И в том, что был я беден и убог,
Мои затменья были виноваты.
Моё унынье как рукой сняло,
Я начал верить в то, что жизнь прекрасна,
Вокруг всё засияло, ожило,
И я живу на свете не напрасно.
В чём жизни смысл?.. Не всё ли мне равно?
Ведь каждый день мне доставляет радость.
Есть у меня и книги, и кино…
А вскоре и любви познаю сладость.
И мне себя не надо убеждать —
Я просто знаю: что бы ни случилось —
Всё к лучшему, и надо просто ждать,
Когда судьба заменит гнев на милость.
Я счастлив, словно круглый год – весна,
Которая лишь от меня зависит.
Причина этой радости ясна,
Как божий день: я научился мыслить!
Я сам себя как будто превзошёл —
Так всё легко и просто мне даётся…
Кто к «Повести о разуме» пришёл,
Тот с разумом уже не расстаётся.
Сейчас я вижу то, что видят все,
Но я хотел бы знать гораздо больше:
Увидеть жизнь во всей её красе,
И чувствами владеть полнее, тоньше.
Не кажет мне тоска своих гримас,
Я каждый день в хорошем настроенье
И радостью наполнен всякий раз,
Когда ко мне приходит откровенье.
Причину бед теперь ищу в себе:
Как только начинает мне казаться,
Что кто-то провоцирует к борьбе,
Сперва с собой стараюсь разобраться.
Я, как другие, жил день ото дня
И делал то, что для других нормально:
Всё, что случалось в жизни у меня,
Воспринимал я эмоционально.
Привычным делом было горевать…
Но мысли возникают с чувством вместе,
Я дал возможность мыслям созревать,
И чувства больше не на первом месте.
И если накрывает, как волной,
Недолгое от жизни отрешенье,
То вовсе не уныние виной,
А дар волшебный – мысли напряженье.
Я стал своею жизнью дорожить,
Когда сумел на деле убедиться,
Что можно без уныния прожить…
А я уж было начал им гордиться.
***
Что ж изменило так судьбу мою
И прекратило жизни угасанье?
Казалось, мелочь: вдруг я узнаю,
Что есть такая вещь, как подсознанье.
Я в мире не один… Познать всю суть
Событий и явлений очень сложно,
От их числа охватывает жуть,
И я всё истолковываю ложно…
Какой у бессознательного вид?..
Оно, как космос, тёмно и огромно…
Мне кажется, оно за мной следит,
Но проявляется к познанью скромно.
Сам человек похож на червячка,
Покорного, лишённого желаний,
Которого давно, издалека
Несёт поток его переживаний.
Возможно ли в одну соединить
Две истины: и жизни быстротечность,
Которая мой разум леденит,
И этого потока бесконечность?
Когда всё началось?.. Каким я был?..
Когда я осознал себя впервые?
И было ль мыслью то, что я забыл?
Чем стали ощущенья болевые?
Хочу я знать, в каком из тайников,
В каком из закоулков подсознанья
Лежит воспоминание о том,
Как начал я свой скорбный путь изгнанья,
Когда уют околоплодных вод
Был вынужден покинуть поневоле
В утробе материнской зревший плод
И двинуться своей навстречу доле?
То был уж я?.. Или всего лишь плод,
Бесчувственный пока, себя не зная,
Неумолимо двинулся вперёд,
Своей макушкой бёдра раздвигая?
Насколько был испуг его велик,
Когда он слышал материнский крик?
Что ощущал он, не имея взора,
Скользя по влажным стенкам коридора?
Чуть шею не сломал ему злодей…
Всё в этом мире было незнакомо,
И голоса негромкие людей
Воспринимал он, как раскаты грома.
Колючий холод тело остудил,
А в душу вместо сна ворвался хаос…
И я с тех пор в себя не приходил,
И на покой надежды не осталось.
Когда вошёл я в этот страшный мир,
Казалось мне, что здесь меня не любят:
Порой сосок, дающий сладкий пир,
Напиток выдавал, что сводит губы.
Когда я в первый раз узнал про смерть?
И что в моей душе тогда творилось?
Возможно ль смерть из памяти стереть?
Нет, это до сих пор не испарилось,
Как спрашивал я: «Мама, я умру?» —
Когда вдруг осознал, что смертны люди,
Представил, как в глубокую дыру
Положат, закопают… Что же будет?..
Природа – очень сложный механизм:
Жизнь человека – следствие рожденья…
Причиной смерти тоже будет жизнь,
Когда от жизни нужно пробужденье.
Жизнь – это книга, и любой из нас
Про смерть свою, взглянув в концовку, знает…
Но новую страницу каждый раз
Он с интересом новым открывает.
Конечно же, на кладбище ведут
Всей нашей жизни главные дороги,
И главной целью жизни назовут
Смерть все поборники законов строгих.
Какой для жизни мне отмерен срок,
О коем возвестит последний зуммер?
Возникнет над могилой бугорок…
А может, я тогда, родившись, умер?
Жить счастливо возможно, лишь поняв,
Что жизни срок – не более столетья,
Иначе превратится жизнь моя
В борьбу за обретение бессмертья.
Зачем мы рвёмся в этот мир?.. Зачем,
Когда с рожденья нам конец известен?
Одна из самых неприятных тем…
Такой вопрос при жизни неуместен.
И всё же я хочу его задать —
Себе дороже в этот раз стесняться:
Зачем с рожденья смерти ожидать?..
Чтоб научиться смерти не бояться?
***
Болезни наши, вопреки молве,
Не плоть спервоначала истязают,
Живут болезни наши в голове,
Оттуда же, как змеи, выползают.
Мой господин незримый – детский страх,
Достоинства мои свергая в прах,
Меня он разъедает из утробы…
В кошмарных снах, где мертвецы и гробы,
Мне снилось, что плевали мне в лицо,
Брезгливо руку мне не подавали,
Напрасно обзывали подлецом,
В сомнительных грехах подозревали.
Мы, люди, против тёмных сил слабы,
И я, не обретя ещё скрижали,
Готов был предложить себя в рабы,
Лишь только бы меня не унижали.
Здесь с новой силой начал я болеть,
Я не во сне, и страх не иллюзорный.
Моя задача – страх преодолеть:
Страх смерти – страх животный, страх позорный.
Ребёнком я боялся темноты,
И каждый шорох мне казался страшным…
Теперь же я далёк от той черты…
Так стоит ли пугаться днём вчерашним?
Гораздо раньше, чем в текущий год,
Я должен был задать вопросы эти,
Я ж неуклонно следовал вперёд
И признавал вопросы лишь в анкете.
Любое отклонение с пути
Несло в моё сознанье гибель, смуту…
Тогда не мог я сил в себе найти,
Чтоб даже оглянуться… На минуту.
Итог печален: я вообразил,
Жить не начав, что песня жизни спета,
Хотя здоров я, молод, полон сил…
Пришла пора осмыслить мне всё это.
***
Приехав в этот город средь болот,
В мороз ужасный, равносильный злобе,
Стеснён я вновь, как недозревший плод, —
Уже в духовной, мысленной утробе.
У всех у нас похожая судьба,
Приехавших сюда, в холодный город,
И тот изгонит из себя раба,
Кто жаждет утолить духовный голод.
Теперь живём мы в каменных домах,
Приехав из села, где были избы,
И не во всех крестьянских головах
Прижиться могут эти катаклизмы.
Здесь давит на сознанье новичка
Непостижимый уровень культуры,
И смотрят на беднягу свысока
Исаакий, Столп и ангел с верхотуры.
Величьем подавляет Эрмитаж,
Сверкает златом царское жилище…
Хоть говорят: музей теперь он наш —
Но в нём себя ты ощущаешь нищим.
Культура здесь – не деревенский клуб,
Здесь каждый день театры, представленья,
Огромные дворцы взамен халуп —
И открываешь рот от удивленья!
А в Петропавловке лежат цари —
И среди них лежит сам Пётр Великий!
Кадят – в социализме! – алтари…
Всем подавляет город многоликий.
Не лишне молодым мужчинам знать:
Когда, взращён под материнским оком,
Он вынужденно покидает мать —
Становится вмиг слабым, одиноким.
Осознаёт он это или нет,
Но он везде идёт тропой избитой:
Чтобы, как в детстве, был одет и сыт,
Чтоб был всегда под маминой защитой.
Суровый здешний климат – злая мать,
Она дитя вовек не приголубит,
Перестаёт ребёнок понимать,
За что его родная мать не любит.
Вокруг меня гранит… Как саркофаг…
Довольно! Не пора ли пробудиться?
Чтоб доказать, что свой я, не чужак,
Я здесь обязан заново родиться.
В местах, где довелось нам вырастать,
Единственной культурой было пьянство.
Культуру надо новую впитать,
Чтобы в великом городе остаться.
Не получаю больше я извне
Тепла, любви – царит здесь беспристрастность,
И находить я вынужден в себе
И матери любовь, и безопасность.
Достаточно всего лишь осознать
Всё то, что в наших головах творится,
Чтоб помраченье из голов изгнать,
И к нам, уйдя, оно не возвратится.
Глава 4. Осознание красоты
Он никогда не казался грустным или меланхоличным.
Другие молодые люди его возраста считали его
дерзким и забавным проказником. Он мог корчить
рожи, вспрыгивать на столы и диваны, приникать
к шеям дам и делать вид, что хнычет. Он смеялся над
собой и над другими и заставлял людей смеяться до слез.
С. Витале. Тайна Дантеса или пуговица Пушкина
Виталий вдруг по-новому взглянул
На странности общенья с женским полом…
С вопросом этим раньше он тянул —
Ведь путь к образованью был тяжёлым.
Но избранной судьбы не миновать:
Привычка думать разум бередила —
Он поневоле стал осознавать
Всё, что вокруг него происходило.
И в том, что раньше он воспринимал
Как женское к нему пренебреженье,
Он без труда теперь уже узнал
Невольное симпатий выраженье.
И даже аспирантка, что у них
Научный коммунизм преподавала,
Довольно симпатичных глаз своих
Подолгу от него не отрывала.
А уж студентки… Что там говорить!
Он чувствовал себя, как на витрине, —
Его готовы все боготворить!
Тут есть о чём задуматься мужчине.
Виталий понял вдруг, что он красив:
Из гадкого утёнка вырос лебедь,
И тяготил уже былой пассив,
И с красотою надо что-то делать.
***
Однажды у Халдея он застал
Двух девушек – раскованных, красивых,
И сразу интерес он прочитал
Во взглядах на него красноречивых.
Они решили с ним пофлиртовать —
И он от их улыбок ободрялся.
Потом вопросы стали задавать…
И тут Виталий сразу растерялся.
Вести непринуждённый разговор
И глупость говорить с учёным видом
Виталий не умел – потупив взор,
Замкнулся он и волю дал обидам.
А девушки забыли про него,
И интереса вовсе не осталось.
И внешность не решила ничего:
«Красивый, но дурак!» – в глазах читалось.
Виталий был серьёзно удручён,
Его задело это невниманье:
Ведь в институте был он обречён
На тайное студенток обожанье.
И в гости звали все наперебой,
И время уж подумать о зазнобе…
Он мог бы закрутить роман с любой…
Но надо, надо помнить об учёбе!
К студенткам он давно уже привык,
Как на работе к членам коллектива…
Но в случае досадных закавык
Нужна другая инициатива!
***
«Застенчивость моя всему виной!
Я сразу начинаю волноваться…
Но как преодолеть? – вопрос иной,
И надо им серьёзно заниматься.
Дефектов у меня особых нет,
И речь мою развило книг прочтенье…
Мешает мне – родительский запрет,
Что был наложен ими на общенье.
Они старались (честь им и хвала!)
Не приучать ребёнка к разгильдяйству,
Влиянье их заботы и тепла
Я ощутил… в работах по хозяйству.
Неопытность моя – и смех и грех:
За волосы принять парик студентки!
Ещё не скоро ждёт меня успех,
Коль отношусь я к женщинам по-детски.
Мои познанья в сексе – «zero»… «ноль»,
И спутать «Камасутру» с харакири
Неопытным юнцам не мудрено.
Мне кажется, один такой я в мире…
Признаться надо: женщин я боюсь,
От них я прячусь в уголках укромных,
И если с кем-то я разговорюсь,
То с пассиями лишь парней знакомых.
Пора уже свой опыт мне копить,
Его не заменить в делах сердечных,
И к девушкам без страха подходить,
Играть в слова, что из разряда вечных.
Меня ещё смущает женский взгляд…
Но взгляду так легко найти причину:
Любой из нас сейчас друг другу рад,
Я женщину ищу, она – мужчину.
Чтоб с девушкой знакомиться легко,
Я должен быть в игривом настроеньи,
Купаясь в обаянии мужском
И в лёгких фраз изысканном теченьи.
Но я всегда в раздумья погружён,
Игривости тут неоткуда взяться,
Поэтому в знакомствах напряжён…
Пожалуй, мне пора перерождаться.
Я должен быть приветливым всегда —
Вот что определит мою успешность!
Не принесёт, надеюсь, мне вреда