В комнате, кроме голограммовизора новой модели и очень модной на сегодняшний день модели «W.D.C.-Prometeyi-3»,стоял столик с мини планшетом. По сути ничего такого, если не считать того, что постоялец комнаты лежал мёртвым на полу и портил весь изысканный интерьер.
Трельяж встречал посетителей отражением в зеркалах, стены выложены мрамором и плиткой, между зеркалами неоновые лампы, задачей которых было освещать бассейн посреди комнаты, мозайка украшала пол как во времена великой Римской империи. Собравшиеся эксперты, фотографы, полицейские искренне и от души злорадствовали. Есть, чем обмолвится на работе с коллегами. Богатые тоже плачут, как назло, лучше не придумаешь! Новость номер один для воронья! Изысканность внутреннего убранства впечатляла, ремонт сделан в неоклассицизме, мебель исключалась, строгий минимализм: туалет и ванна представляли собой одну большую комнату и по размерам напоминали библиотеку, бассейн в зале с галограммовизором, рядом стоял резной комод с пятью ящиками, выполненный в Викторианском стиле, громоздкий объект находился тут по какой-то ошибке.
Мраморная столешница, фасад из красного африканского дерева, кованые ручки с львиными головами, из рычащих пастей которых торчали кольца. Передвинуть массивный мебельный танк, времён первой мировой войны, не под силу ни одному человеку, разобрать и собрать так же невозможно, как-никак ручная работа Лучано Пратетти, по личному заказу диктатора Италии. Пришлось потратить гораздо больше усердий, чем при перемещении пианино, по размеру, несомненно, меньшему, чем комод. В коридоре вывешены картины, без полотен, очередная отличительная особенность моды неоклассицизма, фишка в том, что обои являли творения художников разных эпох. Отсутствие материальных средств толкала многих на такую безвкусицу.
Мастера красок и акварелей тоже желают кушать, а искусством, как известно, сыт не будешь. Всё продаётся и покупается за деньги, как сказал император Веспасиан, после получения денег от налога на общественные уборные Рима, обращаясь к своему сыну Титу, который выразил неудовольствие по этому поводу: «Pecunia non olet!»,– тем более, если они в цифровом коде «W.D.C.-RACE Absolut».
Комиссар, опросив Вайолет, подумал, что найти нужные нити будет не так-то просто. Все двадцать убийств не имеют между собой ничего общего, кроме причин смерти. На стене висела гитара, сейчас никто не играет, тем более не держит её у себя дома, разве что подпольный коллекционер, инструмент «Greg Bannet» – настоящий шедевр и стоит уйму денег, ко всему прочему. Акустический, шестиструнный красавец классического красного цвета, по-видимому, достался Ричарду от отца.
– Вайолет!
Девушка не захотела присутствовать после опознания на месте смерти и ушла на кухню, площадью 21 кв. метр, выполненную по проекту дедушки Ричарда Адриано, любившего излишки и жившего на широкую ногу. Мраморные квадраты для этих самых ног на полу, в стенах словно вырезаны углубления и пустоты с полками под различную утварь, отголоски величия прошлых владельцев. Стены толстые, и поэтому есть необходимость повторно и желательно громко произносить имя несчастной вдовы, для того чтобы слова нашли нужного адресата. Она встала с резного стула, оставила чашку с недопитым кофе на круглом сером столе в середине кухни и вошла в зал.
– Ваш муж играл на гитаре?– спросил доктор.
–Да, – печально ответила девушка и продолжила,– это хобби, он никогда не пел запрещённых песен, -эти слова Вайолет выдала быстро и с большим волнением, своим голосом хотела убедить в правдивости этого заявления, но должного эффекта слетевшие с её губ слова не возымели.– Скорее наоборот,– быстро как скороговоркой сказанная фраза убедила собравшихся в обратном. Темноволосый мужчина улыбнулся в ответ, подошёл и, сняв гитару со стены, перекинул ремень через плечо.
–Он называл её Джулия,– закрыв лицо руками, с комом в горле едва не плача, произнесла хозяйка, но когда она увела взгляд в сторону, то тут же горько заплакала.
Гитара держала строй практически идеально в течении нескольких месяцев. Слегка подкрутив колки (как не крути, а каждый настраивает на свой слух) Виардо, закончив с настройкой, запел, под примитивный бой, используя семь пресловутых аккордов. Куплет вышел с надрывом и болью, переходящей в хрип, музыкант, познавший боль и потери, смог перенести нужную атмосферу катастрофы своим слушателям. Те, казалось, опешили, один медик открыл широко не только глаза, но и рот:
Катастрофа режет мир,
Кто остался, а кто сгинул.
Кто иллюзиями жил,
Навсегда свой дом покинул.
Темных масс круговорот,
Завершает своё дело.
Каждый хочет дальше жить,
Несмотря на свою смелость.
На припеве голос обрёл мелодичность, которая звуча, жалила души и умы сильнее. Так вот как гимн борцов против республики звучит на самом деле:
Потеснитесь в своей лодке,
Разве нет места для меня.
Я никого не предал,
И вырос над теми, кто как я.
Не знал о войнах,
И не был баловнем судьбы.
Очень страшно,
Но я такой же, как и вы!
Пожирание себя,
Своих мыслей,
Своих чувств,
Отражение найдёт.
Даст нам новый вид искусств,
И все завертится.
Набирая оборот,
Но наступит тот момент.
Нас всех ждёт один исход.
Голос хрипом заполнил квартиру, на него смотрели как на гуру. Шаман извлекал размашистыми движениями звуки из забытого инструмента. Никто, правда, и не помнил о войне республики с повстанцами, ни о других бедах, текст как сбывшиеся пророчество поведал историю прошлых лет:
Потеснитесь в своей лодке,
Разве нет места для меня.
Я никого не предал,
И вырос над теми, кто как я.
Не знал о войнах,
И не был баловнем судьбы.
Очень страшно,
Но я такой же, как и вы!
Заботы ушли на второй план, все знали слова, но никто не слышал песню революционеров, в этом месте она была наиболее колючая:
Это замкнутая цепь,
Не порвать её звена.
Мне плевать, что было там,
И на всех одна вина.
Созидаем мы одно,
И взрываем мы другое.
Последние две строчки он усилил тембром голоса, сделав их особо угрожающе мрачными:
Это сила и контроль, нависающего строя.
Последний куплет слушатели подхватили хором, двадцать секунд все стали свободными, пели нота в ноту, чувствовали друг друга, атмосферу безысходности унесло далеко отсюда. Пропало различие между ними, они стали одним целым, кто придумал песню из сопротивления, знал, что песня может объединить и сплотить, человеку не то что жить, но и умирать легче с песней:
Потеснитесь в своей лодке,
Разве нет места для меня.
Я никого не предал,
И вырос над теми, кто как я.
Не знал о войнах,
И не был баловнем судьбы.
Очень страшно,
Но я такой же, как и вы!
-Это для тебя, друг мой, реквием…,-сказал тёмноволосый маэстро, вспоминая своего товарища по несчастью.
–Любимая его песня,– тихо сквозь слёзы пропела Вайолет. – Кто иллюзиями жил, навсегда свой дом покинул.
Она была больше не в силах сдерживать чувства, он снял гитару, девушка сразу взяла в руки Джулию, прижала к груди, поглаживая красно-чёрное дерево, так как может гладить лишь женщина своего любимого мужчину: с теплотой и небывалой, накопленной только для него одного нежностью. Таких слёз он не видел со времён детского дома, настоящие слёзы от горя утраты, он точно это знал.
–Спасибо,– рыдая, говорила девушка,– спасибо…
–За что?– машинально задал вопрос Виардо.
–За Ричарда,– всхлипывала девушка,– он мог только мечтать, чтобы ему спели песню,– эмоции мешали говорить,– которую он так любил,– мысли и слова давались с трудом ей, наконец, Вайолет закончила речь,– которую всегда пел мне…
Поначалу сложилось впечатление, что ей был безразличен муж, но, оказалось, осознание смерти резало душу изнутри, сердце кровоточило. Убедившись, что оставаться больше не зачем, командующий полицейской группы ретировался, а вместе с ним работники скорой помощи и два сержанта, прикреплённые к данному дому. В состав группы всегда входили один младший, другой старший сержант, два медицинских работника, доктор-эксперт и инспектор, но сегодня их дополнил ещё и один из четырёх комиссаров города.
Всему виной смерти, которые заинтересовали комиссариат, министерство поручило одному из самых опытных своих сотрудников это не простое дело, и чем быстрее выяснится причина, тем быстрее угаснут волнения, народу нужны виноватые, и он их получит.
Виардо Фарсе руководил действиями как самый опытный человек после шефа полиции, отпахавший на мостике рулевого более девятнадцать лет. Полномочия комиссара простирались на пятьдесят домов. Так же в городе существовал и военный комиссариат полиции, которым он мог руководить, имея этот высокий ранг, в случае противоправного деяния первой степени, то есть при объявлении военного положения, митинга или другой чрезвычайной ситуации. Фарсе мог командовать сотней сержантов полиции и сотней младших сержантов (аналогичное звание сержанту в военной полиции). Армию упразднили десять лет назад, она теперь элитное ядро «пауков», это часть граждан, которая прошла специальный отбор и несла службу пятнадцать лет, за свою верность строю получала зарплату, которая в пять раз превышала доход любого другого работяги города.
Вся группа «пауков» с трепетом ждала команды, чтобы унести труп на обследование, столько смертей за одну ночь, что-то из ряда вон выходящее, пусть даже и для города с населением свыше 16 миллионов человек! Смущает, что все они были примерно одного возраста, пола, женаты и умерли по одной и той же причине. Только, что могло вызвать такой страх? Случайны или нет эти смерти? Если да, то каков мотив и способ убийства? Или все они маскируют одно единственное, чтобы больше запутать и пустить ищеек по ложному следу? Лично сам следователь склонялся, что это простое совпадение, огорчила лишь смерть пары знакомых ему людей. Убийство в наше время редкость, его невозможно осуществить незаметно, всё фиксируется камерами, общество давно лишено личной жизни.
Расследовать – дело ради галочки, чтобы потом оно занимало память в хранилище электронной базы полиции? Эта мысль не внушала радости, но интуиция говорила о том, что не всё так просто, как кажется. Шестое чувство колебалось не на шутку. Что-то тут не чисто, от взгляда ускользнула какая-то важная деталь, но он не понимал какая. Он знал нескольких из них, в том числе и Ричарда. Может, была ещё связь между ними?
–Что-то тут не так! – сказал он вслух, вторя своему «я»,-что-то не так?,– подхватилось эхом в возбуждённому мозгу.
–Что не так? – повторил инспектор со звонким именем Рамсес, он тоже прокручивал версии у себя в голове, – я и не знал, что ты умеешь играть.
–Да, в голове не укладываются эти смерти, что-то мы не замечаем. Человек просто так не с того не с сего не умирает, а эти песни знаю с детства, к отцу приходило множество народа и всякого люда. В том числе и Александр Ушаков, это его песня.
–Ты разве не детдомовец? Ушаков? – переведя дыхание.– Тот самый?
–Мама умерла при родах, отец был из сопротивления, многих тогда казнили в газовой камере. Меня отдали в детдом, по крайне мере мне так сказали, забрали после казни,– далёкие воспоминания всплыли вновь, они казались давно забытыми,– да он самый, но никто не знает, что Ушаков их автор. Иначе группы «Lonely Separatist» в то смутное время могло и не быть.
–Мой друг мне говорил о «L.S.» , сам никогда не слушал.
–А хочешь?– лукаво произнёс меломан.
–Да! -не задумываясь, ответил другой.
Виардо достал «Absolut», включил его, затем пробежался по меню пальцами, создавая щелчки, после чего нажал «Play», и в этот самый момент в лифте заиграла музыка давно забытого и заклеймённого нынешними властями жанра.
После небольшого вступления стражи стали, молча, слушать голос:
Обыкновеннейший магазин?
Стенды, реклама и море витрин.
Лениво подростки смотрят товар,
Утварь столовую и самовар.
Люди снующие, трезвые, пьющие.
Всё повторяется и чередуется,
Связано, слито в единое целое.
Пёстрое, блёклое и черно– белое,
Время прибытия – самое главное.
Был бы лишь пункт пропускной…
Да! и вы знаете, я повествую вам:
Здесь я – как рыба в воде!
И к сожалению, был бы я здесь иль там.
Глухо в унылой толпе…
Рамки повсюду, врать вам не буду.
Чувствую их своим лбом…
И равнодушие, лезет на уши нам.
Гастрономическим сном!
Сила привычки так очевидна,
Не замечать рой толпы.
Не докричаться, все же обидно.
Люди здесь словно столбы…
Слышу теперь лишь немое молчание,
Не уловить сути фраз.
Или несвязанное бормотание,
как иностранца рассказ.
Словно система и я как звено в ней,
Непонимающий смысл.
Быть чьим-то кормом, наверно ужасней.
Мысленно падая вниз…
Пусть будет скучно, пресно и грустно,
Вычеркнуть надо лишь смерть.
В пике реальности пусть будет пусто,
Но я не стану смотреть.
Парень за трапезой, думал о рамках,
Вновь не услышит себя.
Речи утонут в бессмысленных знаках,
Лишними будут друзья.
Нет подозрений, лишних сомнений,
Перемещению быть.
Проще исчезнуть ему в этой тени,
И червяков накормить.
Циклы системности Рыбе не ведомы,
И не понять сути ей.
Жажда наживы все ей так преданы,
Вечно терзаемых дней.
–Завораживает, разве это не под запретом?
–Под запретом,– улыбнувшись, сказал старший по званию.
–Тогда запиши мне,– и с этими словами передал маленький служебный магнитик на 80 Гб.
Оба парня громко засмеялись.
Глава 2
Дом, милый дом
Сколько бы мы ни говорили о пустоте жизни, иногда достаточно лишь одного цветка, чтобы нас разубедить
Анатоль Франс
Дом, милый дом, или как приятно снова оказаться в том месте, где нет забот и работы. Закинул папку с «магнитами» на тумбу у двери, а чёрное пальто нашло свой приют на вешалке в маленькой кладовке, ниже под ней разместились туфли, на ходу расстёгивая пуговицы на рубашке, Виардо направился в душевую кабину. Сейчас только одно желание, смыть весь негатив смерти, скопившийся на нём непосильным грузом. Освободившись от одежды, защитник закона включил тропический душ, прислонившись руками к стене, он просто стоял под водопадом воды. Силы ушли полностью, такой беготни по Сан-Палас на его памяти не было, смерть не самое редчайшее явление на земле, особенно в мегаполисе с такими-то масштабами.
Целый день записывать показания, опрашивать соседей, копировать данные с видеокамер, да и ещё предстояла работа в отделении. Безумная серия прокатилась по всем районам города, поэтому на сбор даже первичной информации ушёл практически целый день. Не говоря уже о том, чтобы заехать в управление и задать компьютеру все данные для обработки, но этим предстоит заняться завтра. В голове пульсировала мысль, предчувствие или шестое чувство не важно, что возможно убийства коснутся множества людей. Через три минуты внутренних монологов, душ выключился автоматически, что поделать, каждому человеку отводится только определённое количество воды в день.
Маленькая служебная квартирка не предусматривала комфортабельного проживания, она включала совмещённый душ, одну комнату и кухню. По площади была равна пятнадцати квадратным метрам. По четыре из десяти приходились на кухню и ванную с туалетом, ну, а последние метражи на большую, по меркам современной планировки, зал-комнату. Виардо предстояло по-царски занять шесть метров огромной комнаты, два из которых занимала кровать.