– Он мог в вас попасть, – так же тихо произнесла она.
– Я знал, что он стоит за дверью, – сказал я, вешая автомат на плечо, – не спрашивайте откуда: просто знал.
Вдруг Ирина прикрыла ладонью лицо и резко отскочила к куче тряпья и покрышек. Плечи ее вздрагивали: ее вырвало. Она достала из кармана комбеза пачку гигиенических платков. А я обнял ее сзади за плечи и сильно сжал в ладонях. Она вздрогнула, но не высвободилась.
– Простите, – Ирина тяжело вздохнула, – никак не привыкну ко всяким жутким неожиданностям.
– Я тоже, – тихо ответил я.
– Вы-то здесь уже давно.
– Просто я уже привык, что не могу привыкнуть.
Она слабо улыбнулась. Мне вдруг захотелось, чтобы она поняла, что никакой я не супермен, которому все пофигу, а обыкновенный мужчина, просто на другой планете.
– Кто он? – Ирина кивнула в сторону тела.
– Есть такие на Марсе странные люди, – сказал я. – Мутировали они таким образом: у них стала очень чувствительной кожа, сильно упало кровяное давление, и температура тела опустилась градусов до двадцати. Долгие периоды вялости у них чередуются с короткими взрывами активности. Со стороны напоминают мертвеца. Этот, видать, сильно оголодал. Они вообще довольно редко нападают. Да и противники они не очень опасные.
Ирина продолжала смотреть на мертвое тело, широко распахнув свои и без того большие глаза.
– Что Марс делает с людьми! – тихо произнесла она.
– Примерно то же, что люди с Марсом, – ответил я, – они хотели переделать его, а в результате он переделывает их.
– Мне кажется иногда, что Марс – это такое огромное зеркало, в которое люди могут заглянуть и увидеть, кто они есть на самом деле.
Ирина развернулась и пошла к воротам.
– Запускайте туристов в ангар, – крикнул я ей вслед, – только пусть не разбредаются.
– Хорошо, – услышал я в ответ.
– Ну а мне тут долго загорать с отдыхающими? – не выдержал Йорген.
– Охраняй их, Йорген, – сказал я, – тут, может, еще кто окопался.
Он выругался, но послушался меня и стал пытаться расширить щель в воротах, на что те отвечали надрывным скрежетом.
– Сибилла, пойдем проверим путь к жилым блокам. – Я передернул затвор.
– Пошли, Странный. – Сибилла подмигнула мне, кивнув в сторону Ирины.
Я нахмурился, а она заулыбалась. Мы подошли к двери, и я оттащил мертвое тело, накинув на него кусок брезента, валявшийся на полу.
– Надо будет его прикопать на улице, – сказал я Сибилле.
– Все равно церберы отроют. – Она махнула рукой.
Сперва мы вошли на небольшой склад, такой же пыльный, как и ангар, с кучей поломанных ящиков и парочкой контейнеров с надписью «Земля – Терра‑2». В распахнутых дверцах одного из них виднелось несколько полуистлевших матрацев и куча ветоши, видно служившая подушкой. Рядом валялись пустые консервные банки. Кто-то оборудовал себе здесь берлогу – может, даже бедняга-кадавр. Несмотря на то что он заставил меня понервничать, мне было его немного жаль: если бы не ружье, мы бы его покормили… Правильно Сибилла сказала мне как-то, что я бываю излишне сентиментален. На Марсе это недозволительная роскошь.
Со склада несколько дверей вели в подсобки, которые все выходили в цех готовой продукции. Там длинными рядами стояли транспортеры, уставленные металлическими болванками и пресс-формами. Некоторые валялись на полу, среди рваных остатков спецодежды и каких-то пятен не то засохшей крови, не то мазута. В левом углу примостился в вальяжной позе скелет – я всегда его здесь видел, с первого дня посещения этого места. Скелет одной рукой опирался о прогнивший электрощиток, а в другой сжимал заржавевший нож. Все было спокойно. Мы пошарили фонариками по углам и двинулись по коридору, который обнимал корпус огромного сублиматора, к цеху прокатному. Сквозь выбитые окна лился свет марсианского дня, солнце набирало высоту – хорошо, что туристы уже в ангаре. Под ногами хрустели стекла, хотя мы и старались ступать как можно тише. Тихо жужжали мухи, и где-то слышался шорох: наверно, крысы – они вообще не боялись никого и ничего, а их как раз боялись многие. Марсианские крысы – это опасный зверь: в холке могли достигать полуметра, зубы чуть не с палец, легкий броник прокусывают. Хорошо только, что на Марсе мало инфраструктур, где бы они могли размножаться, и поголовье их невелико, да и человеческому мясу они больше предпочитают дичь попроще.
Вот и развилка: направо – литейный цех, налево – прокатный, и прямо – огромная труба, ощетинившаяся гребнями проржавленных транспортеров, уходила к шахтам забоя: завод был полуавтомат. А чуть сзади нас прилепился к стене люк с винтовой лестницей вниз. Там был подземный бытовой сектор, разрушенная котельная и проход на еще один ярус под землю, в реакторное отделение. Когда я был здесь в последний раз, реактор исправно работал.
– Постой тут на стреме, – сказал я Сибилле, кивнув на круглое отверстие в полу. – Засеки десять минут: я мигом.
Она кивнула, а я взялся за перила и начал спускаться, освещая ступеньки нашлемным фонарем. Накрутив пять кругов, лестница уперлась в пористые блоки марсианского туфа, кое-где залитые бетоном. Круглое помещение с двумя черными глазницами небольших тоннелей. Один вел в котельную, второй – к бытовому сектору. Это было написано на потемневших от времени настенных табличках. Справа от лестницы в полу располагалось такое же отверстие, с такой же лестницей, но прикрытое толстым выпуклым люком со значком радиационной опасности. Рядом висела полусгнившая табличка: «Реакторный отсек. Проход строго по индивидуальным магнитным карточкам». И тут же рядом была покосившаяся стойка со считывающим устройством: все-таки горнодобывающий завод – объект стратегический. В забойных шахтах тут до сих пор ржавеют два горнопроходных лазера, по пятьсот мегаватт каждый.
Я пошарил лучом фонаря по стене слева. Найдя искомый рубильник, прислонился спиной к стене и дернул рычаг вниз. Медленно разгорелись по стенам и в тоннелях зарешеченные лампы, и я мысленно поздравил себя с прибытием к назначенной точке. Я замер, внимательно присматриваясь по сторонам: вроде все тихо. Погасил фонарь и вошел в тоннель бытового блока. Он оканчивался массивной стальной дверью с винтовым запором. Не торопясь подошел я к двери и начал внимательно изучать то место, где штурвал замка входил в дверь. Уходя в прошлый раз, мы с Лешкой Тесаком приклеили на муфту запора незаметную промасленную бумажку, чтобы потом знать – был ли тут кто чужой. Хитрость эта зачастую имела важное значение: не хотелось бы, войдя в бытовку, попасть под шквальный огонь каких-нибудь отморозков вроде паладинов или душманов, у которых с крышей вообще напряг серьезный. Они сначала стреляют, а потом разбираются, кто это был при жизни.
Я даже фонарь включил – бумажки нигде не было. Черт! Я ничьего присутствия не ощущал, но на одну интуицию полагаться нельзя. А главное, включив рубильник, я уже себя выдал, и если там внутри кто-то есть, то он погасит свет в бытовке, чтобы в проеме двери я был, как в тире. А раз рубильник был выключен, значит, нас засекли на подходе. А уж пальбу-то мы устроили – тут только глухой не услышал бы. С другой стороны, постояльцы могли уже давно уйти, да и будь они тут, кадавра бы точно отстрелили. В общем, дверь надо открывать, а если отключить рубильник, то предполагаемый враг поймет, что я его просек, и притаится. Да уж… как всегда, все через задницу… Позвать Сибиллу, что ли? Да ладно: она мне за спиной нужнее. Ну – поехали!
Я поднял с пола кусок бетонной крошки и положил в наколенный карман. Прижавшись к узкому простенку слева от двери, взял в правую руку автомат, натянув его на ремне с плеча для заградительного огня, а левой стал потихоньку крутить штурвал замка. Замок поддавался туго и плавно: его часто смазывали Охотники. Вдруг скольжение винта прекратилось, и дверь с легким щелчком ушла на пару сантиметров вглубь. Она медленно отворялась вовнутрь под действием скрытого в стенной нише противовеса. Ее плоскость скрывала еще от меня комнату, но я успел заметить, что свет в предбаннике горит, значит, и в помещениях тоже: охотники пользуются общим рубильником, чтобы не нашаривать впотьмах выключатель. Это открытие меня озадачило, но и только. Дверь вошла в нишу предбанника и с металлическим лязгом зафиксировалась. Я вынул из кармана осколок бетона и кинул его рикошетом об дверь. Раздался шорох упавшего на пол манка. Никто не выманивался. Я подождал минуты три для верности, потом, стараясь не шуметь, вытащил из специального кармашка на спине тонкую трубочку телескопического видеощупа (ВЩ‑14э, армейского производства – вещь, не заменимая в наших условиях). Подсоединил провод от видеоглазка к КПК, пристегнутому на запястье, и включил экран. Настроив камеру, я выдвинул щуп сперва в предбанник. На экране поплыло изображение противоположной стены небольшой комнатки типа гостиной. В центре стоял овальный стол и четыре кресла. Потом правый угол с двумя дверьми в комнаты отдыха, потом левый угол с такими же дверьми: никого.
Я выключил щуп и убрал его обратно. Аккуратно сняв шлем и нацепив его на дуло автомата, просунул его в дверной проем – вновь тишина. Надев шлем, я глубоко вдохнул, задержал дыхание и, присев на корточки, кубарем перекатился по полу под стол, мгновенно развернувшись к противоположной стене: опять никого.
Вылез из-под стола, отряхнулся и методично проверил таким же образом оставшиеся комнаты. Тревога улеглась – все было чисто.
Я тяжело вздохнул и пошел обратно к лестнице. Уже почти ступив на первую ступень, я услышал разорвавшую тишину сверху пару коротких экономных очередей из «абакана»: это почерк Сибиллы. Как на крыльях, взлетел наверх: Сибилла передергивала затвор, а на выходе из литейного цеха корчились в предсмертных судорогах две здоровенных крысы серовато-рыжего окраса. Сибилла увидела мою голову, торчащую из люка с автоматом в поднятых руках:
– Надо было бы позвонить в санэпидемстанцию, – сказала она, откинув прядь волос со лба, – но я не успела.
– А‑а-а‑а, – протянул я, – ну и ладно, чего зазря людей беспокоить. Внизу все чисто, пошли за отдыхающими.
Мы вернулись в ангар, встреченные взглядами Ирины и Йоргена: один взгляд был взволнованно-радостным, другой – нетерпеливо-раздраженным. Туристы спешились с дромадеров: кто болтал, кто копался в рюкзаках, а кто негромко разговаривал, разминая затекшие ноги.
– Все чисто, можно заходить, – крикнула Сибилла.
– Значит, так, – громко сказал я, – верблюдов стреножить и выдать им корма на день. Готовьтесь, через пять минут пойдем по койкам.
Мы с Сибиллой отволокли труп кадавра подальше от ангара, а потом втроем с Йоргеном прикрыли ржавые ворота (почему их никто не смажет?) и приперли их ящиком с железными болванками. Сибилла поставила на скамейку ультразвуковой пугач, настроенный на частоты юварков, церберов и крыс. Я отсоединил от щупа видеоглазок и замаскировал его на ящиках.
Мы выстроились в нестройную колонну и пошли по пустым коридорам к лестнице. Йорген с Сибиллой впереди, а я замыкал. Когда вниз спустился Крис Паттерсон (он шел последним передо мной), я установил перед люком портативный ретранслятор с дополнительной камерой, чтобы сигнал с видеоглазка попадал к нам в подземелье и имелось наблюдение за входом на лестницу. Он крепился на тугую стальную прищепку, которая оставляла на ржавых перилах характерный узор. И тут я заметил рядом на тех же перилах такой же след: тот, кто потерял нашу опознавательную бумажку на замке, тоже ставил здесь свой ретранслятор – логично…
Туристы во главе с Ириной толпились в пыльном коридоре, возле двери с винтовым запором.
– Заходите в гостиную, – крикнул я, спустившись с лестницы, и голос мой глухим эхом отразился от бетона, напоминая звук бутылки, из которой вынули пробку.
Люди зашевелились и стали протискиваться в дверь. За овальным столом уже восседал Йорген, закинувший на стол ноги, в позе ковбоя из бара.
– Мы что, снимаем вестерн, Йорген, дружище? – Я пытался не показать, что Йорген начинает выводить меня из себя своими выходками.
– Да вот ноги затекли, в седле пока сидел. – Йорген с усмешкой закурил.
Туристы расползались по комнате, словно туман, – так казалось мне от усталости: я мог сосредоточить внимание только на объекте, который видел прямо перед собой.
– Йорген, – я говорил понизив голос, встав рядом с ним, – ты что, устал сильнее туристов? А я думал, ты человек несгибаемой воли.
Я рассмеялся и отвернулся к Сибилле, но краем глаза заметил, что ноги Йорген снял.
– Сиб, дорогая, поставь на дверь сигналку, а я тут начну распределять людей по комнатам.
Я щелкнул тумблером регенератора воздуха на стене, и в трубах завыли вентиляторы.
Йорген вертел в руках снятый с настенной полки баллончик с освежителем воздуха.
– Кажется, срок годности этого освежителя истек год назад, – хмыкнул он, – но сомневаюсь, что этот химический коктейль мог прокиснуть. «Хвойная свежесть»… посмотрим.
С этими словами он поднял баллончик кверху и, нажав на колпачок пальцем, изверг под потолок жиденькую белесую струю. В воздухе разнесся едковатый лекарственный запах.
– Фу! – зажала нос Аюми, стоявшая ближе всех.
– Йорген! – нахмурясь, сказала Сибилла. – Потравишь народ – я у тебя из гонорара вычту!
– Да, свежесть совсем не хвойная, – принюхиваясь с видом знатока, произнес тот.
Ирина уже протирала стол после Йоргеновых сапог какой-то поролоновой губкой, потом достала термос из рюкзака и водрузила его на бумажную салфетку.
– Давайте поужинаем вместе, прежде чем идти спать, – обратилась она ко всем. – Кто хочет, может выставлять на стол еду.
Затем она отстегнула от шлема защитный светофильтр и закрепила его на решетке лампы, висящей над столом: комната окрасилась нежно-сиреневым светом. В очередной раз я поразился ее умению относиться ко всему непредвзято: раз – и уютная гостиная в заброшенном бытовом секторе.
Настроение у группы стало заметно повышаться: слышался приглушенный смех, непринужденная болтовня, и вся эта мрачность бетонных стен казалась уже чем-то эфемерным. Я подошел к замызганной раковине со стаканом в руке и открыл воду. Коричневатая струя ударила в пластиковый бак, и воздух наполнился ароматами затхлости стоялой воды с острой примесью мокрой ржавчины. Дав струе немного слиться и чуть заметно посветлеть, я подставил стакан, а затем кинул в него обеззараживающий реагент.
Процедив осадок и положив в воду кубик кофе, я сел за стол. На стакане зажегся индикаторный огонек нагревательного элемента. Остальные проделывали у раковины те же процедуры. Кто был побрезгливее, доставал воду из своих запасов, хотя по инструкции в рюкзаке всегда должно быть минимум полтора литра.
Я сидел, тупо уставившись на прыгающий в стайке пузырьков медленно тающий коричневый кубик. Ирина села напротив, приготовила себе чай.
– Так! – прикрикнула на кого-то Сибилла. – Дверь под сигналкой, замок не трогать. Туалеты – вон, справа.
Некоторым не хватило стульев – они выволокли из комнат отдыха какие-то ящики, ведра и табуреты. Рой Гронфилд нашел кресло без двух передних ножек и подложил под него железный ящик с инструментами, потом, после долгих галантных расшаркиваний, уступил его Лайле Блери, которая томно улыбнулась своими пухлыми красными, как вишни, губами. Азиз Алима о чем-то оживленно беседовал с Джованни Мурреем. Аюми ожесточенно рылась в рюкзаке. Аурелиано мрачно торчал во главе стола и потягивал что-то из металлической фляги. Аида Дронова беззаботно болтала с Крисом Паттерсоном, который протирал о свой свитер запотевшие очки и косился с опасением на руки итальянца, которыми тот так отчаянно жестикулировал.
– Не хотите соевого мяса? – спросила Ирина. – У меня есть отличные консервы в винном соусе: очень вкусно!
– Спасибо, Ирина. – Я устало улыбнулся. – Все, что мне сейчас нужно, – это кофеин, чтобы перетерпеть первые четыре часа вахты.
– Вы не будете спать? – Она удивленно подняла брови.
– Вахты у наших Охотников по три часа. Так что вам повезло – вы можете спать все девять. Вы мне лучше скажите, как будете распределять отдыхающих здесь. У нас пять женщин и семеро мужчин. Проблем этики не возникнет?
Ирина посмотрела на меня с некоторым оттенком удивления.
– Прошу членов группы «кси‑516» подойти ко мне. – Ирина подняла руку вверх как заправский земной экскурсовод. Я по-доброму улыбнулся.
Отдыхающие сгрудились рядом со столом возле Ирины, и начался хаос идей, жеребьевки, пошлые шуточки, хохот и негодование. Я смотрел на эту пеструю суету, прищурив веки, и думал – взрослые дети! Школяры!
И все же этот бедлам добавлял какого-то ощущения жизни, отвлекал от напряженных мыслей о дне завтрашнем и воспоминаний о дне прошедшем.
Аурелиано надменно молчал, скрестив руки на груди и глядя на всех присутствующих с выражением ироничного снисхождения.
Рой Горнфилд предлагал свои услуги в качестве дежурного и спать не собирался.
Лайла заявила, что ей все равно с кем спать, чем вызвала сальные усмешки мужской половины и несколько презрительных женских взглядов – пошли дешевые шуточки. Крис Паттерсон поддержал Роя, предложив, чтобы вместе с Охотниками вахту нес кто-нибудь из туристов. Аида постоянно говорила что-то и сильно жестикулировала, а потом стала шептать что-то на ухо Аюми, скосив глаза на Лайлу. Аюми прыснула от смеха, смущенно прикрыв губы ладонью. Джованни с Алимой говорили, что весь «тихий час» собираются травить анекдоты, поэтому хотят быть в одной комнате.