Жених без лица - Сергей Долженко

Жених без лица

роман

Сергей Долженко

© Сергей Долженко, 2016

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Глава первая. Жених без лица

Почему Иван Петрович Шмыга решил, что в этот славный весенний день с кем-то из его близких обязательно должно случиться несчастье? Когда в первый раз появилось нехорошее предчувствие? Может, на площади Горького, где нос к носу столкнулся с цыганкой и та, здоровая усатая тетка в пышных цветных одеждах, пробасила:

– Дай-ка, я тебе, касатик, погадаю.

– Времени нет, коллега, – снисходительно отмахнулся Иван Петрович, в настоящее время трудившийся владельцем гадательного салона «Мадам Фуше». Но так нечаянно вышло, что она все-таки ухватилась за его руку. Легко разжала пальцы и глянула:

– Да, времени тебе, касатик, мало осталось!

И отвернулась, мгновенно потеряв к нему интерес.

Шмыга в недоумении дернул плечом, и независимо проследовал дальше. Но, спустя несколько шагов, не выдержал и украдкой посмотрел на ладонь. Что она там увидела, что значит – «времени нет»? Основные линии глубокие, четкие: линия жизни упирается в запястье, предвещая долголетье, линия ума упрямо рвется вверх, а вот сердечная, согласен, запутана, вся из мелких черточек, что по всем правилам хиромантии обещает кучу любовниц, множество увлечений, но врет, ох, как врет. Судя по его личной жизни, она должна совсем отсутствовать!

Бред собачий! Эти темные жрицы сведущи лишь в одном – в предвидении позолотит «касатик» ручку или нет. Времени нет… Чего-чего, а времени много. Еще час до встречи с Мариной Чайкой, менеджером отдела валютных операций «Трансбанка». Клиент, о котором можно только мечтать. Состоятельные родители, не замужем и помешана на мистике. Убеждена, что ее драгоценной жизни угрожает страшная опасность, и считает, что жива до сих пор лишь благодаря непрестанным усилиям Ивана Петровича. Роль личного ангела-хранителя устраивала Шмыгу, поскольку щедро оплачивалась.

Но присутствовал один тяжкий момент, который весьма тяготил его: клиент попался безумно красивый! Фотомодель. Без всякого преувеличения. Все линии изящной фигуры находились в идеальной пропорции, часами сидел бы и таял от восхищения. Именно о такой женщине он мечтал всю свою юность.

Представьте: час ночи, звонок на сотовый: «Иван, вы должны срочно приехать. Мне приснился ужасный сон!». Встречает в халате на голое тело. Проводит в спальню, хватается за стакан воды, рассказывает со слезами на глазах:

– Какой-то черный негодяй бежит за мной с кривым ножом. Большое светлое здание, множество людей, и ни один не хочет мне помочь. Все смотрят на меня, но как будто не видят. Убийца машет ножом, а сам весь в черном, капюшон на голове… на монаха похож. Вы говорили, полуночные сны сбываются через неделю. Что делать, Иван? Я не хочу умирать!

Смотрит на него жалостливым взглядом и хлопает роскошными ресницами.

Как ему хотелось обнять эти вздрагивающие плечики, прижать к себе… Но, Иван Петрович, сложив руки на груди, словно школьный учитель, начинает расхаживать по мягкому ковру спальни и нудно объяснять:

– Стоит обращать внимание лишь на сны, явившиеся в промежуток времени от двух до четырех часов ночи. Ваш сон был в начале первого.

Марина садится на кровать, сбрасывает тапочки…

– В начале первого… – повторяет, замешкавшись, Иван Петрович. – По всей видимости, не носит предсказательного характера и свидетельствует о том…

Она вздыхает, кутается в одеяло, но так небрежно, что очаровательная ножка видна до самых бедер.

– … что впереди ситуация, которая позволит вам резко выйти на новый уровень. Маньяк с ножом – это обстоятельство, которое попытается прервать вашу прежнюю жизнь. И ваше счастье, если он когда-нибудь нагонит и, прошу прощения, зарежет.

– Зарежет?! – охает она, не отводя от «ангела-хранителя» расширенных глаз. – Мне будет больно?

– Зарежет не в физическом смысле. Смерть для нас – это прежде всего безвозвратность. И образ смерти во сне лишь подчеркивает эту самую безвозвратность. То есть, переворот в вашей жизни будет настолько основательным, что к вам, прежней личности, возврата не будет. Вы продолжите жить, но обновленная.

– Обновленная, – сонно повторяет Марина, зевая, даже не пытаясь прикрыть ладошкой розовый, как у кошечки, ротик.

Тяжело молодому человеку неполных тридцати лет играть роль «духовного отца» такой прелестной дочери.

Неладное стало твориться в жизни Чайки после того как родители купили ей двухкомнатную квартиру в спальном районе городе, и она повела самостоятельную жизнь. Сразу пошли невезения с многочисленными бой-френдами. Один мальчик пожил с ней месяц, потом исчез, прихватив на память пару ценных вещиц. Второй, красивый, как херувим, был наркоманом и тянул из нее деньги; третий вовсе оказался садистом и однажды так избил ее, что она с сотрясением мозга очутилась в больнице. Где она умудрялась находить таких? Любой солидный человек выложил бы целое состояние, лишь бы иметь это произведение искусства в своей постели. А с ней все какие-то мелко уголовные мальчики…

Что на этот раз ему расскажет Марина?

Быть может, тревожное предчувствие шевельнулось раньше, когда вышел из дома? Не было восьми часов, зябли руки без перчаток, но солнце вовсю играло на лобовых стеклах припаркованных машин, расчирикались лохматые воробьи, непрочный лед хрустел под каблуками, как осколки тонкого чайного стекла…

Какая-то баба в оранжевой безрукавке дорожного рабочего попросила сигарету. Он не курил, и от избытка хорошего настроения пошутил, сказав вроде того, что «здоровье, мамаша, беречь надо», на что баба сурово указала ему – «все равно помрем». Причем, ничего больше не добавила, да и эту фразу сказала рассеянно, даже не сразу, а спустя несколько мгновений. Вышло так, что просто бросила в спину – «все помрем».

Шмыга не обратил внимания на глупые слова. В это время он смотрел на дерево в палисаднике соседнего дома, усыпанное белыми листочками бумаги. Какой-то придурок, видимо таким образом, решил освободить свой захламленный стол и вывалил бумажный мусор прямо на дерево под своим окном…

Какое-то отдельно стоящее предупреждение, знак, который тогда ему ничего не сказал. Четко фиксируемое ощущение надвигающейся беды появилось, когда он решил срезать угол квартала и пройти прямиком к автобусной остановке. Прошел мимо детского садика, свернул в тихий двор: сломанные качели, в песочнице грязный снег, детишки в круг собрались. Одна смешная девчонка без шапки, светлые косички на воротнике спортивной курточки, звонко считает:

– Налево – не сметь, направо – не сметь, кто-то должен умереть…

Ни хрена себе детская считалочка! Тогда первый раз в тот день Иван Петрович остановился. Пусто и звонко стало в голове, исчезла привычная теплая тяжесть рук и ног. Серые панели домов, хлопает на ветру белье на одном из балконов, в окне на первом этаже дернулась занавеска – по Шмыге скользнул чей-то равнодушный взгляд, женщина в черном поставила тяжелые сумки на деревянные ребра скамейки, тянет с головы пуховый платок, парень в черной кожанке нараспашку прикуривает сигарету, обжигается, трясет рукой, бьется звонкий голос из распахнутой форточки «Марина! Иди домой, Марина…»

Иван Петрович глубоко выдохнул. Ничего интересного.

Вышел к остановке, и тут ему стало нехорошо. Толпившийся народ смотрел не на дорогу, а на деревянный обгоревший остов двухэтажного дома напротив. Дым вяло выбирался из черных проемов второго этажа, в лужах перед подъездом стояла машина «скорой помощи», женщина в грязном пуховике с седыми всклокоченными волосами бежала за носилками, прикрытыми серым одеялом, из-под которого торчали большие ступни в черных носках. Носилки двое добровольцев поставили на землю. Дверца краснополосой «газели» приоткрылась, высунулся пожилой фельдшер. До остановки долетел его крик: «Да кому он на хрен нужен! Уберите!» Но пикантность ситуации состояла в том, что машина не могла выехать со двора – носилки с трупом перегораживали дорогу.

Вот тогда предчувствие окрепло и превратилось в уверенное ожидание грядущей беды.

«Направо не сметь, налево не сметь, кто-то должен умереть…»

Плохие предчувствия не одолевали Марину Чайку. Напротив, она места не могла себе найти от внутреннего ликования! Под утро ей приснился шикарный сон. Она так и говорила кассиру Владке, с которой через каждые пятнадцать минут выбегала курить, – «Шикарный сон!».

Марине приснилась свадьба. Хрустальные люстры на золотых цепях свисают с потолка; длинные столы, богато сервированные яствами, уходят вдаль; несметные толпы гостей, кто в смокингах, а кто в затрапезной рабочей одежде, шумно рассаживаются на стулья… гремит музыка, она в пышном белом платье под руку с женихом медленно входит, за ней другие пары…

– Единственное меня смущало – никак лицо жениха не могла разглядеть. Он не отворачивался от меня, но лица его не видела. Во сне было такое ощущение, что знала его много лет, и вот, наконец, мы обручены и, наконец, мы вместе…

– А Димка твой, что? Ты ему рассказывала? – деловито спрашивает Владка, забывая стряхнуть пепел с кончика сигареты. Белые хлопья летят на черный свитер. – Только быстрее говори: я сегодня одна. Наташка не вышла на работу, отгул взяла.

– На фиг мне Димка, этот козел. Ни роду, ни племени. Выскочка. Сегодня есть свое дело, завтра на завод пойдет. Нет, Влада, во сне был настоящий мужик, по тому как вел меня, как руку держал, я чувствовала, это настоящий!

– Ну, Маринка, поздравляю! Если ты говоришь, что сны точняк сбываются, значит, скоро того… Только в мае свадьбу не играй, всю жизнь мается будешь! Но, кстати, снам я не верю, дерьмо все это. Мне свадьбы последний месяц через день снятся, а толку! Не то что жениха, даже завалящего мужичка никак не встречу.

– Курят и курят, – ворчала за спиной девушек уборщица. – Чем убирать буду? Тряпки заперли, щетки заперли, ключ домой унесли…

Сидит Чайка и ждет своего провидца, в рассеянности перебирая бумаги. Лишь он может точно сказать, что означает сон, сбудется ли, если сбудется, то когда…

Филиал «Трансбанка» располагался на втором этаже высотного здания управления железной дороги, и через стеклянную перегородку Марина могла видеть просторный овальный зал предварительных касс, посередине которого высилась огромная пальма, обложенная разноцветными камнями. Обе стрелки на квадратном циферблате часов, висящих под самым потолком, сцепились и застыли у цифры двенадцать.

Ничего делать не хочется. Скорей бы приходил этот знаток сновидений! Они спустятся в бар «Маргарита», и там за салатиком «оливье» она расскажет ему сон до мельчайших подробностей. Не может быть, чтобы такой шикарный сон не сбылся!

Кирилл Вощагин, бывший владелец бара «Маргарита», припарковал «вольво», сунул стольник подбежавшему охраннику, щелкнул брелком сигнализации. Машина дважды мигнула подфарниками и выдала короткий гудок. С барсеткой под мышкой направился через подземный переход к восемнадцатиэтажной «книжке» УЖД, с торца которой располагался бар. Кирилл все никак не мог привыкнуть, что его гордость, вершина коммерческой карьеры, его цветок жизни перешел в чужие руки. Осталось сегодня получить остальную сумму и подписать пару документов.

Бросил в рот сигарету и поспешно прикурил от золотой «Zippo».

Ладно, пусть Наталка получит свой лимон и свалит из его жизни. Лимон! Убить дешевле. Если б не сынуля, завалил бы. Семь магазинов его прокормят, конечно, но «Маргарита»… какое место, как можно развернуться!

По-хозяйски толкнул резную дубовую дверь и вошел. К нему бросился черномазый паренек в строительной фуфайке:

– Бар закрыт! – выпалил он.

Кирилл вяло махнул ему:

– Отвали!

Крикнул бармену, высокому жилистому кавказцу в черной безрукавке, обтягивающей спортивную фигуру:

– Малика позови.

Новый владелец «Маргариты», юркий щуплый выходец из Южной Осетии Малик выскочил из подсобки, как чертик из китайской шкатулки. Кроме имение Вощагин о нем не знал ничего. Документы оформлялись на другое лицо, явно подставное. Но это обстоятельство было Кириллу по барабану – на кого они там перепишут аренду, главное, чтобы бабло аккуратно заплатили. Ну, покупатели вроде не скупились. Заявил на полтора миллиона, на полтора миллиона и подписались. Сто штук баксов задатку выложили сразу, хотя предупредил их: «Передумаете, задаток мой».

– Рано пришел! – озабоченно сказал Малик, поздоровавшись, вытирая руки о синий истертый халат.

– Ты что, ремонт затеял? – подозрительно спросил Вощагин, кидая барсетку на стол и оглядываясь.

– Да, немного надо порядок навести! – с неохотой ответил Малик.

– Ты бабло выгони сначала, потом марафет наводи, – отозвался недовольно Кирилл. – Надо глянуть, что ты там успел наворотить….

– Слушай, – вскочил Малик. – Есть деньги, сейчас возьмешь, пересчитаешь. Куда торопишься? Коньячку выпьем, мясо покушаем, хороший сделка, обмыть надо…

Они стояли друг против друга, и Кирилл с подозрением смотрел в ускользающие глазки осетина. Сел.

– Пить не буду, за рулем. Бабло гони, и расходимся.

– Вот это слова мужчины, – широко осклабился Малик. – Пять минут, всего пять минут. Бухгалтер деньги пересчитает.

Бросил что-то бармену на своем и нырнул в подсобку.

«Ох, Наталка, не прощу я тебе это, не прощу», – ныло под ложечкой Вощагина.

Взял голь перекатную, девчонку на подтанцовках. Но умная стерва, брачный договор подсунула. Думал, бумажка, тьфу, растереть в пыль и забыть. Она не забыла, знала, что сына хотел, выторговала пунктик, что при разводе, если родит мальчишку, пятнадцать процентов со всех моих дел поимеет. Еле на миллионе, разово, с юристом сошлись.

«Что там Малик затеял? Какой на хрен ремонт, полгода как евро сделали… Дай посмотрю», – поднялся и вразвалку пошел к подсобным помещениям. Отдернул в сторону занавеску, шагнул в узенький коридор и толкнул дверь своего бывшего кабинета.

Бармен вытер руки полотенцем и, кивнув мальчишке на входную дверь, бесшумно скользнул следом за настырным гостем.

Был еще один человек, который бы на все сто процентов согласился с Иваном Петровичем, что есть предчувствие чего-то нехорошего – оперуполномоченный управления ФСБ по Нижневолжской области капитан Сергей Фролищев, чей маленький кабинет в здании транспортной милиции окнами выходил на привокзальную площадь. Однако в отличие от необоснованных и темных ощущений владельца гадательного салона, Сергей Антонович располагал информацией от своих источников, в которой прямо указывалось на намечавшийся передел сфер влияния привокзальной территории. Какие-то приезжие осетины неделю назад искали на предмет аренды привокзальное помещение под бар или кафетерий. Осетины народ обычно мирный, но в данном случае вели себя жестко, с напором, если не сказать агрессивно. Источник прозрачно намекал, что возможны конфликты, если, наткнувшись на нежелание, приезжие попробуют ломиться напропалую.

Информация, скорее всего, для милиционеров, но оперуполномоченный медлил передать ее в ГУВД. Не нравились Фролищеву эти осетины. Капитан был молод, двадцати шести лет, и в голове его крутились самые невероятные, фантастические предположения. Почему приезжие ломятся так в наглую? Есть установленные правила, есть люди, которые контролируют территорию, можно собрать сходку, обговорить спокойно, отстегнуть смотрящему долю… и все, заселяйся. Спешат? Для чего? Может, засланцы ваххабитов? Готовят перевалочную базу или крупный теракт? Возможно. Хотя прямых поездов до Нижневолжска с Северного Кавказа нет, но проходящих из Москвы сколько угодно, а точнее, семнадцать в сутки. С каждого сойдет по боевику, вот тебе и Дубровка по-нижневолжски или Беслан по-приокски. Школ и театров в городе хватает.

Три дня назад осетины исчезли. Уехали не солоно хлебавши? Но по документам еще ни один кусок собственности на территории вокзала не уплыл в чужие руки. Легли на дно? Реденькие, приглаженные на затылке волосы капитана начинали шевелиться. Чувствуя возбуждение, он торопливо накидывал план оперативных мероприятий.