Появление старого дружка Максика сделает игру еще острее, еще пикантнее, он так исполнит роль умирающего от страсти, что не поверить в его искренность невозможно – сама на этом попалась. Тут-то она Сергея Николаича и подергает за веревочки, тут-то она его всласть помучает А декор каков! Тающее золото уходящего дня, каскады цветущего жасмина, глубокий синий бархат византийской ночи… И вот так хорошо задуманная, так классно раскрученная интрига рушится из-за какой-то дурацкой буровой. Себя стало невыносимо жалко…
* * *
В дверь номера вежливо постучали. Лиза рванулась в холл, чтобы накричать на нежданного визитера, сорвать на нем свое раздражение, но Сергей отстранил ее и подошел к двери. – Ваш завтрак, господа, – негромко произнесли за дверью. – Уходите. Не хочу никакого завтрака! – выкрикнула Лиза, но невольно осеклась под взглядом Сергея. Впустив официанта, вкатившего накрытый белоснежной салфеткой столик, Сергей приподнял салфетку и зажмурился от удовольствия. В воздухе разлился запах свежемолотого кофе и не успевшей остынуть выпечки. В мгновение ока стол номера на 15-ом этаже был накрыт для роскошного завтрака по-турецки: свежий творог, мед, сыр, горшочки с фруктовыми джемами, вяленое мясо, омлет, алые сочные помидоры, маслины… И, конечно, тающие во рту бублики-симиты с похрустывающими на зубах зернышками поджаренного кунжута. Учтиво поблагодарив за щедрые чаевые, официант бесшумно исчез.
Не обращая внимания на уткнувшуюся в подушку Лизу, Сергей развернул кресло, поставив его напротив огромного окна, занимающего все пространство – от пола до потолка. Надо признаться, что в этот раз путеводители не солгали: ультрасовременную гостиницу, в которой они остановились, и вправду отличали и высокий уровень комфорта и превосходная кухня. Но главное – расположенный на холме отель словно завис в воздухе, позволяя его обитателям наслаждаться величественными перспективами. С верхних этажей открывалась панорама Босфора, берега которого скреплял стремительный росчерк соединившего Европу и Азию гигантского моста, непрерывный поток машин на котором словно воплощалась мечта о вечном двигателе. Ослепительной смальтой сверкал на солнце город – столица двух империй, раскинувшийся на утопающих в зелени пологих берегах. Плотные синие воды пролива, полные скрытого движения, словно призывали вырваться на волю, мягко, но решительно раздвигая берега двух частей света и устремляясь в открытое море, в бескрайние океанские просторы. Казалось, что достаточно лишь очутиться на одной из многочисленных яхт, покачивающихся на его глади, и заскользит, полетит парусная красавица, увозя тебя в неведомые дали, в незнакомую и прекрасную жизнь…
Однако лирический настрой, которому поддался Сергей под влиянием водных красот и накрытого стола, испарился при затяжном всхлипе Лизы, за которым последовали звучные рыдания. Посторонние наблюдатели наверняка сошлись бы во мнении, что нельзя было бы не залюбоваться видом безутешной страдалицы. Из-под сбившихся в беспорядке атласных простыней словно невзначай трогательно свисала стройная ножка, еще вчера побывавшая в руках опытной педикюрши. Ухоженные ровные ноготки, покрытые профессиональным лаком (определенный рекламой как «насыщенный сиреневый цвет на розовой основе») эффектно поблескивали на фоне золотистой ткани. Ну а более выразительного намека, чем небрежно сброшенный черный кружевной пеньюар, просто не найти. Владелица стройной ножки еще в первый день не поленилась проверить живописный эффект, в двух зеркалах посмотрела, освещение поправила. Эротика на высшем уровне! И все эти старания впустую?
Не оценив, а точнее, не заметив стараний Лизы, Сергей вернулся к столу. – Тебе сока налить? – спросил он, приподняв массивный стеклянный кувшин, в котором заплескалась густая оранжевая жидкость. – Ну, как знаешь, – не получив ответа, бросил в высокий стакан кубик льда, зачерпнул ложкой лимонный мед, тщательно размешал. – Напиток, достойный константинопольских императоров, – со знанием дела заключил он, накладывая на тарелку сохранявший свою воздушность омлет, сбрызнутые оливковым маслом помидоры и так радующие сердце мужчины ломти мяса. Негромкие, но достаточно внятные звуки с аппетитом завтракающего мужчины разрушали драматический настрой происходящего, страдать «под омлет с помидорами» было просто нелепо. Рыдания постепенно сошли на нет, и наступившая тишина стала тягостной и для Сергея. Красочная южная трапеза потускнела и поблекла. Стало ясно, что шуткой возникшую ситуацию не разрядишь.
– Слышь, Лизавета, хорош сырость разводить – Сергей отодвинул недопитый кофе, взглянул на часы. Завтрак был скомкан, но выезжать в аэропорт было слишком рано. Высвободившееся время не хотелось тратить на пустые разговоры, однако уехать, не объяснившись, показалось невозможным. Говорят, что лучший способ испортить отношения – это начать их выяснять, и в правоте этого высказывания Сергей не сомневался. Сомневаться он начал в другом, в существовании этих самых отношений. Уже не раз ловил себя на том, что встречается с Лизой не столько по желанию, сколько по привычке, по каким-то надуманным джентельменским условностям. И как он дал слабину и согласился на эту нелепую поездку?!
Поколебавшись, Сергей решил отложить разговор до возвращения в Москву. В обществе своих новых и старых приятелей Лиза быстро переживет его отсутствие и насладится поездкой на все сто, ну а его, если честно, разбор полетов с подругой занимал куда меньше, чем причина его отъезда – сбои в работе новой установки. Сняв с вешалки плащ, он взял свою сумку и, махнув замолкшей Лизе на прощанье рукой, плотно прикрыл за собой дверь номера.
* * *
…Вот вроде и все. Краны проверила, жалюзи опустила, консьержку предупредила – будет почту из ящика забирать. Кот Матюша отвезен на постой к Режин, которая, как истинная француженка, обожала кошаков картезианской породы. Ольга еще раз обвела взглядом гостиную, присела на стул у входа. Няня Полина Дмитриевна в детстве научила, с тех пор и соблюдает русский обычай присесть на дорожку. Ночь она почти не спала, забывшись лишь перед рассветом, и из состоянии странной апатии ее не смог вывести даже холодный душ. Все же она не пожалела, что отказалась от предложения Джеймса проводить ее в аэропорт. Хотя, если говорить объективно, собственную фразу «ты можешь меня не провожать» вряд ли можно расценивать отказ от предложения, которое, собственно говоря, и не прозвучало.
Джеймс был против ее поездки («Ты уверена, что стоит тратить столько времени и сил на довольно мифические поиски? Ты полагаешься на непроверенную информацию, не будет ли слишком сильным твое разочарование? Я не комментирую стоимость таких приключений – это твои деньги, и ты имеешь полное право тратить их по своему усмотрению, но ты используешь на это весь отпуск. Я полагал, что у нас будут другие планы»). И если он не понимал, почему она едет, зачем было пускаться в ненужные объяснения? Но – подумалось с досадой – предложить проводить ее в аэропорт он все-таки мог.
Тротуар перед подъездом был безукоризненно чист. Старательная консьержка, шаркая метлой, рано утром подмела почерневшую медь опавших листьев, вычистила стоявшие у подъездов урны, натянув на них блестящие полиэтиленовые мешки. По опустевшей велосипедной стоянке неторопливо прохаживалась ворона, безуспешно пытаясь найти остатки еды.
Конец сентября в Женеве обычно теплый и безветрен, но налетевший резкий холодный ветер приблизил приход осени. Трава на газонах слегка пожухла, потерял летнюю упругость вечнозеленый плющ, обвивавший мощные стволы вековых деревьев и старые стены города, а в утреннем воздухе витал запах прелых листьев.
Ярко-желтое такси ждало у подъезда, водитель уложил чемодан в багажник. Ольга привыкла путешествовать налегке, но в этот раз багаж получился довольно увесистым. Пришлось взять теплые вещи (в Сибири уже почти зима, холодновато все-таки), ну и подарки накупила – как же в Россию без подарков? Вес добавил ноутбук с зарядным устройством, читалка, словом почти 23 допускаемые Аэрофлотом килограмма. Зато сумка стала невесомой, плечо не оттягивала. Подобрав полу серебристого пуховика, она опустилась на заднее сидение и обратилась к водителю: «Пожалуйста, в аэропорт». Тот согласно кивнул и включил счетчик.
Первый раз она попала в Россию еще девочкой. В школьной программе предусматривались краткие ознакомительные поездки, требовавшие от родителей дополнительных расходов, но на образование дочери Пилар средств не жалела. Помнится, девочку поразили огромные толпы людей в метро, на улицах, очереди в музей на какую-то привезенную выставку, и совершенно сказочный Кремль, чтобы попасть в который они прошли через прекрасный сад, где цвели яблони и пенились кусты разноцветной сирени. А главное – какой русский язык бушевал вокруг! У обычно сдержанной в проявлении своих эмоций девочки не сходила с лица улыбка. Она понимала, о чем говорят люди, хотя непонятных и незнакомых слов тоже хватало.
Конечно, у нее была неплохая языковая подготовка. Несколько лет Ольга исправно ходила в воскресную школу при русской церкви, посещение которой Пилар считала обязательным, хотя сама была убежденной католичкой. Для нее было делом чести сохранить русский язык и православную веру своей приемной дочери. Никто не посмел бы обвинить ее в том, что она что-то отобрала у девочки! Приемная мать делала все, чтобы девочка знала и любила свою родную культуру.
Ольга неплохо знала историю России, мать с детства привила ей вкус к русской литературе, которую боготворила сама. Сама Пилар хоть и говорила по-русски с трудом и старалась избегать ситуаций, когда в этом возникала необходимость, так как была честолюбива и не хотела «терять лицо», но читала свободно. Русскую музыку очень любила, пожалуй, не меньше, чем испанскую. «Арагонская хота» Глинки звучала из мобильных телефонов матери и дочери Руис Прадо.
На третьем курсе университета ей повезло попасть на зимние каникулы в Суздаль. Ольге казалось, что она попала в сказку – деревянные дома с резными наличниками, струйки дыма из печных труб, лиловое закатное солнце, мимолетно отразившееся на сколотых изразцах Кремля, и снег, снег, превративший постройки в исполинские грибы, а деревья – в причудливые елочные игрушки из ваты. Еще затемно по утоптанным до блеска дорожкам на санках везли закутанных в платки малышей или бидоны и ведра, а хруст (или скрип?) по снегу добротно подшитых валенок будил спавшую у окна Ольгу, навсегда сохранившись в памяти как необъяснимое ожидание чуда.
Программа курсов русского языка была очень плотной, после занятий слушатели не расходились, обсуждения затягивались допоздна, но Ольга не чувствовала усталости: классы проходили так интересно! Пленительная красота русского языка казалась неисчерпаемой, сколько новых слов и выражений она узнала той зимой! Одно милое слово «тупичок» казалось ей таким вкусным, что она проговаривала его как тающую во рту шоколадку, за что и получила соответствующее прозвище.
– Эй, тупичок, вставай, пора на занятия – будила ее соседка по комнате, и Ольга, потянувшись, с улыбкой сбрасывала одеяло. Хотелось успеть все прочитать, все увидеть и девушка запоминала имена незнакомых ей авторов, предвкушая будущие открытия.
А зимние утехи! Катание на санях, лыжные прогулки по заснеженному лесу, битва снежками, когда она потеряла бирюзовую сережку и вся группа, превратившись в землероек, перекапывала сугробы, а сбитая снежком сережка преспокойно висела на заледеневшем от дыхания шарфе. Помнится, ей за ложную тревогу назначили штраф – раскачали и с размаху бросили в самый глубокий сугроб, откуда она, совершенно осипнув от хохота, долго не могла выбраться…
Пожилой таксист поглядывал в зеркало, невольно любуясь красивой молодой пассажиркой, погруженной в свои мысли. Вероятно, приятные, так как с лица девушки не сходила мягкая улыбка. Наверняка о парне своем думает. Эх, везет же некоторым…
* * *
Из России Ольга возвращалась домой, в Женеву, в свою привычную и удобную жизнь, но каждый раз по дороге в Шереметьево у нее щемило сердце и, не признаваясь в этом даже самой себе, ей хотелось, чтобы случилось что-нибудь непредвиденное и она смогла бы задержаться. В Россию Ольгу тянуло постоянно, и объяснить это влечение только желанием побыть со своими русскими друзьями, или намерением усовершенствовать знание языка она бы не смогла.
В последний раз она съездила в Москву всего на три дня – на переговоры швейцарской строительной компании с перспективными партнерами из России. Поездка была слишком напряженной и быстротечной. Переговоры, обед, опять переговоры до позднего вечера, и в остатке было лишь одно желание – выспаться. Ни времени, ни сил на свободное время не оставалось. Даже москвичке Кате, с которой подружилась той зимой в Суздале, звонить не стала. Немыслимое дело – оказаться в России и пообщаться с друзьями только по телефону. Не поймут! Лучше вообще не звонить, а вот в следующий приезд все-все объяснить. И проболтать всю ночь напролет.
В этой командировке и российская сторона была, по мнению Ольги, представлена не лучшим образом. Какие-то чванливые и одновременно льстивые люди, которые во время перерывов старались произвести впечатление на Ольгу и делали ей довольно неуклюжие и сомнительные комплименты. На вопрос Ольги о новинках современной прозы, московский переводчик недоуменно посмотрел на нее и ответил: «В книжных ничего не покупай, по выписке дешевле будет».
Ну да всякое бывает. Ольга попыталась забыть неудачную поездку и собралась вскоре опять вернуться в Россию, подумывая даже о возможности поработать там какое-то время. Ей хотелось поделикатнее подготовить мать к такому разговору, зная, как та болезненно переживает любую разлуку с дочерью.
Но случилась беда. Пилар никогда не признавалась в своих слабостях даже себе самой, и постоянные недомогания объясняла то переутомлением, то переменчивой погодой, постоянно откладывая необходимое обследование Страшный диагноз поставили слишком поздно. Болезнь стала быстро прогрессировать и приняла необратимый характер. Все силы и средства были брошены на лечение матери. О какой поездке в Россию могла идти речь в таких условиях? Планы были отложены на неопределенное время.
Признание умирающей Пилар о существовании русских родственников потрясло Ольгу, она долго приходила в себя, сомнения были долгими и мучительными. Самым близким другом и советчиком по жизни была мать, и теперь, когда ее не стало, Ольге предстояло самой сделать выбор – не ворошить прошлое или решиться на поиски.
Нельзя сказать, что ее страшила неизвестность, но она прекрасно понимала, что будущие открытия могут принести не только радость, но и сложности, даже разочарования. Что, если ее родные окажутся совершенно непонятными ей людьми, если они не захотят принять ее, если будут винить ее в том, что она так долго не искала их? Кроме того, она ни при каких обстоятельствах не допустит выпадов против Пилар, но так ли будут думать ее родственники в России?
Она никому не позволит критиковать Пилар она, хотя (по справедливости, как нехотя признавала сама Ольга) ее русские родственники могут иметь на это и право, и доводы. Свое мнение есть у каждого, разве можно навязывать лишь нужное тебе? Казалось, что раздумьям не будет конца и Ольга еще больше замкнулась в себе, опасаясь как поверхностного сочувствия, так и постороннего влияния. Именно влияния, а не помощи. Так ее воспитала мать, тщательно избегавшая мелочной опеки даже над маленькой дочерью, не говоря уже о повзрослевшей. Нет, это решение она должна принять сама, не перекладывая ответственность на чужие плечи.
Развязка произошла внезапно. Неделя была напряженной, на работе возник конфликт, на вечерние посиделки в баре не было ни сил, ни настроения. Хотелось тишины и немного понимания. Джеймс был в отъезде, в командировке в Лос-Анджелесе. Из-за разницы во времени поговорить не получалось, да оно, скорее всего, и к лучшему: он не выносил «ламентаций», к которым относил любые разговоры на тревожные темы, полные сомнений и неизбежных повторов. Идеальным слушателем был кот Матюша, но увы! – он не мог стать собеседником. Бесцельно побродив по квартире и заварив себе травяной чай, Ольга опустилась на диван. Кот устроился рядом, привалился теплым боком и Ольга незаметно уснула.