улыбкой на лице и со сладкозвучными речами устраивали друг другу подлянку.
– По вашим рассказам, выходит, что ваш бывший шеф никем не любимый, ужасный деспот.
– Он такой и есть. Очень странный и сильно давит. Если бы вы столкнулись с ним по делам, вряд ли общение с ним доставило вам большое удовольствие.
– И долго вы собирались его терпеть?
– В каком смысле?
Виталий промолчал. Окинув взглядом помещение с многочисленными стеллажами приборов и оборудования, он указал пальцем на какое-то странной формы устройство с множеством блестящих шаров и выставленной вбок стреловидной антенной:
– Что это?
Сотрудники лаборатории даже не взглянули на то, что заинтересовало посетителя.
– Извините, но что-либо объяснять вам по приборам и теме исследований мы не можем.
– Понятно… А директор института не деспот?
– Пожалуй, нет. Не думаю, – ответил один из них.
– Канетелина он ценил, но не похоже было, чтобы уважал, – добавил второй.
– Почему вы так думаете?
Тот неопределённо пожал плечами:
– Ходят слухи.
Из разговора с парнями удалось почерпнуть кое-что ещё, что Виталий не смог бы определить как нечто конкретное, но, исходя из своей профессиональной интуиции, зачислил в разряд полезных сведений. Поблагодарив сотрудников за уделённое ему время, уже стоя в дверях, Виталий спросил:
– Можно узнать, как вы сюда попали?
Ответил только один:
– Меня пригласил Канетелин. Он проводил со мной собеседование, когда я ещё учился в университете. Тогда он выглядел вполне нормальным.
– Он сам на вас вышел?
– Наверное. В школе я был победителем региональной олимпиады по физике.
Виталий кивнул и попрощался. В целом он остался доволен услышанным. По крайней мере, появилась хоть какая-то шелуха, которую теперь можно старательно разгребать при встрече с самим учёным. По поводу пребывания шефа в клинике для психов оба лаборанта единодушно заявили, что там ему и место. Правда, для них его помешательство явилось полной неожиданностью: заведующий лабораторией был злобным, но здравомыслящим человеком. Этим он более всего и досаждал окружающим. А насчёт гибели троих работавших рядом с ними сотрудников, о чём, исхитрившись, Виталий сумел спросить лаборантов по отдельности, они без всяких сомнений объяснили сей факт трагическим совпадением. Хотя Виталий им не сильно поверил, думать, что им что-то известно, тоже, наверное, не следовало.
Теперь предстояла главная встреча, где надо было отдавать себе отчёт в том, что он хочет услышать. Наверняка его приобщили к делу неспроста. Уж в совпадения, связанные с органами госбезопасности, Виталий точно не верил. Пусть им нужен свихнувшийся физик, но что, если им требуется нечто и от него самого, от Виталия? Надо быть всё время начеку, поскольку в понимании нюансов дела чаще всего и кроется залог успеха.
«Скорее всего, они думают, что я смогу его как-то расшевелить, – решил он. – Ну что ж, надо попробовать. Это даже интересно».
3
Частная психиатрическая клиника «Киимаярви» располагалась на берегу живописного лесного озера. Здесь было тихо и уютно, что способствовало возникновению у людей мягких, положительных эмоций. Вымощенные плиткой дорожки петляли между кустами и ельником, плавно спускаясь к открытому побережью, образуя длинный извилистый променад. Густой лес на противоположном берегу придавал местности просто сказочный вид. В лучах заходящего солнца, медленно утопающего в верхушках ёлок и берёз, силуэты здания, зелёный массив, а также аллегорические каменные глыбы, установленные возле изгибов дорожек, выглядели какой-то диковинной фантасмагорией.
В хорошую погоду под наблюдением охранников больным разрешали прогуливаться. Их поведение и реакция нередко менялись на свежем воздухе, безусловно, отражая впечатления открытого пространства и, как полагал лечащий персонал во главе с хозяином клиники, помогая стабилизации функций мозга. Здесь были разные люди: от глубоких шизофреников, практически никак не воспринимающих себя в окружающем мире, до слегка тронутых головой писателей и учёных, путающих дни, забывающих слова и неестественно реагирующих на любых встречных. Людей низшего сословия – например, попавших сюда на почве дикого алкоголизма, – было меньше. В подавляющем большинстве это были те, у которых имелись богатые родственники.
Виталий не стал подъезжать непосредственно к входу в клинику, а вышел из автомобиля раньше, как только белый флигель здания показался в проёме зарослей. Он решил немного прогуляться, настроить себя на встречу с человеком, поведение которого, да, собственно, и направление разговора с которым очень плохо себе представлял.
Он не умел импровизировать, всё, что не являлось для него спланированным, как правило, не несло в себе никаких существенных результатов. Поэтому он давно уже привык обдумывать заранее каждый свой шаг. Особенно это было полезно в его специфической работе, где добывание нужных сведений зачастую зависело от настроения собеседника, то есть фактически от воли случая, который, как он представлял, есть квинтэссенция правильной организации труда и правильно выбранного момента времени. Впрочем, отточенная с годами техника умелого вымогателя позволяла ему работать в любое время суток, из любого положения и сколь угодно долго, подобно матёрому агенту из всем известных шпионских ведомств. Он мог поддаться на спонтанную выпивку, закусывая огурчиком или занюхивая по простому сухарём, а потом тихо, без лишней суеты, спокойно раскрутить на откровения изрядно охмелевшего оппонента, уже не ведающего, что можно, а что нельзя, и не способного правильно оценить степень риска. Он мог втереться в доверие какой-нибудь незаурядной личности, а потом в самый обычный день и час подловить того на проколе – когда человек проговорится или в пылу занятости начнёт при нём обсуждать рабочие моменты по телефону. Он мог элементарно блефануть – правда, когда при этом была соответствующая техническая и командная поддержка, – наговорив про себя кучу нелепостей, так что у оппонента всерьёз возникали опасения за свою нежнейшую будущность, что если не мгновенно, то чуть позже обязательно проявлялось в его поведении. Короче, работать хитро и брать клиента тёпленьким ему уже доводилось не однажды. Единственное, он ни разу не встречался с людьми, страдающими серьёзными психическими расстройствами, а посему впервые в своей практике не знал, к чему себя готовить.
Пройдя по петляющей тропе через сухой сосновый лес, Виталий вышел к зданию с тыльной стороны. Неожиданно он увидел недалеко от себя первого психа. Тот прятался за деревом и, не отрываясь, наблюдал за ним. По его испуганному виду можно было понять, что появления постороннего в этих местах он не ожидал, хотя, возможно, данный образ был его постоянной визитной карточкой.
Виталий проследовал мимо, на всякий случай не заметив больного, чтобы не встревожить того ещё сильнее. Правда, он тут же наткнулся на санитара, очевидно искавшего беглеца, и молча указал на того пальцем.
«Ещё чего доброго огребёшь тут по макушке, – подумал Виталий, искоса поглядывая в сторону больного, державшего в руке палку. – Надо было подъезжать прямо к входу, а не бродить тут по лесам в поисках приключений».
Он обогнул строение и поднялся по ступеням на тянувшуюся вдоль всего фасада широкую террасу. Со стороны озера перед клиникой была устроена просторная лужайка с коротко стриженным газоном. Здесь уже гуляли десятка три обитателей лечебницы. Практически все сидели или ходили поодиночке, и только в одном месте виднелась что-то оживлённо обсуждающая парочка. За больными наблюдали расположившиеся по периметру несколько охранников.
Попав в небольшой вестибюль, Виталий наткнулся на лучезарную улыбку дежурной сестры.
– Добрый день. Мне нужен главврач, – сказал он, протягивая свою визитную карточку.
– Вы договаривались о встрече?
– Да, мне сказали, что он меня ждёт.
– Сейчас я уточню.
Она быстро переговорила с доктором по внутренней связи и пригласила Виталия следовать за ней. Возле дверей кабинета, находящегося тут же за приёмной, она опять красиво улыбнулась:
– В вашем распоряжении не более сорока минут. В семнадцать у доктора встреча с зарубежным коллегой.
– Спасибо, я управлюсь, – вежливо ответил Виталий, оценив её приятную учтивость.
«Как на приёме в министерстве», – подумал он. Дверь в рабочие апартаменты доктора открылась словно по мановению волшебной палочки – сестра лишь слегка прикоснулась к ней рукой. Главный врач, он же главный управляющий клиники, известный в широких кругах психиатр Полуэкт Захаров поднялся из-за стола и вышел навстречу журналисту.
«Полуэкт, – пронеслось в голове Виталия. – Как надо не любить своего ребёнка, чтобы придумать ему такое мудрёное имя».
Он поздоровался и представился учёному.
– Как вам наша клиника? – живо поинтересовался тот.
– Впечатляет. И место красивое.
– Здесь тихо, рядом никаких селений.
– Вам объяснили цель моего приезда?
– В двух словах.
Виталий осмотрелся. Через огромное окно, от пола до потолка, открывался прекрасный ландшафт местности. Наблюдать за тем, что творится на лужайке, можно было практически из любой точки кабинета, даже сидя на диване.
– Я встретил в роще за домом одного из ваших пациентов.
– Это наш известный непоседа. Он постоянно норовит убежать от охраны и спрятаться в деревьях. Но он всё время находится в зоне видимости.
– А кто он по жизни? По профессии?
– Он племянник менеджера одной крупной компании. С ним дела идут неважно…
– Давно он у вас?
– Лет десять уже.
Глядя на странные позы и занятия гуляющих, Виталию на мгновение показалось, что он находится в детском саду. Вполне можно было увидеть в их действиях зачатки острого ума, небывалой зрелости, если представить, что перед вами великие в будущем затейники, учёные, управленцы, пребывающие пока в младенчестве и не знающие о своём особом предназначении. Правда, как только они поворачивались к вам лицом и вы видели их унылые, измождённые бедой физиономии, видение заканчивалось, и для осмысления их близости к вам уже требовалась другая любовь.
– Им надо помогать, – уловил его мысли доктор. – Тогда есть вероятность, что они вернутся к нормальной жизни.
– Мне кажется, таким делом могут заниматься только одержимые люди.
– Вы серьёзно так считаете?
Виталий не понял, зачем начал превозносить деятельность Захарова. Он так не считал.
– С ними, наверное, тяжело общаться. Они же как малые дети.
Доктор ухмыльнулся:
– Не драматизируйте. – Он пригласил гостя сесть на диван. – Я прихожу на работу как обычный клерк. У меня есть некие обязательства, дополнительная ответственность, а в остальном я работаю точно так же, как офисный служащий, – по привычке. Только вместо бумаг ковыряюсь в человеческом сознании. Иногда это не сложнее, чем посчитать числа в столбик.
– Но среди прочих, наверное, бывают и тяжёлые, неординарные случаи?
– Бывают, безусловно. Таким пациентам приходится уделять больше внимания, хотя, строго говоря, все подобные заболевания неординарны. Главное, как к ним относиться в каждом конкретном случае. То есть неординарными они являются не сами по себе, неординарными их делаем мы, врачи.
– Иными словами, у кого больше денег…
– Ну, ну, что вы! Я же не это имел в виду. – Захаров сделал вид, что понял шутку гостя, по привычке вальяжно развалившись в кресле. – Итак, что вы хотите знать про интересующее вас лицо?
«Если бы знать, что я хочу знать», – подумал Виталий.
– Прежде всего, в каком он сейчас состоянии и как бы вы оценили степень этого конкретного расстройства. Скажем, по десятибалльной шкале, где десять – самый тяжёлый вариант.
Захаров в задумчивости повёл пальцем возле бровей. Очевидно, и в его практике нередко приходилось подбирать слова, чтобы выразиться понятнее.
– Скажите, а почему вас заинтересовал этот человек? – неожиданно спросил он. – Вы с ним раньше встречались?
– Я как-то брал у него интервью, и мы договорились встретиться ещё раз. Небольшой очерк с продолжением, – озвучил Виталий заранее подготовленный ответ. – Это обычно репортажи не о человеке, а на определённую тему. И теперь вот я узнал о произошедшем с ним несчастье… В какой-то мере для меня это был интересный источник информации, интересный собеседник. Хотелось бы понять, насколько я в дальнейшем могу на него рассчитывать.
Захаров удовлетворённо кивнул:
– По десятибалльной шкале я вам ничего говорить не буду. Не потому, что не знаю, а потому, что вы всё равно неправильно меня поймёте. Такие оценки дать невозможно. Сегодня человек заперт внутри себя и кажется безнадёжным, но завтра всё может резко измениться. И наоборот. В мотивах поведения не существует количественных подходов, здесь всё устроено немного по-другому. Что же касается его состояния, то могу сказать вам следующее. – Захаров безотрывно смотрел на гостя. – У него диссоциативное расстройство личности. Свою навязчивую неприязнь, совершенно не связанную с реальностью, он пытается распространить на всё ближайшее окружение: на родственников, соседей, коллег по работе. Сейчас уже нет оснований опасаться резких проявлений его недовольства. Но ещё недавно он был чрезвычайно буйным. У него часто случались приступы немотивированной агрессии, так что приходилось помещать его в специальный изолятор. Но самое главное в другом…
Доктор не стал говорить о том, что двинутый физик сильно его озадачил и вообще опровергал все его накопленные с годами практические выводы. Однако, скрывая своё незнание и недоработки, он научился выглядеть ещё более уверенным в себе, чем был.
– Пять месяцев назад, когда он к нам поступил, я диагностировал у него первую группу шизофрении. Он пережил глубокий мозговой синдром У него наблюдались расстройство мышления, утрата эмоциональных реакций, серьёзные аномалии личностного восприятия и поведения. Мы провели необходимый курс лечения и, конечно, надеялись, что это поможет. Но результаты оказались даже лучше, чем я ожидал, намного лучше. Он возвращается к нормальной жизни семимильными шагами, и это меня, безусловно, радует. Однако я ни разу не встречал случая, когда с таким диагнозом люди так быстро восстанавливались.
– Наверное, причиной этого могут быть какие-нибудь замечательные методы лечения? – вставил Виталий.
– Методы лечения самые обычные. Поверьте, существует гораздо больше способов вылечить простуду, чем психическое расстройство человека. По поводу его организма я тоже не заметил никаких особенностей. В сущности, своим быстрым восстановлением он обязан прежде всего себе. Сейчас симптомы шизофрении проявляются не так явно. Он подавлен, раздражён, но уже в значительной степени адекватен.