– Клото, – прошептал Олег.
Ее любовная песня слагалась о настоящем. Он притянул ее к себе, желая поймать своими губами ее губы, желая разглядеть получше ее лицо – сделать то, чего он не осмелился сделать в прошлый раз. Она послушно склонилась к нему. Заглянула в глаза. Ее дыхание прикоснулось к его коже. Ее пальцы запутались в его волосах. Олег чувствовал ее нежность. Чувствовал гармонию, которая воцарилась в это мгновение между ним и Клото. И он хотел удержать Клото, не позволить уйти. Он прижал ее горячее тело к себе. Сдавил в своих объятиях. Он встретит с ней рассвет. Не отпустит ее. Будет помнить о ней всегда… Помнить… Слово прокатилось по стенкам сознания отголоском чего-то далекого. Слабым дуновением ветра, эхом, прилетевшим из его прошлого.
Он вспомнил девочку, в которую был когда-то влюблен. Вспомнил ее лицо. Ее глаза. Олег чувствовал, как уходит Клото. Размыкает его объятия, покидает его постель. Он не жалел. Теперь он помнил. Воспоминания согревали его тело. Они проносились перед глазами многообразием лиц и голосов. Они были сильнее, чем тело Клото. У них было определенное лицо. Лицо той девочки. Лицо забытой любви. Оно нависло над ним. Смотрело в его глаза своими глазами, заставляя забыть обо всем, кроме себя, вычеркнуть из памяти все недавние воспоминания, оставить лишь то, что поистине греет.
Когда Олег начал засыпать, сменившая Клото Лахезис высвободилась из его крепких объятий. Его первая и его последняя любовница. Одна из трех, изменивших его жизнь. Она вернула ему все, что они когда-то забрали, и забрала все, что они когда-то дали. Остались лишь перемены, которые родились в этой безумной круговерти обменов прошлым, настоящим, будущим. Они засели где-то глубоко внутри. Прогрызли сознание, добрались до его сердцевины и там пустили корни. Теперь они будут расти. За годом год.
Жизнь Олега Гутова не станет прежней. Мир всегда будет казаться ему другим – разрозненным, менее целостным, чем он есть на самом деле, разбитым на мелкие эпизоды счастья и горести, которые перестанут иметь для Олега значение. Он станет глубокой рекой среди множества окруживших его ручьев. Сила, исток которой берет свое начало здесь, в этой комнате, в объятьях мойрам. Река, направление которой, как бы сильно она ни петляла и ни извивалась, предрешено. Мойрам сплели ее путь, так же, как путь многих других. Еще одна нить на бескрайнем ковре жизни. Еще один узор как составляющая одного огромного рисунка, в который вплетены все: люди, ангелы, демоны, даже боги – судьба, единая для всех в своей неизъяснимости, в своем рисунке, черты которого можно увидеть, лишь обернувшись назад, вспоминая прошлое, ужаснуться или порадоваться, а затем снова продолжить вплетать свою тонкую нить в этот безбрежный ковер жизни, добавляя в него свои штрихи.
Глава вторая
В прокуренной комнате было душно. Жужжащие мухи кружили под потолком, купаясь в синих клубах сигаретного дыма. Пахло потом и недоеденной пищей, часть из которой давно стухла. Натан Блонский лежал на кровати. Глаза его были открыты. Крупные капли пота покрывали лоб и крепкую грудь. Они блестели в темноте, переливались бликами на смуглой коже. Их было так много, что женские руки скользили по ним, словно по маслу. Натан не знал ее имени. Да это и не имело значения. Она ласкала его. Слизывала соленые капли пота с его сосков. Он даже не помнил ее лица. Просто пятно с накрашенными губами.
Она опустилась ниже и выразила недовольство по поводу вони, исходившей от его тела. Он попытался вспомнить, когда мылся в последний раз. Неделю, месяц, год назад? Какая разница, здесь все дни были одинаковы. Дни, люди, вся жизнь. Здесь можно было состариться, так и не заметив этого. Времена года снова и снова будут менять друг друга, а жизнь будет точно такой же, как год или десять лет назад. На смену стареющих шлюх придут их дети, собачьи бои увидят новых чемпионов, рулетка не остановится, карты будут по-прежнему краплеными, препараты дешевыми, а в барах будут продавать все то же разбавленное пойло. Ничего не изменится. Постоянство пороков, в котором каждый сможет отыскать себе грех по вкусу.
Натан закурил. Почуяв запах марихуаны, шлюха сказала, что тоже хочет затянуться. Трава была едкой и, как всегда, хорошо забирала. Натан брал ее у одного парня по имени Чак. Когда-то раньше он назвал бы его педерастом, но здесь Чак был просто тем, у кого всегда есть хорошая трава, а то, что Натан несколько раз становился свидетелем, как этот парень пользует мальчиков за коробок марихуаны, – так это личное дело каждого. По крайней мере, здесь. Довольная шлюха снова вернулась к работе. Трава расслабила ее.
Натан заложил за голову руки и начал следить за кружившими под потолком мухами. Они жужжали, напоминая ему об игре в нарды или кости. Завтра днем, пожалуй, он сходит куда-нибудь попытать удачу. Возможно, ему повезет и он выиграет. Сколько раз это случалось за последние три года? Пять, шесть раз? Сотни проигрышей свели радость от побед к нулю. Натан понимал, что игрок из него никудышный, но здесь это было главным развлечением. Азартные игры, шлюхи, алкоголь и легкие наркотики. Что может быть лучше, если ты в состоянии за все это платить? Три долгих года Натан мог.
Он променял свою прежнюю жизнь на этот прогнивший рай грязной плоти и дешевого пойла. Но скоро ему придется ненадолго оставить полюбившееся место. Деньги – плата за его счастье, – вот зачем ему придется уехать. Он не настолько глуп, чтобы таскать с собой все свои сбережения. Здесь, в этом месте, богатство не является гарантом счастливой жизни. Лучше всего жить незаметно, растворившись в толпе, чтобы твои сбережения не вызвали ни у кого интерес. За деньги убивают. Особенно здесь, где человеческая жизнь иногда стоит дешевле разбитой бутылки пива. Натан видел это собственными глазами. Деньги – вот что заставляло двигаться это место. За деньги мать могла продать невинность своей дочери, за деньги мужья продавали своих жен, а жены мужей. Здесь у всего была своя цена. Как и везде. Натан улыбнулся ходу своих мыслей. Он тоже когда-то продал свою прежнюю жизнь, но продал задорого и теперь мог сам покупать чьи-то жизни. По крайней мере, здесь.
Зрна поняла, что он заснул, и слезла с кровати. Ей было девятнадцать – самый расцвет для занятий проституцией. Еще пара лет – и ей придется подыскивать себе мужа и рожать ему детей, чтобы он заботился о ней и о своем потомстве. Об этом говорила ей мать еще два года назад, когда они шли к знакомому врачу делать аборт. После Зрна еще несколько раз ходила к нему, но уже одна. К семнадцати годам мать научила ее всему, что должна знать женщина. Остальное придет в процессе.
Зрна сплюнула скопившуюся во рту слюну и подняла с пола грязные мужские джинсы. Она искала деньги. В вывернутых карманах их не было. Куртка. Зрна осторожно сняла ее со спинки кровати. Громкий храп Натана придавал уверенности. Она проделывала это уже не в первый раз. Иногда удачно, иногда нет. Шрам на щеке и сломанный нос напоминали ей о том, что нужно быть осторожной. В одном из карманов куртки она отыскала несколько смятых банкнот. Чтобы оплатить ее услуги, хватило бы и одной, но Зрна отсчитала половину. Ладони зудели – хотелось забрать и все остальное.
– Почему бы и нет? – услышала она чей-то шепот, вздрогнула, посмотрела на Натана.
Он все еще спал. В комнате кто-то был, если, конечно, она не разговаривала сама с собой.
– Он все равно не узнает тебя завтра, – подначивал голос. – Вы для него все на одно лицо – грязные, дешевые шлюхи.
Зрна опасливо оглядывалась по сторонам. Ночь, тени, сгустки тьмы по углам – ничего, что могло бы причинить ей вред.
– Забирай все, – шептал кто-то ей на ухо. – Забирай и беги. Сегодня тебе не нужно будет больше работать. Да этого хватит, чтобы не работать целую неделю!
Зрна убрала найденные деньги в свой карман, бросила на пол куртку и осторожно шагнула к двери.
– Целую неделю, – продолжал кто-то шептать ей на ухо. – А потом ты снова будешь продавать себя, пока кто-нибудь не порежет тебе лицо или не выбьет зубы.
Зрна остановилась. Храп Натана стал громче. Она обернулась.
– Хуже уже не будет, – шептал кто-то. – Ищи лучше. Здесь есть еще деньги.
Зрна заглянула под кровать – пыль, паутина, пустые бутылки. В ящик стола – кишащие личинки мух и недоеденный кусок мяса. Стул на трех ножках, прижатый к стене, расшатанный табурет. Старые газеты возле окна. Сброшенный с подоконника цветочный горшок, комья земли, кактус, который настырно продолжал жить среди керамических осколков.
– Подоконник, – подсказал шепот.
Зрна осторожно перешагнула через разбитый цветочный горшок. За грязным оконным стеклом слышались чьи-то крики, лаяла собака.
– Ниже, – вел шепот.
Зрна провела рукой под выступавшими досками. Грязь, паутина, какие-то насекомые, щекотавшие тонкими лапками ее пальцы. Зрна вздрогнула, нащупав свернутые в трубочку купюры. Еще никогда в жизни она не видела столько денег. Даже не мечтала, что когда-нибудь будет держать в руках такую сумму.
– Забирай их, – прошептал кто-то ей на ухо. – Забирай и уходи, пока хозяин не проснулся.
Зрна осторожно подошла к двери. Наверно, это награда свыше за ее труды, подумала она. Дверь громко скрипнула. Зрна вышла в длинный, плохо освещенный коридор, спустилась по лестнице и, оказавшись на улице, побежала прочь.
Натан Блонский проснулся утром. Его разбудили мухи и мочевой пузырь. Справив нужду в пустую бутылку, он оделся. Денег в карманах не было. Это напомнило ему о шлюхе, которую он привел сюда прошлой ночью. Как она выглядела? Он безрезультатно пытался вспомнить ее лицо. Это было так же сложно, как вспомнить всех, кого он снимал в последние три года. Ни имен, ни лиц – просто станки для удовлетворения либидо.
Он вытер вспотевшее лицо и подошел к подоконнику. Торчащий гвоздь оцарапал кожу на его руке. Денег не было. Встав на колени, Натан заглянул в свой тайник. Как же так? Три года он был осторожен, старался не привлекать к себе внимания, жил так, как жили все. Когда же это случилось? Вчера? Он уснул и шлюха обчистила его? Но как она узнала про подоконник? Он же никому ничего никогда не говорил даже в пьяном бреду. Неужели кто-то следил за ним? Но кто? А может, он просто перепрятал деньги и забыл? Натан обыскал всю комнату. Ничего. Он сел на кровать и тихо выругался. «Главное не паниковать», – успокаивал себя Блонский. За эти деньги здесь запросто могли убить, а он все еще жив. Это хорошо, но как ему теперь выбраться отсюда? Как добраться до банка, где хранятся его остальные деньги? Дорога неблизкая, а его карманы пусты.
– Чак, – услышал Натан чей-то тихий шепот. Как часто он выручал его, давая полезные советы!
– При чем тут Чак? – Натан обхватил голову, вспоминая торговца марихуаной.
– Тебе нужны деньги на дорогу.
– Он не даст их под честное слово.
– Тогда возьми их силой.
– Это не так просто, как кажется.
– Мы можем убедить его.
– Мы? – Натан передернул плечами.
Он так до конца и не смог привыкнуть к этому шепоту. Обычно шепот просто давал советы, предупреждал об опасности, говорил, когда нужно уйти, а когда остаться. Поначалу Натан думал, что сходит с ума, но затем списал шепот на внутренний голос. У него всегда была хорошая интуиция. Почему бы и нет? Но это «мы»… Оно резало слух, ломая его теорию понимания происходящего.
– Я сам все сделаю, – решительно заявил Блонский.
– Тогда будь осторожен.
– Разве у меня есть другой выбор? – Натан прислушался. – Здесь нет даже работы, чтобы накопить на дорогу.
– Зачем тебе работа? У тебя много денег. Нужно лишь приехать и взять их.
– Да, – согласился Натан.
Именно об этом он и думал: приехать и взять. Он поднялся с кровати и сунул в карман полупустую пачку сигарет. Вот и все приготовления – других вещей у него не было. Он вышел из комнаты, оставив ключ в замочной скважине, зная, что больше сюда не вернется. Даже если ему удастся уехать, он выберет другой город, где никто не знает его и он никого не знает. Еще один райский уголок, в котором он начнет все заново.
Чак. Его лицо было бледным и рыхлым, как недожаренная котлета. Он не спешил открывать дверь, разглядывая Блонского в глазок. Чаша весов, спрятанная где-то в голове, неторопливо раскачивалась, взвешивая «за» и «против».
– Зачем пришел? – спросил он Натана через дверь.
– Хочу кое-что купить.
– Купить? – Рожденные воображением денежные купюры качнули чашу весов в сторону «за». – Подожди минуту. – Чак осторожно приоткрыл дверь. – Так зачем ты, говоришь, пришел?
– Трава, – соврал Натан. – Я брал у тебя на прошлой неделе, и на позапрошлой, и еще раньше. У тебя вроде неплохой товар.
– Товар что надо. – Чак открыл дверь. – Входи, не мозоль глаза.
Натан хмуро посмотрел на кухонный нож в руке хозяина дома.
– Входи, входи, – поторопил его Чак. Дверные замки щелкнули. – Сам понимаешь – никому нельзя доверять! – Он стоял напротив Натана. Невысокий, худощавый, с кожей цвета сырой известки. – Что-то не так?
– Да нет.
– Точно? – Чак запустил руку себе в трусы, почесался, затем вяло протянул эту же руку в приветствии. – Кажется, мы не здоровались?
– Кажется.
– Ладно. – Чак улыбнулся и убрал руку. – Сколько тебе надо?
– Немного.
– Напряг с деньгами?
– Именно.
– Можем договориться по-другому.
– Мне нужны деньги.
– Ты что, хочешь купить где-то в другом месте?
– Нет.
– Что тогда? У меня лучшая трава в городе.
– Мне не нужна трава.
– Хочешь потяжелее?
– Нет.
– Тогда зачем пришел?
– Ты знаешь зачем.
– Знаю? – Чак снова почесался. – Хочешь трахнуться?
– Мне просто нужны деньги.
– Просто? Вот так вот, черт возьми, просто – и все! Думаешь, я тебе их дам?
– Да.
– И во сколько ты оцениваешь свой зад?
– Ты не понял. Я хочу попросить у тебя в долг.
– В долг?! – Чак рассмеялся Блонскому в лицо.
– Так ты ничего не получишь, – услышал Натан уже знакомый голос.
– Я отдам, – сказал Натан Чаку. – У меня есть деньги, просто за ними нужно съездить.
– Есть деньги. Ха! Ты говоришь как дешевая шлюха, которая села на иглу. Они приходят ко мне каждый день и просят продать в долг, говоря, что у них есть деньги. – Чак стянул с себя трусы. – Видишь этот шрам? – Он ткнул острием ножа в глубокую рану с бугристыми краями, протянувшуюся от коленного сустава до паха, уродство которой не могло скрасить даже время. – Я велю шлюхам встать на колени и вылизывать его. Ты готов вылизать его?
– Мне просто нужны деньги. – Натан смотрел на нож в руке Чака.
– Ты хочешь убить его? – спокойно спросил Натана шепот.
– Возможно.
– Это не выход. У тебя нет навыков. Ты не убийца.
– Я стал им, когда согласился на уговоры Донских и Ставропольцева.
– Ты стал тем, кто ты сейчас.
– Мне нравится эта жизнь.
– Так почему ты не хочешь, чтобы я помог тебе ее вернуть?
– Нет, – Натан смахнул с лица струившийся пот.
– С кем, черт возьми, ты разговариваешь? – Чак направил нож Натану в живот. – Ты что, под кайфом?
– Я? Под кайфом? – Блонский облизнул пересохшие губы. – А ты как думаешь?
Он все еще решал, как поступить, когда Чак, достав деньги, начал что-то говорить про его зад.
Глава третья
Петр Леонидович Лесков ждал племянника, как ждут гонца с линии фронта. Александр опоздал почти на час. Он подъехал на старенькой машине, которую взял у Марины Ивановой – женщины, с которой жил последнее время.
– Рассказывай! – нетерпеливо потребовал Петр Лесков, пропуская приветствия и обиды за опоздание.
С момента их последней встречи прошло слишком много времени, поэтому Лесков жаждал получить информацию. Последнее его поручение заключалось в том, чтобы племянник познакомился с Татьяной Ишутиной, втерся в ее доверие и если повезет, то вступил в интимную связь. Петр Лесков знал, насколько любвеобилен Александр, насколько легко ему удается вскружить женские сердца, но это была совсем иная игра. Здесь во главу угла ставились интриги, корысть и обман – все то, в чем его племянник был неопытен.