Исократ
Исократ и болтун
Один болтун
(Он был, хотя и очень юн,
Честолюбив, тщеславен) к Исократу
Пришёл и так сказал: «Я плату
Тебе принёс, какую ты берёшь.
В ученики меня возьмёшь?
Ты должен будешь передать искусство,
Чтоб на любое мог воздействовать я чувство,
Чтоб кто слезами обливался, кто-то потом
Когда б держал я речь перед народом,
Чтоб был я весь в подарках и цветах,
Чтобы меня носили на руках,
Чтобы у воинов вздымались кверху пики,
Чтоб раздавались радостные крики…»
– А сколько ты принёс?
– Вот, пять монет.
Ведь ты берёшь обычно столько.
– Да, за ученье пять, но только…
С тебя пятнадцать. Или нет…
Все двадцать пять.
– Но почему так много?
– А потому, – сказал оратор строго, —
Что слишком трудно будет мне с тобою:
Твои слова с такою частотою,
С такою скоростью летят из этих уст,
Лишь впору под щитом искать от них спасенья.
Чтоб был эффект от моего ученья,
Сосуд быть должен изначально пуст.
Смогу тогда ученье я начать,
Когда я научу тебя молчать.
Ораторству учить – не знает кто же —
Задача исключительно трудна.
Но вот молчать заставить болтуна
В пять раз труднее и в пять раз дороже.
Оратор Исократ
Оратор Исократ
Однажды гостем был на дружеской пирушке.
Его друзья резвились. Их подружки
Им вторили. Оратор был не рад,
Что он попал сюда: гетеры,
Разнообразье блюд и вин,
Крик, хохот, суета без меры.
Средь шума Исократ сидел один,
В молчаньи созерцая пир
Под звуки арф и звучных лир.
К нему одна красивее другой
Гетеры ластились, услуги предлагая.
Танцовщица полунагая,
Изображая, видимо, собой
Венеру в покрывале, станцевала,
Отбросила изящно покрывало.
Венеры стан настолько был хорош,
Что сила эротическая в дрожь
Мужей всех бросила, но… но не Исократа.
Он был недостижим для взгляда,
А также трепетного тела
Танцовщицы, потрясшей зал.
Всесильный Эрос – всех пирушек идеал —
Над ним не властвовал. Предела
Иного жаждала оратора душа.
От возбужденья тяжело дыша,
Гетера к нему села на колени.
По стенам, потолку метались тени,
И кое-где уж раздавались стоны
Любовные, и мраморные столы
Телами заняты ласкающихся пар.
– Ты, кажется, утратил дар,
Что вас, мужчин, от женщин отличает, —
Гетера молвила. – А если нет его,
То женщин большинство
Без дара этого, как правило, скучает.
И, спрыгнув с исократовых колен,
Гетера сразу же попала в плен
к юнцу.
– О, Исократ, – друзья сказали. —
О, Исократ, ты – красноречья Бог.
Никто б из нас, сидящих в этом зале
Тебя переиграть в ораторстве б не смог.
Произнеси ж такую речь,
Чтобы остра была, как меч
Походный наш афинский боевой,
Чтоб красоты была такой,
Что… ну, ты понимаешь сам,
Чтобы взлетели души к небесам,
И увядающие расцвели бы розы,
И в чаши винные скупые наши слёзы…
Ну, и так далее, не нам тебя учить.
– Нет, не просите, я не буду говорить. —
В ответ оратор. – Как я разумею:
То – не ко времени, друзья, что я умею.
А что ко времени, – вздохнул печально он, —
В том, извините, не силён.
Менандр
Менандр и комедия
– Менандр, ты помнишь: праздник на носу
Великих Дионисий? Где же пьеса?
Иль ты не проявляешь интереса?
Вот я свою комедию несу
На конкурс. – Филемон сказал. – Так что же
С твоей комедией? Похоже,
Ты исписался, и отсутствует желанье
Вступить со мною в состязанье?
– Нет, почему ж… Я зрителям дал слово.
– Но чем поклонников ты будешь восхищать?
Где пьеса? Пьесы нет!
– Комедия готова.
Осталось лишь стихи к ней написать.
– И где ж они?
– Вот в этой голове.
– Но ведь осталось две недели.
– Две?
– Ты не успеешь.
– В самом деле?
В отличье от тебя, мне хватит и недели.
Менандр и Филемон
В Афинах жили два поэта:
Менандр и Филемон. И это
Событие имело для Афин
Большую значимость. И каждый гражданин
Следил, как два соперника сражались
На поприще поэзии. Они
Сражались в праздничные дни
Великих Дионисий и являлись
Источником всеобщего вниманья,
Когда вступали оба в состязанье.
Менандр – комедии был Бог.
И Филемон – поэт – весьма неплох.
У зрителей Менандр имел большой успех,
Но вот в литературных состязаньях
Он был вторым. А Филемон – тот всех
Поэтов побеждал, в наградах весь и в званьях,
Ему – единогласно, без сомнения,
И место первое, и денежная премия.
У Филемона – связи и друзья,
Интриг он мастер несомненный.
Менандр – у того стезя
Другая: каждый стих его нетленный.
Менандру – бурные аплодисменты.
От судей Филемону – комплименты.
На представлениях Менандра – рёв и стон,
Но премию получит… Филемон.
Они столкнулись как-то к носу нос.
С улыбкою задал Менандр вопрос
Поэту «первому»: «Признайся, ты ведь знаешь,
Чем, Филемон, меня ты побеждаешь?
И, если честно, золотом звеня,
Ты не краснеешь, победив меня?»
Сократ
Метод Сократа
– Сократ, когда ты выбираешь тему
И начинаешь диалог, зачем
Ты задаешь вопросы? Не затем,
Что изобрёл какую-то систему?
Вопрос – ответ, вопрос и вновь ответ.
Для размышления другой системы нет?
Есть монолог, трактат, есть поученье,
Отдельной мысли есть увеличенье,
Но множество вопросов… Не пойму:
«Считаешь ли?», «Не есть ли?», «Почему?»,
«Не думаешь ли ты?», «Не стоит ли?» – как стрелы
Из сотни луков, только успевай
Их осмыслять. А ты: «Ну, отвечай!»
Я отвечаю и…
– Что и?
– А то: в пределы
Иные ум уходит мой.
– Так может, он идёт домой,
Куда и должен?
– Вероятно, так.
– Не есть ли дом то место, где приятно?
– Есть.
– И овцу заблудшую, понятно,
Увидеть дома не хороший знак?
– Хороший.
– Значит, ты ответил сам,
Зачем вопросы задавать обязан,
Зачем к вопросам я умом привязан,
Как наши души – к небесам.
Ты о предмете высказал сужденье.
Прекрасно, только умозаключенье
Твоё не кажется мне верным, и в вину
Тебе не ставлю я ответ твой. В глубину
Копаю и влеку тебя с собой.
Ты на крючке, вот ты ввязался в бой,
Ты увлечён, речист, полемикой подхвачен,
Идёшь ты по пути, что мною обозначен.
Мысль формируется, ещё не родилась,
Но с нею у меня установилась связь.
И, как от повитухи роженица
Ждёт помощи, вот так и я родиться
Ей бережно и мягко помогаю.
Ум напрягается твой сильно, понимаю.
Я задаю вопросы. По ответам
Иду во тьму, которой свет неведом,
Но там, во тьме, созревшая, как плод,
Ждёт мысль. Родиться ей черёд
Пришёл, и родилась она в свой срок.
Заметь, мой друг, не я её изрек,
А тот, к кому вопрос мой обращён.
– Мне кажется, Сократ, лев был бы укрощён
Вопросами твоими… А уж мы-то…
– В вопросе грамотном суть мысли скрыта.
«От правильно поставленных вопросов
Зависит вывод», – так сказал философ.
Сократ и гости
– Ксантиппа, жди гостей. Вчера у Агафона
Я на пиру позвал к нам в дом людей.
– Позвал людей!? Да ты злодей! —
Воскликнула сократова матрона. —
Как ты, бесстыжий, мог позвать гостей?
А чем кормить? У нас в подвале
Провизии, как у сома – костей,
А их в соме найдёшь едва ли.
Ответь мне, умник, чем мы потчевать их будем?
Они все знатны, родовиты, и поесть,
Я знаю, любят. Как в глаза смотреть нам людям?
Где твоя нравственность хвалёная и честь?
– При чём здесь нравственность, Ксантиппа?
Смотря какого эти люди типа.
Какой получится, такой дадим обед.
Порядочны – никто из них и не осудит,
А непорядочны – от них нас не убудет:
До непорядочных нам дела нет.
Сократ и задумчивый жених
– Сократ, жениться мне?
– Женись.
– Да, но…
– Так не женись.
– Но я хотел давно…
– Тогда женись.
– Но я, Сократ, боюсь…
– Так не женись.
– Но если не женюсь…
– Послушай, милый мой, вот это «но»,
Что повторяешь ты, оно
Мне говорит предельно ясно,
Что за советом ты пришёл напрасно:
Какое б ты из двух не выбрал дел,
Раскаянье – вот твой удел.
Сократ и Ксантиппа
Среди обширнейшего сада
Из жён, цветущих для мужей,
Цвела жена философа Сократа.
Но лучше б не иметь ушей,
Чтобы не слышать воплей, криков, брани
(Была Ксантиппа мастером тех дел).
Сократ сопел, кряхтел, но всё терпел,
Готовым будучи к тем выходкам заране,
Взывал к её уму, пуская ласки в ход.
Но выходило всё наоборот:
Ксантиппа злилась и ругалась пуще,
А брань и крики становились гуще.
Она – как тигр, Сократ – нежнее лани.
И мудреца спросили как-то в бане
(То был Сократа верный ученик):
«Скажи, Сократ, ты глубоко проник
В суть всех вещей, в суть мира и пространства.
Ты отвергаешь пошлость, глупость, пьянство,
Чтишь нравственность превыше всех Богов.
Ведь ты таков?»
– Допустим, я таков.
– Тогда ответь, ты, что мудрей Эдипа,
Как терпишь ту, что называется Ксантиппа?
Ту, что глупей, пошлей, свирепей всех.
Ведь у людей ты вызываешь смех,
Когда она бранит тебя, щипает,
Рвёт волосы, за бороду таскает,
На голову твою ночной горшок
Вчера надела, а потом мешок
С мукою развязав, обсыпала мукою
Тебя. Как ты живёшь с женой такою?
– О, милый Критобул, ты хочешь знать
Как? Лишь терпеньем можно обуздать
Норовистую лошадь, а терпенье
Оттачивает ловкость и уменье
Животным диким управлять. Моя Ксантиппа…
Сто раз я в день ей говорю «спасибо»
За то, что учит быть всегда в седле.
В грязи ли я, в муке или в золе,
На вызовы её не отвечаю,
А плёткой разума супругу поучаю.
О, Критобул, я не впадаю в гнев.
В покое пребывать, преодолев
Реакции, быть мастером покоя —
Вот свойство мудреца. Вот, что такое
Моя Ксантиппа. Твёрдый оселок,
Чтоб я оттачивать своё терпенье мог.